Клятва королевы - К. У. Гортнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вдвое?
Я по-новому оценила наших солдат, представив, каково это — взбираться по крутому склону под палящим зноем, таща на себе такую тяжесть. Повернувшись, взяла меч — узкий сверкающий клинок с украшенной рубинами и изумрудами рукояткой в форме короны. Он тоже оказался тяжелее, чем я ожидала. Вернувшись к зеркалу с мечом в руке, я отчетливо вспомнила миг из детства, когда мы с Беатрис смотрели на закат над Авилой и спорили о предназначении слабого пола.
«Кто сказал, будто женщина не может взять меч и крест и отправиться в Гранаду на войну с маврами?»
— Она права, — вслух проговорила я и увидела в зеркале взгляд Инес.
— Кто, сеньора?
Улыбнувшись, я покачала головой. Беатрис была в Кастилии, заканчивала собирать вещи и готовила моих младших детей к путешествию на юг, чтобы присоединиться к нам.
Как же она разозлится, узнав, что пропустила такое!
Усталые и окровавленные солдаты подняли радостный шум, неожиданно увидев меня верхом на белом коне, в нагруднике и с мечом на поясе. Их приветственные крики эхом отдались по зияющим провалами укреплениям разрушенного города, и я поняла, что была права, явившись как одна из них, а не как высокомерная королева, что прибыла пожать плоды их тяжких трудов. Пленные неверные падали на колени, касаясь лбами пыли; их женщины набирали горсти обожженной земли и с рыданиями посыпали ею головы, вне себя от горя.
— Взгляни на них, — восхищенно проговорил Фернандо. — Они тебя боятся.
— Неудивительно, — ответила я. Поднялась на помост, повернулась лицом к солдатам и объявила: — Возношу вам сегодня хвалу, ибо, как и подобает рыцарям, вы защитили нашу веру от опасностей, угрожающих нашей стране. Богу ведомо, что наше дело правое, и Он не забудет тех тягот, что вам довелось вынести, вознаградит в раю. Я же от всей души благодарю вас за ваши жертвы!
В знак уважения к их отваге я сняла широкополую шляпу с кистями, открыв палящим лучам солнца мои потемневшие с возрастом каштановые волосы. Последовал приветственный рев, заставив пленных неверных съежиться. Я восторженно схватила Фернандо за руку, и мы подняли к небу наши ладони с переплетенными пальцами.
— Tanto monta, monta tanto! — воскликнула я. — Вперед в Малагу, к победе!
В ту ночь Фернандо принял меня со всей страстью.
— Ты моя королева-воин, — шептал он, раз за разом входя в меня. — Подари нам сына, mi luna. Подари нам еще одного принца.
Но несколько недель спустя мои месячные возобновились. Когда прибыла Беатрис с моими детьми, я призналась ей, что после рождения Каталины менструации стали нерегулярны, иногда сопровождались сильными спазмами, хотя мне еще не исполнилось сорока.
Я расхаживала по алькасару в Кордове, словно львица в клетке, понимала, что не могу даже оправдать свое бездействие необходимостью беречь дитя в утробе, и вдруг осознала, что мне следует делать. Едва услышав, что наша армия окопалась перед Малагой, я надела нагрудник и меч, оставила младших детей на попечение Инес и отправилась с Беатрис и Исабель вдохновить наши войска.
При виде Малаги, стоявшей на берегу сапфирового моря в окружении гор Сьерра-Бланка, у меня захватило дух. Знойный майский ветер шелестел листьями пальм и финиковых деревьев; над высокими крепостными валами города висела густая пелена дыма и благовоний, пропитанная богатым ароматом трав и пряностей.
Мавры знали о наших намерениях, предупреждением о которых им послужили события в Лохе. С крепостных стен смотрели пустыми глазницами полуразложившиеся головы наших павших; наша армия, насчитывавшая теперь пятьдесят тысяч человек, двигалась по выжженной равнине подобно ангелам мщения.
Город со ста двадцатью укрепленными башнями притаился у подножия иззубренных гор, подобно величественному льву. Скрывая боль при мысли об опустошении, которое нам придется причинить, я поддерживала боевой дух солдат и проверяла наличие припасов, ужинала с командирами и следила, чтобы доспехи и меч Фернандо были как следует смазаны, оберегая его от неудачи в бою. Основная надежда была на новые пушки и катапульты, способные крушить стены, с которых мавры могли поливать нас горячим маслом, кипящей смолой или обстреливать отравленными стрелами. Но и рукопашной схватки избежать не удалось, и я без конца тревожилась, наблюдая за боем с безопасного расстояния вместе с Исабель и молясь, чтобы с мужем ничего не случилось.
В течение многих дней мы штурмовали стены Малаги. В воздухе висело удушающее облако каменной пыли, вынуждая нас завязывать тряпками носы и рты. Пыль оседала везде и на всем: на одежде, постелях, утвари, даже еда и питье были со вкусом песка. Мы знали, что будет нелегко, объясняла я дочери, сидя вместе с ней в шатре и слушая непрекращающийся звон колоколов, который по моему приказу продолжался днем и ночью. Звук этот смешивался со стонами раненых и воплями отчаяния оказавшихся в ловушке жителей Малаги. И все же сверхъестественная выносливость мавров удивляла даже меня; учитывая, что в порту стояли наши корабли, не давая возможности покинуть город, голод и болезни уже должны были взимать свою зловещую дань.
Наконец через три месяца после начала осады пришло известие, что мавры хотят переговоров. К тому времени стало ясно — подкрепления из Гранады не будет. Горожане прислали праведника, выразившего почтение к моему королевскому статусу, и я согласилась встретиться с ним в своей палатке, пока Фернандо отдыхал после очередного долгого дня командования осадой. Я надела красную королевскую мантию, золоченую сетку для волос и сапфировую диадему, но в последнее мгновение, когда мы уже собирались войти в палатку, Беатрис сорвала с моей головы диадему и бросилась вперед.
— Что ты делаешь? — прошипела я.
Она не ответила, и мне осталось лишь ошеломленно смотреть, как она неторопливо входит в богато обставленный шатер и садится на мой трон. Я в гневе уставилась на нее — она что, сошла с ума? Неужели жара и пыль повредили ее рассудок?
Мгновение спустя вошел рыжеволосый маркиз де Кадис в сопровождении человека в плаще и тюрбане, который бросил яростный взгляд на сидящую на моих подушках Беатрис и, прежде чем хоть кто-то из нас успел среагировать, с воем метнулся вперед, оттолкнув Кадиса и сунув руку под плащ. Я застыла, увидев в его руке кривой кинжал.
Беатрис пронзительно закричала. Стражники ворвались в палатку, едва не бросив меня на землю. Схватив кричащего что-то на своем языке мавра, они начали выкручивать ему запястья, пока он не выпустил оружие. Кинжал упал на ковер, и я шагнула к нему, чтобы поднять.
— Нет! — крикнула Беатрис. — Не трогай!
Краем юбки она осторожно подняла кинжал и показала мне. При виде покрытого гравировкой лезвия, на котором блестела тонкая зеленая пленка, по коже у меня побежали мурашки.
— Видишь? — прошептала она. — Это яд.
— Dios mio. — Я недоверчиво взглянула на нее. — Ты спасла мне жизнь. Откуда ты узнала?
Она пожала плечами:
— Предчувствие. — Она нервно улыбнулась. — Прости, что сорвала с тебя корону. Но если бы ему удалось, лучше бы он убил меня, чем тебя.
— Он умрет, — прорычал Кадис. — Его колесуют и четвертуют перед всем городом, чтобы его мерзкие хозяева видели!
Я повернулась к убийце, которого крепко держали стражники. Он смотрел на меня без тени страха, хотя наверняка знал, что его ждет. Я сомневалась, что он говорит на нашем языке, и потому удивилась, когда он бесстрастным голосом произнес слова, от которых у меня застыла кровь в жилах:
— На этот раз твой распятый бог тебя защитил. Но знай: отныне каждый час твоей жизни, христианская королева, — час, одолженный у смерти.
— Уведите его, — прошептала я, высоко подняв голову.
Разбуженный суматохой, в палатку, пошатываясь, вошел Фернандо. Он схватил меня в охапку, прижал к себе:
— Луна моя, любовь моя, когда я думаю о том, что могло случиться… — Он крепче обнял меня. — Грязные мавританские псы! Им неведомо понятие чести, если под предлогом переговоров подсылают убийцу. Я сам его убью, голыми руками. Вырву его мерзкое сердце. А потом сровняю этот жалкий город с землей, да поможет мне Бог.
— Нет, прошу тебя. — Я отстранилась, со слабой улыбкой прося всех уйти. Когда мы остались одни, я тихо сказала: — Мы уже потеряли без малого две тысячи, а еще больше умирают в моих лазаретах. У нас почти закончились припасы. Больше нам не выдержать. Фернандо, боюсь, придется искать мира, даже если это означает отступление от Малаги. Будут другие годы, другие возможности…
— Нет, — ровно проговорил он. — Отступления не будет. Никто не может угрожать моей жене.
Он вышел, позвав Кадиса. Я последовала за ним и услышала, как он говорит маркизу:
— Пошлите герольда к стенам города. Пусть объявит, что, если Малага не сдастся безоговорочно в течение трех дней, мы сотрем город с лица земли и вырежем всех, кто в нем окажется.