Властелин пустоты - Александр Громов

Обрыдло!

В один из визитов Умнейший с некоторым удивлением в голосе сообщил, что Памфил, оказывается, выжил и идет на поправку. Раны водителя рубцуются хорошо, и, пусть красавцем ему отныне не бывать, на водительских навыках ранение вряд ли скажется. Уже придумана и одобрена специальная нашивка на набедреннике, даваемая за ранение в боевых условиях, и Памфилу объяснено, что он должен нашивкой гордиться. Впредь быть ему инструктором, если только Леон не захочет оставить лучшего на Просторе водителя при себе. Почему бы и нет?

Леон погасил приступ тихой ярости. Вот, даже Памфил! Не хватало еще, чтобы иссеченный едва ли не в лапшу водитель вернулся в строй раньше него, Леона!

Искусство ли знахарей способствовало выздоровлению, молодой ли организм сам справился с контузией, а только однажды Леон, поднявшись с продавленного ложа, растопырив руки, готовый чуть что хвататься за первую попавшуюся опору, почувствовал, что может ходить.

Голова почти не кружилась, и упала с глаз мутная пелена.

Опасливо, но уже шалея от нежданного счастья, он сделал первый робкий шаг, затем второй. Опершись рукой о корявую стену, попытался подпрыгнуть.

Резкое движение отдалось болью в черепе, но на этот раз Леон сумел переждать боль на ногах.

В дверь просунулся Батт и, пискнув, ушмыгнул обратно. Минуту спустя зашел Умнейший.

— Как самочувствие? — спросил он, прищурившись.

— Здоров! — Леон и не подумал скрыть счастливые нотки в голосе. Здоров! Здоров!

— Это ты так считаешь. Ладно, для первого выхода, вижу, годен. Только подожди немного. Сядь пока, а лучше ляг, если не хочешь прилюдно брякнуться в обморок.

Леон счастливо рассмеялся.

— Я не брякнусь!

— Лучше не рисковать. Уж поверь, точные отчеты о твоем здоровье я получал трижды в день. Отчеты, само собой, сугубо секретные. Между прочим, официально считается, что ты уже здоров и сидишь тут для того, чтобы в деталях обдумать стратегическую концепцию обороны… Можешь успокоиться, не один ты не знаешь, что это такое. Но на людей действует, поверь, безотказно…

Переваривалось это все-таки с трудом. Старик не давал рта раскрыть. От его слов голова начинала идти кругом не хуже, чем от контузии. Леон и вправду счел за благо присесть.

Пока ждали неизвестно чего, Умнейший распорядился принести лохань с водой, а Леону посоветовал умыться и обрезать ногти. Над прической помудрил сам, пытаясь при помощи скудных средств сотворить нечто возвышенно-мужественное, и в конце концов остался доволен.

Леон погляделся в лохань. Хм. Могло быть хуже.

— На-ка вот.

Леон повертел странную железяку так и эдак, пока она не легла в руку как влитая.

— Револьвер, — пояснил Умнейший. — Выбрали специально из соображений простоты изготовления и сделали несколько штук. Личное оружие командного состава — для самообороны и авторитета. Пользуйся.

— Спасибо… А патроны?

— Он заряжен.

Солнечный зайчик, пробравшийся в комнату сквозь щель в ставнях, успел переползти с одной стены на другую, предже чем Умнейший сказал, что пора. Несмотря на протесты Леона, старик вел его под руку, вел плавно и как-то торжественно.

Солнце ударило в глаза, а гул толпы — в уши. Деревенская площадь была забита народом до отказа. Стоящие в задних рядах тянули шеи. Многие сидели на крышах домов, карабкались на деревья.

Леон чуть не споткнулся.

— Так это для того, чтобы они собрались, ты меня держал? — проскрежетал он на ухо Умнейшему.

— А ты намеревался лишить их радости увидеть вождя? — шепнул Умнейший. — Я специально отпустил с работы дневную смену. Не стой столбом, сейчас не тот случай. Лучше поприветствуй их, народу будет приятно.

Леон вяло махнул рукой. В толпе раздались крики ликования.

— Мало, — буркнул Умнейший.

Леон помахал еще раз.

— Я снова с вами, — подсказал на ухо Умнейший.

— Я снова с вами! — крикнул Леон.

От восторженного рева толпы заныло в голове.

Краем глаза Леон заметил, что Элий, Сминфей, Фаон и Батт, вынырнув неизвестно откуда, заняли места справа и слева от него и Умнейшего, но чуть позади. Умнейший не возразил, и Леон решил, что сейчас не время заставлять мальчишек заняться делом. А где же Тирсис?

Громкое тарахтенье перекрыло шум, и толпа, спрессовавшая сама себя так, что, казалось, вот-вот люди передавят друг друга, качнулась и каким-то чудом раздалась на две стороны. Мелкая деревенская собачонка, попавшая под ноги толпе, не успела толком и взвизгнуть. Через площадь, отчаянно стреляя мотором, двигалось механическое чудище — открытая выше пояса со всех сторон и, пожалуй, не бронированная колымага, но с «льюисом» на низкой треноге. За рулем колымаги сидел сияющий Тирсис.

Поравнявшись с Леоном, колымага чихнула клубом дыма, подпрыгнула и остановилась. Элий, Сминфей, Фаон и Батт, деликатно работая локтями, проделали в толпе коридор. Тирсис распахнул дверцу и выпрямился во фрунт — рот до ушей.

— Очень неплохо, — пробормотал Умнейший. — Даже лучше, чем я предполагал. Кстати, это твой персональный автомобиль. Двигатель сняли с «Разъяренного Дракона», а остальное — так, между делом. Иди и садись. Толку от него, увидишь, немного, но сочли полезным смастерить для поднятия авторитета. Иди, иди.

От волнения Леон сильнее оперся на руку Умнейшего. Голова снова кружилась, но кружилась сладко. Умнейший опять прав. Не зря мучились, строя дурацкий танк, не зря по-глупому теряли людей… Можно было позволить потерять и больше ради такой вот минуты, когда наконец видишь и чувствуешь то, во что по-настоящему не верил никогда: людей, объединенных общей целью и направляемых единой волей. Толпа? Пусть толпа. И не толпа уже — народ, а значит, и армия. Зауряды перестали летать — испугались?! Да. Да!

— Все вместе мы победим, — шепнул Умнейший.

— Вместе мы победим! — послушно крикнул Леон.

Ответный единодушный вопль отдался болью в висках, потемнело перед глазами. Он шел и не видел, как тянутся к нему руки, чтобы хоть раз дотронуться до Великого Стрелка и вождя и сохранить об этом память на всю жизнь.

— Держись прямее, — бубнил в ухо Умнейший. — Перестань улыбаться, словно идиот, прими мужественный вид. Расправь плечи и не спотыкайся! В машине сразу не садись, а помаши рукой еще раз и скажи людям пару слов, они этого ждут, а что сказать, я тебе шепну…

Глава 3

ШЕПТУН. Точное значение утеряно. По-видимому, парная деталь к шепталу казеннозарядной винтовки, применявшейся в первые годы Великого Пересмотра.

Деревня. Лагерь. Снова деревня и еще один лагерь — крупный и шумный, тысяч на пять беженцев. Каменноугольный разрез. Завод.

Третий день автомобиль Леона колесил по промышленному району в десяти переходах от пустоши. Умнейший заведомо скромничал, назвав в числе объектов района один лишь завод. А мелкие мастерские, где женщины делают всякую не очень заметную на первый взгляд, но ой как нужную мелочь? А деревенские кузницы, задействованные до единой по всей округе? А два глубоких колодца над близкой к поверхности нефтяной линзой, устойчиво дающие по пять бурдюков нефти в день каждый, — и настоящая буровая вышка над скважиной с обсадными трубами из кость-дерева, фонтан из которой пока не забил, но забьет непременно? Мелочь? А вполне приличные лесные дороги, явно кем-то расширенные и приведенные в порядок? А мосты и броды через речки и ручьи? А удивительно четкая организация управления, явственно просматривающаяся за, казалось бы, немыслимым хаосом, творящимся в лагерях? Умнейшему было чем гордиться.

Но главное, конечно, оружейный завод.

Теперь уже не лично Аверс-Реверс — вчерашние деревенские лоботрясы, ныне рабочие, высунув языки от усердия, на специальных, невиданных прежде громоздких станках, укрытых под пятнистыми маскировочными навесами, обтачивали блестящие, еще не вороненые стволы пулеметов. Один, особый и, как показалось Леону, безумно сложный агрегат помещался отдельно за крепкой изгородью, снабженной надписью, запрещающей входить посторонним, — там визжала фреза, оставляя в каналах стволов правильные нарезы. Готовые к отправке на сборочный участок стволы лежали на подстилке из шкур штабелями, как дрова. Толстая тетка, неприятно напомнившая Хлою, занималась тем, что перекладывала их из одного штабеля в другой, попутно макая в корыто с топленым драконьим жиром.

Леон взял в руки один ствол, поразившись его тяжести и калибру.

— Шестнадцать миллиметров, — пояснил Умнейший. — Теперь мы делаем крупнокалиберные счетверенки. У прототипа калибр двенадцать и семь десятых, но на Земле другая плотность воздуха, так что мы кое-что пересчитали. На прицельной дальности наша пуля будет иметь ту же убойную силу, что и аналог на Земле, а ближе — соответственно больше.