Закон Талиона (СИ) - Пригорский (Волков) Валентин Анатолькович

— Ну вот, — Шершнев наигранно огорчился, — ещё одна развенчанная легенда. Однако, о толпах медиумов — это реально?

— В том-то и дело, что нет. Выяснилось это не сразу. Профессор, естественно, осторож-ничал, ведь человек, освоивший высокие духовные практики, ощущающий биополевые структуры окружающих и способный на них воздействовать — обретает немалую силу. А силу можно использовать и во благо, и во зло, как тайное оружие. В таком разе Учитель не имеет права на ошибку — слишком высока цена. Конечно, Учитель, входящий в биополе ученика, до тонкостей познаёт его психоэмоциональный настрой, но он не читает его мысли и не может наверняка предсказать его поведение на сколь-нибудь отдалённое будущее. Может быть, те испытания, которым подвергал юного Дорджиева тот тибетский монах, служили своего рода мерилом душевного благородства ученика? Но как воссоздать ту атмосферу? Сплошные вопросы, а ведь надо было, ко всему, ещё постоянно пудрить мозги начальству. У нашего профессора был очень давний и надёжный друг — известный детский врач, хирург, человек пожилой и всеми уважаемый, тоже профессор и тоже с четвёртой группой крови. Лечить детей — что может быть благороднее? Дорджиев решился и втихаря рассказал другу о своих проблемах. Детский врач согласился пройти обряд посвящения, если получится. Не получилось, и четвёртая группа крови не помогла. Оба расстроились — очередное разочарование. Друзья упорно, раз за разом повторяли сеанс инициации. Безуспешно. В чём причина? Воздух в пещере, что ли особенный? Или необходимо предельное изнурение организма? Или дар способны воспринять только люди молодые? Или, кроме агглютиногенов А и В играют роль ёщё какие-то иные, пока не известные факторы крови? Пойди, разберись. "Мало данных, — сказал врач, — кабы можно было диверсифицировать эксперимент". Рискованно, и они оба знали, почему. Свободными вечерами друзья, посиживая за чаем, высказывали разные предположения по поводу, в порядке бреда. И вот однажды, врач воскликнул: "Архетип! — Первообраз. Если бы можно было, в процессе инициации, как-то подправить или дополнить архетипичность ученика, усилив морально-этическую и, если угодно, мифологическую составляющую его внутреннего "Я"! А?" Оба были немного знакомы с основами "аналитической психологии" Карла Юнга, и оба оценили эту идею. Сам по себе архетип, следуя концепции Юнга, ещё не образ, а схема образа, имеющая формальную характеристику. Однако, проникая в сознание, он наполняется содержанием сознательного опыта, становится более отчётливым, сопровождается необычайно оживлёнными эмоциональными тонами. Проникшие в сознание архетипы способны впечатлять, внушать, поскольку восходят к универсально-постоянным началам человеческой природы. А действительно? Архетип человека, как получивший содержание элемент "коллективного бессознательного", как врождённая психическая структура, основанная на общечеловеческих ценностях, образах и символах, определяющая мотивы человеческих устремлений и поступков — вот краеугольный камень, гарантирующий благо! Нравственная панацея, чтоб её! И профессор на несколько лет по уши погрузился в исследования. Ко времени нашей с ним встречи, он кое-чего добился и был убеждён, что ни один ученик, прошедший коллективную инициацию под его чутким руководством, никогда не предаст интересы своего коллектива, никогда не переступит моральные установки, определённые обществом. Вот тебе, Витя, ответ на твой главный во-прос. Все мы немножко запрограммированы, но данная программа никоим образом не всту-пает в конфликт с моими собственными представлениями о благе, о справедливости, о вер-ности, о…, не стоит продолжать, ты итак всё понял — существует много красивых и пра-вильных понятий, образующих идейно-мифологическую систему человеческих взаимоот-ношений. Чуешь? — приближаемся к завершению профессорского рассказа, да и моего тоже. Жаль, только вошёл во вкус. Что ещё? Сам обряд инициации оказался с виду простым, чтоб не сказать — примитивным. Оно и понятно — неандертальцы, что с них возьмёшь? По указке профессора мы вместе с ним уселись прямо на пол в круг, взялись за руки, замыкая общую цепь, и закрыли глаза. Сидели долго. Я, кажется, задремал, витал где-то между сном и явью. Потом профессор нас растормошил и сказал, де, хорошего помаленьку. Ты прав: мы все буквально через пару дней приобрели уникальные боевые навыки. Моё собственное мастерство дополнилось мастерством моих товарищей. А вот дар медиума пробудился лишь у пятерых курсантов, в том числе, у меня, и то не сразу — вызревал постепенно в течение нескольких месяцев. Так уж получилось, все прониклись без обид…Твоё здоровье.

Горин торопливо втянул в себя коньяк, вкусно закусил лимоном и вопросительно гля-нул на Виктора Сергеевича.

— Устал?

Виктор обречённо вздохнул.

— А ты как думаешь? Такая…, - он тоже выцедил напиток до донышка, — тирада. Обыч-ным вечером, в обыденной обстановке, за выпивкой и закуской, обыденным тоном, один обычный человек рассказывает другому обычному человеку совершенно фантастическую историю. Её ещё надо переварить. И, знаешь, о чём подумалось? Не только писатели-фантасты, но и серьёзные философы размышляют над вопросом: изменится ли человек в грядущем? Вот ты упомянул, что наш предок — человек разумный появился примерно сорок тысяч лет назад. Так? С тех пор он проделал путь от дубины и каменного рубила до компьютеров и космических кораблей. Потрясающе! И, что характерно, сам он ни на йоту не изменился. Да, мы знаем неизмеримо больше, но качественно наш мозг ничем не отличается от мозга пещерного предка. И возможности наши остались прежними. Всё дело в воспитании. Есть примеры. Скажем, ребёнок, вскормленный и воспитанный волками, перенимает их повадки. У него от человека ничего, кроме облика. Такие случаи описаны. Технологически мы прорвались, а биологически…? Ни ширше, ни глыбже. В сущности, наш организм остался на той же ступеньке. Некоторые мечтатели мечту мечтают, де, мол, когда-нибудь грянут такие времена, в нашем мозгу что-то щёлкнет, и мы разом перешагнём через множество ступеней. Бац! — и в небожители. А ты не ухмыляйся! Ты лучше скажи мне, как неандерталец неандертальцу: почему сапиенс за сорок тысяч лет чёрт-те куда продвинулся, а неандерталец, имея примерно равные стартовые условия, за срок впятеро больший не сделал ни шагу? Как возник с каменным топором, так с ним и исчез. Э?

Горин недоумённым жестом развёл лопатообразные ладони.

— А я знаю? Может, их устраивала своя ниша, и они не хотели ничего менять? Им, про-сто, этого не требовалось. А, может, именно они подтолкнули человеческую изобретатель-ность? Или ещё чего, что мы сегодня воспринимаем, как само собой разумеющееся, и не до-гадываемся, кому надо сказать спасибо. Кровь-то сохранилась, если, конечно, верить про-фессору. Дар, опять же.

— Пять из двадцати восьми, хм…, а из ребят, что с тобой по катакомбам?

— Кроме меня ещё Аркан и Муссон, Васёк не сподобился. Имена двух других тебе ни-чего не скажут. Так и живём.

— Так и живёте? И все поныне живы?

Вячеслав помрачнел.

— Нет. Тридцать пять — большой срок. Супербойцы тоже не заговорённые. Шестерых не стало, а хоронить некого. Сам понимаешь, такая специфика — раскиданы по всему свету. Банкиры, юристы, научные работники из наших, те на виду, а полевые агенты мотаются в одиночку. Они практически независимы. У каждого из них своя персональная касса, секрет-ные счета в банках. Местонахождение каждого и его задачу на данный конкретный момент мы, конечно, знаем, но если агент долгое время не выходит на связь — начинаем осторожные поиски. Чаще всего обходится. Долгое молчание объясняется вполне понятными причинами — молчит, молчит, а потом: "всё в порядке, высылаю доклад для Центра…", а иногда… По-иски — история долгая — невидимый фронт, неизвестные бойцы, затерянные могилы. Как правило. И не собраться вместе, и не посидеть, и не помянуть. Хреново бывает. Сначала двое в Афганистане сгинули в войну. Без следа. Обстоятельства их гибели потом установи-ли. А толку? Последним погиб Вася Хижняк одиннадцатого сентября в нью-йоркском Тор-говом Центре. У него там офис…был. А десять лет назад погиб…пропал Муссон — Муса Халоев в горах Гиндукуша. Отправился туда с отрядом дружественных курдов на рекогнос-цировку. Прошла информация о расположенной в тех краях мощнейшей базе террористов из организации "Пламенный вихрь" — редких отморозков, не щадящих ни чужих, ни своих. Не вернулся никто. Искали, конечно. Как раз те курды, что отрядили группу с Муссоном. Местные пастухи рассказывали: был бой, недолгий, а потом рвануло так — они подумали, что небо на землю упало. И всё стихло, лишь редкие громкие щелчки, будто лопались камни. Ночью воздух горел. Волны жара на километры распугали всё живое. Ветер растянул пыльный выброс на десятки километров. Курды спустились в долину, а там пепел и оплавленные камни. Ещё горячие. И это спустя две недели. Такое оплавление камней бывает либо в эпицентре ядерного взрыва, либо при горении огромной массы термита. "Пламенный вихрь"… При такой температуре, случается, металлы сгорают, а уж от людей…, - Горин потянулся к бутылке.