Жюльетта. Том I - Маркиз де Сад

— Значит, вы ее разлюбили?

— Разлюбил? Я никого и никогда не любил, Жюльетта, и вообще мы, распутники, не страдаем этой болезнью. Когда-то это дитя вызывало у меня хорошую эрекцию, но теперь уже не возбуждает меня. Мне надоело забавляться с ней, и я отдаю ее Нуарсею, которого она весьма и весьма воспламеняет. Так что речь идет об элементарном обмене.

— А что будет, когда она надоест Нуарсею?

— Ну что ж, тебе известна судьба его жен. По всей вероятности, я сам буду участвовать в этой церемонии, как участвовал во всех прочих, это очень стимулирует, и мне нравятся такие вещи.

При этом его член разбух еще больше.

— Повелитель мой, — заметила я, — мне кажется, будь я на вашем месте, я бы не удержалась и иногда злоупотребляла своим положением.

— Вы имеете в виду моменты возбуждения?

— Да.

— Такое иногда случается.

— О, господин! — воскликнула я и добавила: — Давайте замучаем какую-нибудь невинную душу. У меня начинает кружиться голова от такого желания.

Говоря это, я все сильнее ласкала его, щекоча пальцем его задний проход.

— Одну минуту. — И он достал из кармана лист бумаги и развернул его. — Мне осталось только вписать сюда имя, и завтра же умрет одно прелестное создание. Сейчас она находится в тюрьме: я написал указ об аресте по просьбе ее семейства. Единственная на нее жалоба заключается в том, что мужчинам она предпочитает женщин. Я видел ее: она действительно очаровательна. Однажды я и сам развлекался с ней целый день и с тех пор опасаюсь, как бы она не разболтала, что я только об одном и мечтаю — избавиться от нее.

— Тогда, повелитель мой, она обязательно развяжет свой язык, как только ей представится такая возможность, и опасения ваши вполне обоснованны. Поэтому, пока эта девушка жива, вы будете в постоянной опасности. Я умоляю вас разделаться с ней, потому что от этого зависит ваше спокойствие; подпишите скорее эту бумагу, — я взяла у него документ и приложила его к своим ягодицам, — там на столе есть перо и чернила.

Когда-Сен-Фон написал имя, я сказала:

— А теперь мне хочется самой отнести это в тюрьму.

— Как вам будет угодно, — кивнул он. — Но прежде я должен кончить, Жюльетта. Кульминация близится, и других стимулов мне не нужно. — Он позвонил, добавив: — Не беспокойтесь, это всего лишь ритуал. — В следующий момент на пороге появился красивый юноша.

— Прошу вас опуститься на колени, мадам, и этот молодой человек три раза ударит по вашей спине тростью; не бойтесь, следы исчезнут через несколько дней. Затем он будет держать вас, пока я буду заниматься с вами содомией.

Юноша сбросил свои панталоны и поспешно подставил свой зад министру, который с удовольствием начал облизывать его.

Тем временем я встала на колени, юноша взял трость и нанес мне три хорошеньких удара, следы которых оставались на моих плечах целых два дня. Сен-Фон с жадным любопытством наблюдал за экзекуцией, потом подошел ближе и внимательно осмотрел багровые полосы на коже, проворчал что-то насчет недостаточного усердия и приказал юноше крепко держать меня. Затем министр долго обрабатывал мой зад и целовал при этом чресла своего лакея.

— Ах, лопни мои глаза! — закричал он, освобождаясь от семени. — Ах, черт меня побери, мы заклеймили эту стерву!

Вскоре таинственный наш помощник исчез. И только намного позже случилось одно событие, о котором я расскажу в свое время и которое'пролило свет на личность этого молодого человека.

Когда мы вышли из будуара, Сен-Фон снова принял задумчивый вид.

— Возьмите шкатулки с собой, мадам, — произнес он, — и запомните, что наша операция начнется ровно через три недели. Либертинаж, злодейство и молчание, Жюльетта, — и ваше благополучие обеспечено. А пока будьте здоровы и прощайте.

Первым делом я ознакомилась со смертным приговором, который мне предстояло доставить к месту исполнения. Великий Боже! Каково было мое изумление, когда я обнаружила написанное черным по белому предписание главному смотрителю монастырской тюрьмы тайно отравить кого бы думали? Сент-Эльм, ту самую обворожительную новенькую послушницу, которую я так обожала во время своего пребывания в Пантемоне. Другая на моем месте, возможно, порвала бы в клочья смертоносный лист бумаги, но не таков мой характер. Я слишком далеко зашла в своей жажде злодейства, чтобы колебаться, да я ни на секунду и не усомнилась в том, что сделаю этот шаг, и вскоре приехала в Сент Пелажи, где вот уже три месяца томилась за решеткой юная Сент-Эльм. Я передала приказ в руки старшего надзирателя и попросила разрешения повидать узницу. Поговорив с ней, я узнала, что министр обещал устроить ее освобождение в обмен на ее благосклонность и что она делала для него все, что только может сделать женщина, чтобы ублажить мужчину. Порочный негодяй не упустил ничего из своего обычного репертуара жуткой похоти и использовал все части ее тела: и рот, и зад, и влагалище… Злодей буквально втоптал ее в грязь, и в качестве награды за это чудовищное с ней обращение она не получила ничего, кроме слабой надежды на скорое освобождение.

— У меня с собой документ, который положит конец твоим страданиям, — сказала я, целуя ее.

Сент-Эльм рассыпалась в благодарностях и с лихвой возвратила мне мои ласки. Впервые в жизни я почувствовала, как акт предательства обильно увлажнил мою куночку… На другой день она умерла.

Воистину, подумалось мне, когда я узнала результат своего злодейского поступка, в этом состоит мое предназначение. Я рождена для великих дел. И лишний раз убедилась в этом.

Я с жаром окунулась в подготовку спектакля, в котором должен был участвовать Сен-Фон через три недели, и организовала свой первый званый ужин точно в назначенный срок.

Я отыскала и наняла шесть обольстительных помощниц, включая троих юных монахинь, привезенных из святой обители в местечке Мо, двенадцати, тринадцати и четырнадцати лет от роду с божественным лицом и телом.

В тот первый вечер министр появился в сопровождении мужчины лет шестидесяти. Сразу по прибытии он на несколько минут уединился со мной, осмотрел мои плечи и, кажется, остался недоволен, не обнаружив следов экзекуции, проведенной во время нашей последней встречи. Он почти не притронулся ко мне, однако порекомендовал проявить глубочайшее почтение и беспрекословную покорность к своему спутнику, так как тот был одним из знатнейших придворных и принцем по крови. Последний вошел в комнату, как только оттуда вышел Сен-Фон. Предупрежденная моим повелителем, я повернулась и обнажила свой зад сразу, как только он закрыл за собой дверь. Он приблизился с лорнетом в руке.

— А ну-ка пукни, — приказал он, — или я укушу тебя.