Пятая женщина - Хеннинг Манкелль

Разница только в степени. Больше ни в чем.

Валландер покачал головой. Он знал, что завтра рано утром позвонит Байбе. Тогда она уже возьмет трубку. Все не так страшно. Она поймет. От усталости и она иногда делалась раздражительной. И тогда была его очередь терпеть.

Час ночи. Надо идти домой и лечь спать. Или попросить одну из патрульных машин отвезти его. Он пошел пешком. Город был пуст. Где-то с резким звуком затормозил автомобиль. Потом тишина. Спуск к больнице.

Совещание длилось почти семь часов. На самом деле, ничего не произошло. Но вечер тем не менее был полон событий. В промежутках рождается ясность, сказал однажды Рюдберг, сильно выпив. Но Валландер, который был пьян не меньше его, понял. И к тому же запомнил. Они сидели у Рюдберга на балконе. Пять, а может, шесть лет назад. Рюдберг тогда еще не был болен. Стоял июньский вечер незадолго до Иванова дня. Они что-то справляли, что именно, Валландер забыл.

В промежутках рождается ясность.

Он уже был у больницы. Остановился. Немного помедлил. Потом обогнул фасад и подошел к приемному отделению. Позвонил дежурному. Когда ему ответили, он назвал свое имя и поинтересовался, дежурит ли акушерка Ильва Бринк. Она дежурила, и он попросил впустить его.

Ильва Бринк встретила его перед стеклянными дверями. По ее лицу было заметно, что она обеспокоена. Валландер улыбнулся. Но это не помогло. Может, его улыбка не была похожа на улыбку? Или в темноте она просто не разглядела?

Они вошли. Она предложила кофе. Валландер покачал головой.

— Я совсем ненадолго, — сказал он. — Вы, наверное, заняты?

— Да, — ответила она. — Но несколько минут у меня есть. Если ваше дело не терпит до завтра.

— Да нет, терпит, конечно, — сказал Валландер. — Но я зашел, так как мне было по пути.

Они прошли в кабинет. Медсестра, собиравшаяся войти, остановилась, заметив Валландера.

— Мне не срочно, — сказала она и исчезла.

Валландер оперся на письменный стол. Ильва Бринк села.

— Вы наверняка думали о той женщине, которая вас ударила, — начал он. — О том, кто она. Что делает в больнице. И почему она повела себя именно так. Наверняка вы много думали о ней. Вы хорошо описали ее лицо. Но может быть, вы вспомнили еще что-нибудь?

— Вы правы, я действительно много думала. Но я рассказала о ее лице все, что помню.

— Но вы не сказали, какого цвета были ее глаза.

— Нет, потому что не заметила.

— Обычно глаза запоминаются.

— Все было очень быстро.

Валландер верил ей.

— Может, вы запомнили, что-нибудь еще? Например, что она как-то особенно двигалась. Или шрам на руке. Ведь человек сложен из множества разных деталей. Мы полагаем, что запоминаем с огромной скоростью. Словно память летит. На самом деле все наоборот. Представьте себе предмет, который едва держится на воде. Постепенно он тонет, очень медленно. Так работает память.

Она покачала головой.

— Все было очень быстро. Я не припомню ничего кроме того, что я уже рассказала. И я действительно много думала об этом.

Валландер кивнул. Он и не ожидал ничего большего.

— Что она совершила?

— Она вас ударила. Мы разыскиваем ее. Мы думаем, что она может сообщить нам важные сведения. Это все, что я могу сказать.

Настенные часы показывали двадцать семь минут второго. Валландер на прощание протянул руку. Они вышли из кабинета.

Вдруг она остановилась.

— Кажется, есть еще кое-что, — неуверенно произнесла она.

— Что?

— В ту минуту я об этом не думала. Когда я подошла к ней, и она ударила меня. Я вспомнила об этом только потом.

— О чем?

— У нее были необычные духи.

— В каком смысле?

Она почти умоляюще на него посмотрела.

— Я не знаю. Как можно описать запах?

— Это и вправду крайне сложно. И все же попробуйте.

Валландер видел, что она действительно пыталась помочь.

— Нет, — сказала она наконец. — Я не могу объяснить это словами. Я только знаю, что запах был необычный. Может быть, резкий?

— Скорее как лосьон для бритья?

Она удивленно посмотрела на него.

— Да. Как вы догадались?

— Это только предположение.

— Наверное, зря я это сказала. Все равно я не могу объяснить точнее.

— Напротив, — заверил ее Валландер. — Может оказаться, что это важно. Такое никогда не знаешь заранее.

Они расстались у стеклянных дверей. Валландер спустился на лифте и, выйдя из больницы, быстро зашагал домой. Теперь надо лечь спать.

Он думал о ее словах.

Если на именной табличке еще сохранился запах духов, то завтра рано утром надо дать ей понюхать.

Хотя он уже точно знал, что запах тот же.

Они ищут женщину, которая пользуется необычными духами.

Найдут ли?

30

В 7.35 она сошла с ночного поезда. Она торопилась, одолеваемая внезапным беспокойством. Было холодное и влажное утро в Мальмё. Она спешила к стоянке, на которой оставила свою машину. Обычно она сразу ехала домой спать. Но теперь ей нужно было прямиком в Лунд. Она бросила сумку на заднее сиденье и села вперед. Взявшись за руль, она почувствовала, что вспотели ладони.

Она никогда полностью не доверяла Катарине Таксель. Слишком она слабая. На нее нельзя положиться. Достаточно чуть нажать, и на теле останутся синяки.

Вообще-то она всегда раньше боялась, что Катарина Таксель сдастся. Но все-таки думала, что держит в руках эту женщину. Теперь она уже не была так уверена.

«Надо забрать ее отсюда, — рассуждала она той ночью. — Во всяком случае, на время, пока не привыкнет к сложившейся ситуации.

Увезти ее из квартиры, где она живет, будет нетрудно. В связи с родами и некоторое время после них у женщин нередко часто случаются психические расстройства».

Когда она приехала в Лунд, пошел дождь. Беспокойство не оставляло ее. Она поставила машину на одной из близлежащих улиц и пошла к площади, где жила Катарина Таксель. Внезапно она остановилась. Сделала несколько осторожных шагов назад, будто увидела перед собой хищного зверя. Прислонившись к стене какого-то дома, она стала наблюдать за подъездом Катарины Таксель.

Неподалеку стояла машина, и внутри сидел один, а может, два человека. Она сразу поняла, что это полицейские. За Катариной Таксель следили.

Неожиданно на нее напала паника. Она не видела своего лица, но чувствовала, что оно пылает. Сильно заколотилось сердце. В голове с дикой скоростью проносились мысли, как ночные животные, которых спугнул свет. Что сказала Катарина Таксель? Почему они установили за ней наблюдение?

Или, может быть, ей все это кажется? Она стояла, не шевелясь, и пыталась разобраться. Первое, в чем она была уверена, так это что Катарина Таксель ничего не сказала. Иначе они не стали бы за ней следить, а просто увезли. Еще не поздно. Времени у нее немного. Но время ей и не нужно. Она и так знает, что делать.

Она зажгла сигарету, скрученную ночью. Она обгоняет свое расписание как минимум на час. Но сегодня она изменит ему. Сегодня особенный день. Ничего тут не поделаешь.

Она постояла еще несколько минут, глядя на машину у парадного.

Потом потушила сигарету и быстро ушла.

Когда в среду Валландер проснулся в самом начале седьмого, он все еще чувствовал сильную усталость. Он уже очень давно недосыпал. Слабость тяжелым свинцом разлилась в его сознании. Он лежал неподвижно, с открытыми глазами и думал. «Человек — это животное, смысл жизни которого сводится к тому, чтобы выжить. У меня, похоже, нет больше сил».

Он сел на край кровати. Опустил ноги на холодный пол. Посмотрел на ногти на ногах. Пора бы постричь. Все его «я» нуждалось в обновлении. Месяц тому назад он был в Риме и восстановил силы. Сейчас этот запас уже иссяк. Не прошло еще и месяца. Валландер заставил себя встать. Прошел в ванную. Холодная вода, как пощечина. Холодная вода каждое утро заставляет его проснуться. Когда-нибудь бросит и это. Он вытер лицо, надел халат и пошел на кухню. Каждый раз одно и то же. Вода для кофе, потом окно, термометр. Дождь. Плюс четыре. Осень, холод уже установился. Кто-то в участке предсказывал наступление долгой затяжной зимы. Это его пугало.

Когда кофе был готов, Валландер сел к столу. Почтальон уже принес свежую газету. На первой странице фотография сцены в Лёдинге. Валландер сделал несколько глотков. Сейчас он преодолел первый и самый трудный порог усталости. Его утро иногда напоминало беговую дорожку с препятствиями. Он посмотрел на часы. Пора звонить Байбе.

Она взяла трубку после второго гудка. Он уже ночью знал, что так и будет. По-другому.

— Я устал, — извинился он.

— Я знаю, — ответила Байба. — Но мой вопрос в силе.

— Хочу ли я, чтобы ты приехала?

— Да.

— Сильнее я ничего не хочу.

Она ему поверила. Сказала, что, наверно, сможет приехать через пару недель. В начале ноября. И сегодня же постарается это выяснить.