Золотой дождь - Джон Гришэм

У меня отвисает челюсть. Я ошеломлен и не сразу нахожу, что сказать. Я тупо смотрю на Т. Пирса, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями.

— И… как давно? — выдавливаю я.

— С конца прошлой недели.

— А точнее? Заседание состоялось в четверг. Вы знали об этом уже тогда?

— Нет. Она уволилась в субботу.

— Ее уволили?

— Нет. Она ушла по собственному желанию.

— И где она сейчас?

— Она ведь больше не является служащей компании, — пожимает плечами Т. Пирс. — Значит, мы не имеем возможности привлечь её в качестве свидетеля.

На мгновение я сверяюсь со своими записями, просматривая остальные фамилии.

— Что ж, как тогда насчет Тони Крика, младшего инспектора по исковым заявлениям?

— Его тоже нет, — отвечает Т. Пирс. — Он уволен по сокращению штатов.

Второй удар посылает меня в нокдаун. В голове все смешалось, и я не знаю, как быть дальше.

«Прекрасный дар жизни» уволил своих людей, чтобы не позволить мне взять у них показания.

— Надо же, какое совпадение, — уязвленно говорю я.

Планк, Хилл и Гроун не отрывают глаз от блокнотов. Что они там пишут — ума не приложу.

— Наш клиент время от времени проводит сокращение штатов, — поясняет Т. Пирс, сохраняя серьезную мину.

— А как насчет Ричарда Пеллрода, старшего инспектора по исковым заявлениям? — спрашиваю я. — Впрочем, я и сам знаю — его тоже сократили.

— Нет. Он здесь.

— А Рассел Крокит?

— Мистер Крокит перешел на другую работу.

— Его уволили по сокращению штатов? — саркастически спрашиваю я.

— Нет.

— Ага, значит он уволился по собственному желанию, как Джеки Леманчик?

— Совершенно верно.

Именно Рассел Крокит, будучи в ту пору старшим инспектором по рассмотрению исковых заявлений, сочинил злосчастное «дурацкое» письмо. Мой ключевой свидетель, допрос которого я предвкушал перед приездом в Кливленд, несмотря на все свои страхи и опасения.

— А Эверетт Лафкин, вице-президент по искам? Тоже сокращен?

— Нет. Он тоже здесь.

Надолго воцаряется молчание — дожидаясь, пока страсти улягутся, все делают вид, что занимаются какими-то делами. Да, вчиненный мною иск произвел во вражеском стане изрядный переполох. Я лихорадочно строчу в блокноте, составляя перечень ближайших задач.

— А где досье? — спрашиваю я наконец.

Т. Пирс оборачивается и извлекает откуда-то кипу бумаг. Придвигает их ко мне. Это аккуратно выполненные ксерокопии, стопки которых перехвачены толстыми резинками.

— Они разложены в хронологическом порядке? — интересуюсь я. Именно так должно быть, согласно требованию Киплера.

— Надеюсь, — говорит Т. Пирс и устремляет гневный взгляд на квартет молодцев из «Прекрасного дара».

Да, досье довольно внушительное, дюймов в пять толщиной.

— Дайте мне час на рассмотрение, — говорю я, не снимая резинки. — Потом продолжим.

— Хорошо, — кивает Т. Пирс. — Вон там вы найдете кабинет для работы. — Он встает и указывает на стену за моей спиной.

Я следую за ним и одним из инспекторов «Прекрасного дара» в небольшую комнату, где они меня оставляют, а сами испаряются. Я усаживаюсь за стол и начинаю копаться в документах.

По прошествии часа я возвращаюсь в конференц-зал. Адвокаты и «белые воротнички» потягивают кофе и о чем-то шушукаются, убивая время.

— Придется звонить судье, — возвещаю я, и Т. Пирс вострит уши. — Идемте сюда, — приглашаю я его в комнатенку, откуда только что вышел.

Мы снимаем трубки параллельных аппаратов, и я набираю номер служебного телефона Киплера. Судья отвечает уже на второй звонок. Мы с Т. Пирсом представляемся и обмениваемся с Киплером приветствиями.

— У нас кое-какие затруднения, ваша честь, — говорю я, стремясь сразу направить разговор в нужное русло.

— Какие ещё затруднения? — спрашивает он. Т. Пирс слушает, безучастно пялясь на пол.

— Видите ли, из шестерых свидетелей, поименованных в моем списке и обязанных присутствовать здесь, согласно вашему требованию, трое внезапно исчезли. Либо их сократили, либо они уволились по собственному желанию, либо без оного, но суть в том, что их здесь нет. Причем все это случилось в самом конце прошлой недели.

— О ком конкретно идет речь?

Наверное, досье лежит сейчас перед ним и он смотрит на список имен.

— Джеки Леманчик, Тони Крик и Рассел Крокит больше здесь не служат. Пеллрод, Лафкин и Андерхолл, местный юрисконсульт, каким-то чудом уцелели после резни.

— А как насчет досье?

— Я просмотрел его.

— Ну и что?

— Недостает по меньшей мере одного документа, — говорю я, пристально следя за Т. Пирсом. Он нахохливается, словно не веря моим словам.

— Какого именно?

— «Дурацкого» письма. Оно не подшито к остальным бумагам. Впрочем, и их я ещё как следует не проверил.

Адвокаты «Прекрасного дара жизни» впервые увидели «дурацкое» письмо лишь на прошлой неделе. На той его копии, которую Дот передала Драммонду, штамп «копия» был оттиснут трижды в самом верху. Я специально это сделал, чтобы отличить этот экземпляр от других, которые могли всплыть ещё где-нибудь. Оригинал же письма надежно заперт в моей конторе. Навряд ли Драммонд со своей командой стали бы рисковать, пересылая мою заштампованную копию «Прекрасному дару» для вложения в затребованное мною досье.

— Это верно, Пирс? — грозно спрашивает Киплер.

— Да, сэр, — отвечаем мы в унисон.

— Хорошо. Пирс, выйдите — я хочу поговорить с Руди.

Т. Пирс бормочет было что-то невнятное, но тут же умолкает. Кладет трубку на рычажки, встает и с растерянным видом покидает комнатенку.

— Все в порядке, судья, я один, — говорю я.

— Как они настроены?

— Нервничают.

— Неудивительно. Что ж, поступим так. Избавляясь от свидетелей и скрывая документы, они сами развязали мне руки, и теперь я могу перенести все допросы сюда. Это вполне в моей власти, а они заслужили хорошую порку. Считаю, что допросить вам стоит одного лишь Андерхолла. Спрашивайте его обо всем, что взбредет в голову, но только постарайтесь припереть к стенке по поводу увольнения троих свидетелей. Не стесняйтесь в выражениях. А покончив с ним, возвращайтесь сюда. Я назначу допрос на конец этой недели и сам докопаюсь до сути. Прихватите с собой копии страхового полиса и всех выплат по нему.

Я поспешно записываю, стараясь ничего не упустить.

— А теперь дайте мне Пирса, — заканчивает судья. — Пусть ещё попотеет.

Джек Андерхолл — коренастый человечек с коротко подстриженными усиками и на редкость немногословный. Он просвещает меня насчет «Прекрасного дара жизни». Владеет страховой компанией «Пинн-Конн Груп», частная фирма, об учредителях которой он знает лишь понаслышке. Я пространно допрашиваю его об уставе и взаимных связях всех трех компаний, которые занимают это здание, но быстро убеждаюсь, что все запутано до безнадежности. Примерно час я трачу на подробные расспросы о структуре «Прекрасного дара» сверху донизу. Мы беседуем о сферах действия компании, уровне продаж, о филиалах и подразделениях, о персонале и о многом другом; кое-что из этого по-своему любопытно, однако совершенно мне ни к чему. Андерхолл предъявляет мне личные заявления об уходе, подписанные двумя из вызванных мной свидетелей, и заверяет меня, что их уход, ну совершенно не связан с рассматриваемым делом.

Я выкачиваю из него разного рода сведения добрых три часа, после чего сворачиваю допрос. Я уже заранее смирился с тем, что мне предстоит провести в Кливленде по меньшей мере три дня и, затворившись в одной комнате с парнями из «Трень-Брень», заслушивать одного свидетеля за другим, а по ночам разгребать горы всякой документации и прочей писанины.

Вместо этого уже во втором часу дня я покидаю мотель, нагруженный бумагами, заниматься которыми предстоит Деку, и окрыленный мыслью, что теперь уже этим болванам придется лететь в гости к нам и давать показания на моей территории, в присутствии моего судьи.

Обратный путь на автобусе в Мемфис кажется мне едва ли не вдвое короче.

Глава 35

Дек обзавелся новой визитной карточкой, на которой он значится «ассистентом адвоката» — с таким зверем я сталкиваюсь впервые. Он слоняется по коридорам здания городского суда, навязывая свои услуги мелким правонарушителям, собирающимся впервые предстать перед судьей. Он высматривает какую-нибудь особенно запуганную жертву с повесткой в руке и пикирует на неё. Дек называет всю эту процедуру «охотой стервятника»; таким промыслом охотно занимаются многие внештатные юристы, околачивающиеся вокруг городского суда. Как-то раз Дек предложил и мне поохотиться вместе, чтобы обучить основным приемам и уловкам. Я отказался.

Деррика Доугена Дек изначально тоже наметил в одну из жертв «охоты стервятника», однако его кровожадный план рассыпался в пух и прах в то самое мгновение, когда Доуген спросил у него: «А что такое, черт побери, „ассистент адвоката“?» Дек, который обычно за словом в карман не лезет, на сей раз смешался и был вынужден поспешно ретироваться с поджатым хвостом. Однако карточку его Доуген сохранил. В тот же самый день машина, за рулем которой сидел какой-то недоросль, к тому же превысивший скорость, врезалась в его автомобиль. И вот, по прошествии примерно суток с той минуты, как сам послал Дека куда подальше, Доуген позвонил в нашу контору. Дек снял трубку в кабинете, где я корпел над мешаниной документов, предоставленных «Прекрасным даром жизни». Несколько минут спустя мы уже на всех парах неслись к больнице. Доуген возжелал пообщаться с настоящим адвокатом, а не с каким-то «ассистентом».