Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров - Виктор Мережко

Супруга тоже была украшена, как новогодняя елка, и в ее глазах читался интерес и некоторое разочарование.

— Так ты и есть та самая Сонька Золотая Ручка? — спросил градоначальник, с недоверием глядя на сухонькую измученную женщину.

Воровка усмехнулась, тихо, с достоинством ответила:

— Я и есть та самая Сонька.

Щеки ее были впалы, лицо покрывали мелкие, глубоко въевшиеся морщины, и лишь глаза оставались молодыми, живыми, здравомыслящими.

— Не похожа, — произнес градоначальник. — Про тебя сказывали будто про писаную красавицу, — махнул он толстой короткой ладонью. — Подойди.

Воровка подошла.

— Хоть знаешь, куда тебя везут и за какие грехи?

— Знаю. Везут на Сахалин. А грехи? — Она задумалась. — Все мы грешны. И каждый из нас должен искупать чужие грехи. Может, я буду искупать именно ваши, господин градоначальник.

Тот расхохотался.

— Остра, стерва, на язык. — Повернулся к стоящему сзади священнику, жестом попросил что-то. Батюшка передал ему Библию, и градоначальник протянул Книгу воровке.

— Возьми. Книга полезная.

— Я иудейка.

— Бери. Иисус тоже был не из русских. Эта книга для всех и про все. Дорога тебе предстоит длинная, не меньше полугода. Так что попробуй изучить поосновательнее.

Сонька взяла Библию, наклонилась, поцеловала градоначальнику руку:

— Благодарю, — и молниеносным движением вытащила из его брючного карманчика золотые часы с цепью. Распрямилась, едва ли не лучезарно улыбнулась всей знати. — Живите спокойно. Сонька больше тревожить вас не будет.

Сделала прочь пару шагов, неожиданно вернулась.

— Вы, господин градоначальник, сделали мне любезный подарок. Позвольте, я вам отвечу тем же.

Градоначальник удивленно пожал плечами:

— Мне… подарок? Попытайся…

Сонька достала из кармана платья украденные часы с цепью, протянула ему. Он некоторое время удивленно рассматривал собственную вещь, затем громко расхохотался.

— Поверил! Теперь определенно поверил, что ты и есть Сонька Золотая Ручка! Молодец!

«Ярославль» начал медленно отчаливать, и толпа, плотно усеявшая набережную, дружно махала уходящим в дальнее плавание узникам и в первую очередь знаменитой воровке.

На корабле узники дружно запели:

Прощай, Одесса,Прощай карантин.Меня засылаютНа остров Сахалин.

В толпе на Карантинном моле плакали.

Корабль шел в бесконечном водном просторе, и негде было остановить взгляд. Палило солнце, отблески от воды били по глазам.

«Ярославль» уходил все дальше. Было понятно, что обратной дороги больше не будет ни у кого из арестантов.

Стояла невыносимая жара. Солнце жгло плечи, лицо, самую макушку головы. Изредка налетал спасительный ветер, но длилось это совсем недолго, и снова люди в клетках оставались один на один с палящим солнцем.

Сонька сидела в самом углу клетки, ни на кого не обращая внимания. Смотрела на бескрайнюю водную гладь и, казалось, не чувствовала изнуряющего пекла.

Высоченные волны набрасывались на корабль с такой силой и страстью, что начинало казаться: корабль не выдержит этих ударов и в любую минуту может пойти ко дну.

Несмотря на то, что клетки были прочно прикованы к бортам судна, от качки их двигало. Волны поднимались выше самого корабля, тяжело и холодно обливали находящихся в клетках узников.

Сонька, вцепившись в прутья, стояла с широко раздвинутыми ногами, стараясь любым способом удержаться, не упасть. Смотрела на бушующую морскую даль, и ни единого звука не срывалось с ее губ.

Некоторые женщины также держались за прутья, зато другие от отчаяния, тошноты, измотанности катались по мокрому полу, прося у Господа помощи, снисхождения, смерти.

Несколько конвоиров, которым по службе следовало наблюдать за узницами, стоически не уходили с положенных мест. Иногда они бросались к клеткам, криками и ударами палок заставляя женщин не поддаваться панике, не пытаться что-то сотворить над собой.

По палубе носило мокрую изодранную Библию…

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

На Сахалине уже вовсю гуляла поздняя осень.

В тот день, когда «Ярославль» причаливал к Александровскому Посту, погода выдалась крайне неблагоприятная. Штормило до такой степени, что волны высотой не менее трех метров налетали на волнорезы, разбивались о них на более мелкие и в таком виде яростно выкатывались на берег.

Корабль долго прибивался к причалу, его ловили и поджимали буксиры, наконец зачалили. Прихватили могучими канатами и бросили трап. На корабль сначала поднялась команда охранников из двадцати человек, выстроилась вдоль трапа, и только после этого на берег осторожно стали сходить измученные полугодовым походом заключенные.

Сонька покинула судно в числе прочих. За эти невыносимо тяжелые полгода она сдала еще больше — со стороны походила на маленькую сутулую старушку, хотя при этом держалась прямо, достойно, чуть ли не высокомерно. В руках у нее не было никаких пожитков, а лишь маленький узелок с бабьими принадлежностями.

Прибывших узников выстроили в длинную колонну и повели в сопровождении охранников и собак по скованной первыми морозами земле в сторону виднеющегося поселка, Александровского Поста.

Этот поселок мало чем отличался от того, где Сонька побывала год тому. Такие же бревенчатые бараки, окруженные тайгой, те же бродячие собаки, те же замученные лица поселенцев.

Новеньких, а их было не более сотни, остановили на небольшой поселковой площади, и моложавый бодрый прапорщик Солодов, начальник конвоя, громко прокричал:

— Арестанты, слушать сюда! Вы — каторжане, хоть и вольнопоселенные. Но вольное поселение вовсе не означает, что жить можно без правил и присмотра. Здесь еще интереснее, чем в любой тюрьме! И правило здесь одно — полное послушание властям. За невыполнение оного виновные будут подвергаться жестоким экзекуциям, вплоть до наказания палками. После этого, бывало, человек харкает кровью целый год. Также у нас имеются холодные карцеры, где в зимнее время дохнут даже крысы, а человек тем более. — Прапорщик помолчал, глядя на уставшие мрачные лица вновь прибывших, продолжил: — Теперь о работе. Мужикам надлежит валить лес и готовить его к отправке на материк. Баб же, пока не вдарили морозы, будем гонять на золотые прииски, где они своим непосильным трудом будут пополнять казну государства Российского!..

Барак оказался двухэтажным, неожиданно теплым и даже уютным.

Соньку, как самую уважаемую, пропустили в комнату первой, она неторопливо оглядела все углы, молча показала на кровать возле печки.

— Здесь буду.

Женщины-узницы с малой перебранкой стали распределять меж собой кровати, раскладывать жалкие пожитки, прихорашиваться.

Дверь барака открылась, и бодрый мужской голос прокричал:

— Золотая Ручка здесь определилась?

— Здесь, — ответили.

— На выход.

Сонька с трудом сползла с постели, направилась к двери. Ее соседка, крупнотелая Груня, сочувственно проворчала:

— И здесь не оставят в покое. Чего они тебя терзают?

— Видно, не могут без меня.

Молодой, крайне симпатичный охранник, в котором было заметно кровосмешение азии и славян, бесцеремонно взял хилую женщину под руку и вывел из барака.

Охранник шел за воровкой, едва слышно бормоча какую-то песенку. Сонька с интересом осматривалась, изучая новое место пребывания. Единственная улица делила поселок на две половины, мужскую и женскую. Правда, мужчинам попасть к женщинам было практически невозможно — их отделял высокий забор, вдоль которого бегали собаки.

Поодаль, на отшибе от Александровского Поста, находилась местная тюрьма, с вышками, огромным колючим забором, с глубоким рвом, окружавшим мрачное каменное сооружение.

— Это наша тюрьма, — объяснил конвоир.

— Вижу.

— Кто туда попадает, живым не выходит.

Начальником оказался тот самый моложавый прапорщик Солодов, который держал на площади речь перед арестантами. При появлении в его кабинете Соньки он неожиданно приподнялся, показал на табуретку. Воровка с безразличной усталостью села, вопросительно посмотрела на бодрого начальника.

— Значит, ты и есть Сонька Золотая Ручка?

— Так говорят.

— А ты себя такой не считаешь?

— Не знаю. Я все забыла.

Прапорщик закурил, выпустил густое облако дыма.

— Давай так, Сонька. Давай будем дружить.

Она вопросительно усмехнулась.

— Давай чтоб никаких сговоров, махинаций, комбинаций.

Воровка отрицательно покачала головой:

— Мне не до махинаций и комбинаций. Я устала, господин начальник.