Уроки Великой Отечественной - Юрий Мухин

С.М. Будённый был человеком очень и многосторонне одарённым, по уровню культуры с ним трудно даже сопоставить кого-либо из остальных советских полководцев, более того, это был и крупнейший военный талант, который, к сожалению, сам Будённый в себе не ценил. Он, безусловно, прекрасно чувствовал войну, т. е. не какие-то цифровые показатели в штабе, а реальную силу противостоящих войск. Напомню, что это он, а не хвастливый брехун Жуков 11 сентября 1941 года запросил у Ставки разрешение отвести войска из Киева, и Ставка этого не сделала только потому, что с этим не согласился командовавший этими войсками генерал-полковник Кирпонос. Напомню, что Крымский фронт был создан для разгрома в Крыму 11-й армии Манштейна и по штабным бумагам имел для этого всё — и превосходящие силы солдат, и превосходство в танках. 28 апреля Будённый слетал на Керченский полуостров, съездил в войска, на передовую и пришёл к выводу, что Крымфронт к наступлению не готов, что впоследствии и подтвердилось — Крымфронт оказался неспособен даже обороняться.

А вот по отношению к Севастополю у Будённого было совершенно иное мнение: Будённый знал, что у Севастополя достаточно сил, чтобы выдержать немецкий штурм. И когда после падения Крымфронта из Севастополя поползли просьбы об эвакуации, Будённый жёстко на них отвечал: «Предупредить весь командующий, начальствующий, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на Кавказский берег не будет». И как выше сказано, даже 27 июня, за два дня до трусливых воплей полководцев, с кавказского берега в Севастополь переправлялись войска. Севастополь был прекрасным рубежом, на котором можно было бить немцев, там выгодно было их бить, посему их нужно было бить именно там, тем более что они на этот рубеж сами полезли. Нельзя было допустить, чтобы дивизии Манштейна вышли из-под Севастополя из горных теснин в степи Дона и Кубани, где уже вовсю шло наступление на Сталинград и Кавказ. Оставлять Севастополь с военной точки зрения было глупо, а посему, как многословно оправдывается Кузнецов, ссылаясь на адмирала Исакова, эвакуация войск из Севастополя до телеграммы Октябрьского даже не продумывалась, и трусливое, по сути, предательство севастопольских полководцев оказалось для Сталина и Будённого как снег на голову.

А здесь нужно понять, что логика управления людьми наработала ряд приёмов управления, которые начальники применяют, даже не задумываясь, — настолько они естественны. К примеру. Есть директор завода, у него подчинённый — начальник цеха, а у того свой подчинённый — начальник участка. Представим, что на этом участке возникла проблема, которая ставит под угрозу срыв задачи всего завода, а начальник участка по каким-либо причинам (неопытность, загулял, растерялся и т. д.) с этой проблемой не справляется. Если начальник цеха честный работник, то он без какого-либо приказа броскгся на этот участок и возьмёт управление им на себя. Если он не догадается или директор узнает о проблеме раньше начальника цеха, то директор немедленно и автоматически прикажет начальнику цеха взять управление на участке в свои руки, а уж потом думать, что делать — менять начальника участка или вновь доверить ему эту должность. Это, повторю, логика управления, и она действует везде.

Когда сдали немцам Смоленск, немедленно в армию Конева выехал заместитель командующего фронтом Еременко, снял командира корпуса, виновного в сдаче Смоленска, и послал командовать этим корпусом командующего Конева.

Вот теперь поставьте себя на место Кузнецова, получившего телеграмму Октябрьского. Будь Кузнецов честный командующий, то немедленно запросил бы согласия Ставки самому вылететь в Севастополь и взять управление войсками на себя, пока не будут подобраны люди на место Октябрьского с компанией. Но даже если бы он сам на это не решился, но сразу же доложил о телеграмме Сталину и обсудил её с Будённым, то они автоматически скомандовали бы ему: вылетай в Севастополь и бери командование на себя! А, как мы видим, рисковать своей жизнью нашему выдающемуся флотоводцу очень не хотелось, посему страх надоумил его на действие, по сути беспрецедентное: он ещё до доклада Сталину солидаризируется в трусости со своим трусливым подчинённым!

Теперь его послать в Севастополь нельзя — он сдастся в плен вместе с Октябрьским. Ведь если он туда поедет и вдруг он сам или кто-то вместо него отобьёт штурм немцев, то как будет выглядеть эта победа с уже высказанной Кузнецовым солидарностью просьбе разрешить полководцам Севастополя удрать и отдать Севастополь немцам? Телеграмма Кузнецова Октябрьскому никакого другого смысла не имеет — это отказ Кузнецова сражаться за свою Родину. Отказ, закамуфлированный в форму личного мнения и трогательной заботы о начальствующем составе. Нет, как и все советские полководцы, Кузнецов готов был сражаться за Родину, но чужими руками и так, чтобы его лично при этом не убили.

Из вышеприведённого отрывка из воспоминаний Кузнецова видно, что Сталин отнёсся к трусости Октябрьского и Кузнецова внешне спокойно и согласовал бегство адмиралов на Кавказ. И в это можно поверить вот почему.

В Красной Армии войсковые объединения — армии и фронты — возглавлялись коллегиально — Военным советом, и именно он согласовывал командующему все его решения. Председателем Военного совета всегда был сам командующий, обязательным членом Военного совета был крупный партийный работник, должность которого так и звучала — член Военного совета. Обязательно в Военный совет входили начальник штаба и первый заместитель командующего. Так вот, генерал-майор Петров был первым заместителем Октябрьского, следовательно, он знал текст телеграммы, посланной от имени Военного совета Севастопольского оборонительного района, следовательно, был согласен с тем, что остаётся за Октябрьского, и, как казалось в тот момент, уже брал командование в Севастополе на себя. А военная репутация у Петрова на то время была неплохая — летом 1941 года он довольно удачно оборонял окружённую Одессу и очень удачно эвакуировал из неё Приморскую армию в Крым. Получалось, что, может, так даже лучше — из Севастополя уберутся трусы, и оборону возглавит толковый человек. Скорее всего, Сталин недоучёл, что полководческая трусость — это зараза хуже чумы. Но Кузнецов продолжает свои воспоминания:

«Соглашаясь с эвакуацией Военного совета флота из Севастополя, я рассчитывал на то, что в городе останется генерал-майор И.Е. Петров, заместитель командующего флотом, который будет руководить обороной до последнего момента. Но 1 июля в телеграмме в адрес Сталина, мой и Буденного уже из Новороссийска Военный совет флота донес: «Старшим начальником в Севастополе оставлен комдив-109 генерал-майор П. Г. Новиков, а его помощником по морской части — капитан 3-го ранга А.Д. Ильичев». Это было для меня полной неожиданностью и поставило в трудное положение перед Ставкой.

— Вы говорили, что там останется генерал-майор Петров? — нахмурился Сталин. Мне ничего не оставалось, как сослаться на первую телеграмму командующего Черноморским флотом.

В своей ответной телеграмме я давал разрешение на выезд только Военного совета и группы руководящего состава, если в Севастополе останется генерал Петров. В этом случае я рассчитывал, что борьба еще какое-то время будет продолжаться. Так обстановку, видимо, понимал и Верховный Главнокомандующий. Сейчас же все изменилось. Теперь нельзя было надеяться на организованное сопротивление в течение хотя бы недели и эвакуацию оставшихся войск. Этим и было вызвано недовольство Сталина».

Итак, удирая на Кавказ, севастопольские полководцы поручили Петрову умереть за Родину, но тот, не будь дурак, тут же поручил умереть за Родину генералу Новикову и отбыл на подводную лодку. Но не спеша, и хотя и ночью бухта находилась под обстрелом немцев, Петров мужественно ждал, пока и его сын-офицер тоже соберёт вещи и прибудет на лодку. Так семейно, помахав ручкой оставшимся без командования и поэтому гибнущим уже в неравных боях солдатам, Петров тоже удрал на Кавказ.

Правда, прежде чем пройти через толпы раненых и просто оставшихся без командиров солдат и матросов, вверенных Петрову советским народом, и сесть на шхуну, отвезшую его на подлодку, генерал Петров мужественно надиктовал свой последний приказ: «Противник овладел Севастополем. Приказываю: командиру Сто девятой стрелковой дивизии генерал-майору Новикову возглавить остатки частей и сражаться до последней возможности, после чего бойцам и командирам пробиваться в-горы, к партизанам». В этом приказе Петров, конечно, соврал. Он удрал в ночь на 1 июля, а Манштейн пишет: «День 1 июля начался массированным огнем по окраинным укреплениям и внутренним опорным пунктам города. Обстрел был успешным. Уже через некоторое время разведчики донесли, что серьезного сопротивления противника не ожидается. Ведение огня было приостановлено, дивизии пошли в наступление. Вероятно, противник в ночь на 1 июля вывел свои главные силы из крепости на запад».