Любовь и гром - Джоанна Линдсей

— Перестань, герцогиня, — пробурчал он. — Ты представляешь все хуже, чем оно было на самом деле. Я ничего не почувствовал. Для этого нужны нервные окончания, а у меня на спине их практически нет.

— О Боже! — снова расплакалась она.

— Ну а теперь-то что стряслось?

В ответ она лишь покачала головой, понимая, каково ему будет услышать, что это еще хуже. Но он понял, о чем она думает. И понял ее попытку утешить его лаской, как это умеют делать только женщины. Она бы прижала его голову к груди, если бы он позволил. Проблема была в том, что эта мысль казалась ему весьма заманчивой.

Нужно было срочно отвлечь ее. Ему на глаза попалось ружье, которое она уронила, и он спросил:

— Куда это ты направлялась с ружьем?

— Боюсь, я не слышала, как ты пришел, — всхлипнула Джослин. — И сообразила наконец, что после моего ухода у тебя в сапуне могли возникнуть еще большие неприятности.

— И собралась идти мне на выручку?

— Что-то в этом роде.

Она думала, он засмеется. А вместо этого почувствовала его руку у себя на затылке, оттягивающую голову назад, чтобы можно было ее поцеловать. И она не удивилась сквозившему в этом поцелуе отчаянию, причем, возможно, с ее стороны даже больше, чем с его. Их время истекало, и они оба это понимали.

Глава 43

За окнами частного вагона кружила легкая метель, когда поезд прибыл на вокзал Шайенна. Проведя по приезде в Америку почти год в теплых средиземноморских странах, Джослин давно не видела снега.

— Как ты думаешь, здесь не очень суровый климат для лошадей? — спросила она, опуская занавеску. Кольт ежился в своей не очень теплой куртке.

— Дикие кони живут здесь уже несколько столетий, герцогиня. Ты считаешь, люди тут смогли бы обойтись без лошадей?

Губы Джослин тронула чуть печальная улыбка. В свое время она заявила Ванессе, что собирается именно здесь основать свой конезавод. Но тогда это было чисто импульсивное решение, принятое из-за мужчины, который сейчас как ни в чем не бывало собирался покинуть поезд. И ее. А раз уж у нее нет никакой иной причины оставаться в этом месте, может, другая часть страны больше подойдет для разведения чистокровных скакунов?

— Ты стал бы разводить здесь лошадей? — спросила она.

— А я и собираюсь. И начну с жеребенка, которого ты мне должна. Если тебя беспокоит, выживет ли он, то не волнуйся. Климат здесь идеальный — не слишком жаркое лето, не очень холодная зима.

— Я беспокоюсь о своих лошадях. Разве я не сказала, что собираюсь остаться здесь?

— Ради Бога, почему именно здесь?

Она отвернулась, не желая видеть выражение ужаса на его лице. В горле стоял ком. Ей было больно, действительно больно. Она чуть не сказала ему, чтобы он не волновался по этому поводу. Если она и останется в Вайоминге, то купит себе ферму подальше от него.

Но Кольт встал позади нее и положил руки ей на плечи.

— Забудь мои слова. Чем ты станешь теперь заниматься, касается только тебя. Моя работа завершена.

Но как, черт побери, он сможет спокойно жить, постоянно помня о ее присутствии, зная, что она где-то рядом? — спрашивал себя Кольт. Он-то ведь полагал, что она пробудет здесь какое-то время, сделает намеченные дела и уедет обратно на восток. И тогда он сможет о ней забыть. Но если она не уедет…

Джослин стряхнула его руки, но он успел ощутить охватившее ее напряжение.

— Не пойму, почему я все время забываю, как тебе не терпится положить конец нашему знакомству! Будь любезен, доставь меня до гостиницы — и ты свободен. Жалованье я отправлю на ранчо твоей сестры, как только прибудут деньги.

— Нет, не отправишь.

— Да, я…

— Нет… не отправишь, герцогиня.

Джослин поджала губы. Однажды он уже разговаривал с ней так надменно. Тогда она всего лишь хотела с ним поговорить. Теперь она уже не боялась этого сурового лица. И даже позволила злости подавить боль. Так, значит, ему не терпится? Значит, он хочет порвать с ней все связи немедленно? После проведенной вместе недели она было подумала, что стала понимать его немного лучше. Даже начала надеяться…

— Если ты беспокоишься, что я лично привезу деньги, то не волнуйся. Уверяю тебя, ты меня больше не увидишь. Но, безусловно, я не вожу с собой таких денег в чемодане. Если ты не можешь подождать прибытия фургонов, я телеграфирую в мой ближайший банк, и деньги переведут… Теперь-то что не так? — спросила она, увидев, что он покачал головой.

— Только попробуй заплатить, и я сожгу эти деньги. Они никогда не были мне нужны, и ты это прекрасно знаешь. Просто переправь жеребенка, когда его можно будет оторвать от матери, и мы квиты.

— Значит, ты выполнял столь ненавистную тебе работу даром? По крайней мере позволь мне выплатить тебе премиальные…

— Нет.

Она мрачно посмотрела на него.

— Ты твердо вознамерился внушить мне чувство вины за то, что я использовала тебя, не так ли? В таком случае вынуждена тебя разочаровать. Если я что и испытываю, то отнюдь не вину.

С этими словами она подхватила чемоданчик и вышла из вагона. Кольт заскрежетал зубами и сплюнул от злости. Если бы его седельные сумки не остались в спальном отделении, он бросился бы за ней. Чертова баба! Теперь он еще будет виноват в том, что не взял с нее денег! Единственное, чего он хочет, это убраться от нее подальше, пока не сотворил какой-нибудь глупости, например не сказал ей о своих чувствах. Можно себе представить, как она отреагирует на такое признание! Помчится прочь быстрее лани! Если сперва не рассмеется в лицо.

Кольт вспомнил слова, сказанные ею перед тем, как они отправились в салун: у нее больше не будет подобной возможности. Едва только к ним присоединится свита, все ее маленькие вольности кончатся. То же относится и к нему, и он понимал это. Может, она и весьма охотно делила с ним одеяло, пока они были одни и их никто не видел. Но здесь ее ожидали несколько человек из свиты. То-то будет скандал, если люди узнают, что" она взяла в любовники своего полукровку проводника. А шлея ей сейчас под хвост попала лишь потому, что он сообщил ей о конце их отношений прежде, чем она сама успела его прогнать. Потому-то она и стала такой чопорной и брюзгливой.

Выскочив на платформу, Кольт вынужден был бежать, догоняя герцогиню. Ей бы следовало пойти к грузовому вагону, чтобы сначала забрать лошадей, а она рванула прямиком в город. Он чуть было не решил: пусть сама и идет. Но забота о ней уже вошла в привычку. Пока он не убедится, что ее люди уже прибыли, и не передаст ее им с рук на руки, он не может ее оставить.

Джослин была слишком разъярена, чтобы видеть куда идет, мимо кого идет и вообще что-нибудь в городе Шайенн, территории Вайоминг. Она чувствовала себя… использованной. Господи, неужели всю эту неделю он лишь по-своему мстил ей? Считал ее потребительницей и решил отплатить той же монетой? Какая низость! А что еще она может подумать? Не далее как утром он исступленно занимался с ней любовью, а потом нежно держал в объятиях. А сейчас не мог дождаться, когда наконец от нее избавится, чтобы больше не видеть. Господи, неужели все кончено, и она его больше никогда не увидит, никогда не почувствует на своем теле его руки?