Ратоборцы - Влада Воронова

К плетельному двору идти мимо кабака, и рыбаки зазвали Славяна на кружку пива. Славян предпочёл заказать жаркое — не успел поужинать. Да и не нравилось ему пиво, бойцам спецподразделений брезгливое отвращение к опьяняющим веществам внедрялось в первую очередь.

Славян уже доедал мясо, когда под навес кабака зашёл рыцарь ордена, картинно красивый голубоглазый брюнет лет двадцати трёх. Под тонкой летней формой с погонами старшего лейтенанта бугрятся мощные пласты мышц, каждое движение преисполнено уверенностью в собственном превосходстве и великой значимости, надменный и неодолимо властный взгляд повергает в трепет. Истинный воин. Деревенские вскочили на ноги, склонили головы. Рыцарь прошёл к барной стойке, потребовал двойное виски. Кабатчица, миловидная кареглазая рыжулька с натянутой приветливостью улыбнулась, поставила перед ним стакан. Рыцарь небрежным жестом дозволил деревенщине сесть.

И заметил тощего конопатого рыбака, который при его появлении мало того, что сидеть осмелился, так ещё и как выбирал ломтиком хлеба подлив, так и выбирает, как жрал, так и жрёт. Но вставать, чтобы поучить плебея вежливости, к исходу жаркого дня не хотелось. Рыцарь взял ещё виски. Сидел, поигрывал форменным хлыстиком.

Славян выскреб вкуснющий подлив и попросил у кабатчицы чай с печеньем. Чай здесь заваривали с пряными добавками, ароматный, с лёгкой горчинкой. Со сладким печеньем получался очень приятный контраст.

— Сейчас принесу, — улыбнулась официантка, племянница кабатчицы, похожая на тётушку как слегка помолодевшее отражение в зеркале. Девушка забрала грязную посуду.

На кухню идти пришлось мимо рыцаря, и парень хлопнул её по попке.

Кристиана возмущённо вскрикнула, местные себе такого никогда не позволяли. Рыцаря испуг насмешил, он схватил официантку за руку, притянул, поцеловал.

— Не смейте, — тихо сказала она, — я порядочная девушка.

Рыцарь опять рассмеялся, поцеловал ещё раз, провёл ладонью по бедру от колена до самой талии и отпустил. Кристиана убежала в кухню, на глазах сверкали слёзы, — девичьей добродетели в деревне значение придавали огромное, и прикоснуться к девушке или чужой женщине для деревенских немыслимо. Осмелься тронуть официантку рыбак или корзинщик — из кабака вышвырнули бы пинками, но перечить Ястребу никто не решился. Рыцарь смерил деревенщину презрительным взглядом, самодовольно усмехнулся.

Не будь этой невыносимо наглой, упоённой собственным скотством улыбки, Славян бы сдержался, — привлекать к себе лишнее внимание не хотелось. Но улыбка пьяного не столько от виски, сколько от собственной безнаказанности рыцаря, его дурной кураж взбесили.

— Эй, старлей, — сказал Славян, — не хами.

В первое мгновение рыцарь даже не понял, что обращаются к нему. Потом сообразил.

— Ты, — велел он рыбаку, — иди сюда.

— Тебе надо, ты и иди, — равнодушно ответил рыбак.

От неожиданности рыцарь выругался по-казарменному.

— Если я подойду, тебя в ящик будут складывать по кускам.

— Возможен и обратный вариант, — всё с тем же безразличием ответил рыбак.

— Чего? — изумился плебейской наглости рыцарь.

— Противника недооценивает глупец, — процитировал «Слово о поединке» рыбак, — затевает драки невежа, задирает слабейшего трус. Каким из трёх имён назвать тебя, любитель кабацких потасовок? Назову всеми тремя сразу.

Чтобы рыбак читал воинские трактаты, да ещё цитировать мог — да мир рехнулся! Плебеи в конец обнаглели.

— Ну всё, козёл пистонный… — начал было рыцарь.

— Странное имя, — задумчиво сказал рыбак и повторил, словно пробовал каждый звук на вкус: — Козёл Пистонный. Эт’где ж тебя таким имечком снабдили?

Тратить время на дальнейшие дискуссии рыцарь не стал, к зарвавшемуся плебею подскочил в один прыжок, замахнулся хлыстом…

…и с диким, рвущим глотку воем рухнул на дощатый пол. Перепуганное внезапной нестерпимой болью тело сотрясла судорога. Рыбак встал из-за стола, пинком поднял рыцаря на ноги. У Ястреба по спине пробежали колючие мурашки: так наказуемых поднимать умеют только палачи, фирменный приём.

— Ну и как тебе нравится слабость? — спросил Славян. — Как тебе нравится беззащитность? — он опять ткнул рыцаря большим, указательным и средним пальцами в нервные узлы. «Треугольник боли» в Весёлом Дворе охотно использовали и на палаческой разминке, готовя материал к основной пытке, и на тренировочных площадках, вразумляя нерадивых курсантов.

Теперь Славян дождался, когда болевой шок у рыцаря пройдёт сам.

— Кристиане ты причинил то же самое, — сказал он. — Те же самые страх, боль и унижение. Тебе понравилось? Поднимайся!

Дрожащий, мертвенно бледный от пережитой боли рыцарь поднялся. Ноги едва держат, дышит судорожно, со всхлипами. Словно корзинщик, а не орденской воин. Славян удивился: неужели Ястребы не обучают своих бойцов выстраивать болевой барьер? Или такое умение только для спецподразделений?

— Всё понял? — спросил его Славян.

— Да, досточтимый. Я виноват в нарушении рыцарского устава, досточтимый.

От страха рыцаря трясло сильнее, чем от свежепережитой боли. Рыбаку он безразличен! Странный воин, который зачем-то сидит в рыбацкой деревне, не получает никакого удовольствия ни от мучительства, ни от торжества собственной силы. Глаза скучающие и равнодушные, словно занят малоприятным, нудным, но нужным делом — забор красит или в хлеву убирает. С таким же равнодушием и убьёт. Видит в нём не человека, а нечто неодушевлённое, материал. Такого ужаса рыцарь не испытывал никогда. Пусть будет все что угодно — горечь ненависти, лед презрения, пламя ярости, но только не пустота. Не эта белая стена.

Пусть убьёт, но как людя, как врага. Убьёт, а не выкинет из жизни как завалявшуюся бумажку из кармана.

— Надо извиниться, — сказал Славян.

— Простите, досточтимый, — рыцарь сложил ладони лодочкой, поклонился почтительно и низко, как самому магистру. — Я виновен и мне нет оправданий. Простите.

— Не у меня, — остановил Славян. — У девушки, которую ты оскорбил. Кристя! — окликнул он. — Иди сюда. Рыцарь изволил осознать недопустимость своего поведения и хочет извиниться.

Кристиана вышла в зал. Рыцарь подошёл к ней, принёс самые почтительные извинения по всем правилам орденского этикета. Девушка неуверенно кивнула.

— Заплати за выпивку, — сказал рыцарю Славян, — и можешь проваливать.

Повторять рыцарь не заставил. Шлёпнул на барную стойку всё, что было в кармане, включая два презерватива и пластинку с мятными таблетками, и пулей вылетел из-под навеса. На улице сотканное из боли и страха наваждение схлынуло.

— Я, смерд, ещё вернусь, — пообещал рыцарь.

— Ты с именем определись, — посоветовал Славян. — Смерд тебя зовут, или Козёл Пистонный.

Деревенские рассмеялись. Рыцарь вспыхнул от ярости, но лезть к рыжему без оружия нелепо.

— Я вернусь, — пообещал рыцарь.

— Если с первого раза ничего не понял, то приходи, конечно, объясню ещё раз. Меня Иван зовут. Живу в деревне Белая Рыба. В Корзинке буду завтра на закате. Не опаздывай, не люблю ждать. А теперь убирайся, надоел ты тут всем.

Рыцарь метнул ему ненавидящий взгляд, ушёл. Деревенские со страхом посмотрели ему вслед, а на Ивана глянули как на приговорённого к смерти — со смесью жалости и опасения, словно боялись заразиться несчастьем. Он ответил лёгкой усмешкой: в спецподразделениях Весёлого Двора таких, с позволения сказать, бойцов называли упыриным кормом.

Человеки много едят и спят, их тела так несовершенны… Останься Кармела человечицей, давно была бы глубокой старухой. Или вообще уже не была.

Кармела с нежностью и грустью посмотрела на своего юного возлюбленного. В лунном свете он казался фантомом, который на рассвете растает. Почти так оно и есть: очень скоро мальчик станет зрелым мужчиной, а затем стариком… Если только было можно отдать ему хоть частицу своей силы, уберечь от бремени лет. Но нет. Нет. Кармела поняла хелефайев, которые стараются держаться от человеков подальше. Не хотят платить за краткие мгновенья счастья веками тоски по ушедшим. Почему-то этих бабочек-однодневок так легко полюбить… Есть в них что-то, чего так отчаянно не хватает волшебным расам. Совершенно особая сила и стремление к запределью. Выйти за пределы данного судьбой мира, увидеть бесконечность и не испугаться можно только с человеком. И тут же его потерять. Будь проклята человеческая недолговечность! А вампиры охотно заводят друзей и возлюбленных среди человеков. Говорят, что сколько бы ни дало им жадное время человечьих любви и дружбы, это всё будет принадлежать им. И что боль потери не слишком высокая цена, и любовь, и дружба того стоят. Что лучше один день с другом, чем сто лет без него.

Вот и разбери, кто из них прав.