Смерть в экстазе. Убийство в стиле винтаж (сборник) - Найо Марш

– Чего и следовало ожидать.

– По правде говоря, я тронута тем, что вы приложили к этому столько усилий. Горы действительно великолепны, правда? Величественные и прекрасные.

– Посмотрели бы вы на них в шесть утра.

– Не стройте из себя Рут Дрэйпер[37]. Они не могли быть красивей, чем сейчас, – даже с этими жуткими коттеджами на переднем плане.

– Представьте себе, были. Они были так чудесны, что я не мог смотреть на них дольше минуты.

– «Мои глаза ослепли?»[38]

– Что-то вроде этого. Почему вы не играете в старых драмах? Скажем, в «Трагедии девы».

– Потому что это слишком просто и прямолинейно для наших дней – и не слишком выгодно для кассы. Я как-то подумывала о миссис Милламент, но Пух… – на секунду она сбилась, – Альфи сказал, что ничего не выйдет.

– Жаль, – пробормотал Аллейн.

Несколько минут они ехали молча. Трамвайные линии закончились, и город начал распадаться на группы отдельных зданий.

– Мы уже в пригороде, – заметил Аллейн. – Еще пара поселков, и начнется дикая природа.

– А в какой момент мы приступим к делу? – спросила Каролин. – Или сначала вы должны сломить мою волю опасными дорогами и запугать головокружительными виражами? А потом поставить у края пропасти и задать вопрос раньше, чем я успею прийти в себя?

– Но зачем мне делать все эти вещи? Вряд ли пара невинных вопросов стоит таких сложностей. Я не вижу для этого причин.

– Я думала, все детективы любят копаться в темном прошлом, а потом огорошивать им свидетеля.

– А у вас темное прошлое?

– Вижу, вы уже начали.

Аллейн улыбнулся, и они снова замолчали. Он подумал, что Хэмблдон прав, и Каролин держится слишком хорошо, чтобы это выглядело натурально. Ее веселость казалась слишком нервной, голос звучал на полтона выше, разговор был неровным и обрывистым, молчание – тягостно неловким. «Надо подождать», – подумал Аллейн.

– На самом деле, – неожиданно заговорила Каролин, – прошлое у меня было вполне пристойное. Ничего похожего на то, что обычно думают о богемной жизни. Дом приходского священника, любительская труппа, местный театр, потом Лондон. Как говорится, прошла огонь и воду. Играла в крошечных студиях, где актерам приходилось помогать рабочим сцены: устанавливать декорации и чуть ли не самим опускать занавес, отыграв спектакль.

– Помогать рабочим сцены? Хотите сказать, что вы ворочали все эти тяжести?

– Да, случалось. Носилась по галереям не хуже всякого другого. Вешала на крюки тросы, опускала задник – что угодно. Господи, как же это было здорово! Как весело!

Дома уже остались позади. Дорога петляла по зеленым холмам, чьи силуэты постепенно вырастали один за другим, словно фигурки в детской аппликации. Пока Каролин рассказывала о себе, шоссе сделало поворот, и вдалеке над круглыми вершинами выросла огромная гора, холодная и недоступная на фоне ослепительного неба. Машина ехала быстро, дорога поворачивала то влево, то вправо, и бархатные холмы плавно двигались и вращались вокруг них, словно участники грандиозного парада. Вскоре Аллейн и Каролин подъехали к небольшому мосту, переброшенному через бурливший на камнях ручей, а дальше открывалась уютная лужайка.

– Пожалуй, можно остановиться здесь, – предложил Аллейн.

– С удовольствием.

Они проехали по деревенской ухабистой дороге, спустились к реке и остановились в тени густых зарослей мануки, усыпанных белоснежными цветами и источавших медовый запах.

Как только они вышли из машины, запах кожи и металла мгновенно развеял свежий ветерок – дыхание снежных гор. Каролин, чье платье в таком месте выглядело довольно странно, остановилась и запрокинула голову:

– Какая красота!

Камни у берега уже раскалились на солнце, над водой дрожала легкая дымка. Тишину наполнял живой и звучный шум реки. Перешагивая через камни, они прошли по мягким подушкам мха и спустились ближе к ручью, где зелень была гуще и сочней. Здесь буйно разрослись колючие кустарники и мелкие раскидистые деревца, а дальше поток уходил в дремучую тенистую чащу.

– Раньше тут везде был лес, – заметил Аллейн. – Все холмы усеяны сухими пнями.

На ближайшем дереве под мерный шум воды щебетала птичка, издавая такой звонкий, радостный и чистый звук, какой раньше они никогда не слышали. Каролин остановилась послушать. Аллейн вдруг заметил, что она глубоко взволнована и на ее глазах блестят слезы.

– Я схожу за корзиной с едой, – предложил он, – а вы пока подыщите какое-нибудь удобное местечко. Вот вам коврик.

Когда он вернулся, Каролин уже прошла вдоль реки и устроилась в тени возле воды. Она сидела абсолютно неподвижно, и по ее позе трудно было понять, что она чувствует. Шагая к ней, Аллейн спрашивал себя, о чем она может думать. Он увидел, как она подняла руки и сняла свою черную лондонскую шляпу. Потом повернула к нему голову и помахала рукой. Когда он подошел ближе, оказалось, что она плачет.

– Как насчет того, чтобы немного перекусить? – спросил он. – В гостинице мне дали походный котелок, чтобы я мог заварить в нем местный чай. Я подумал, что вам это понравится, но, если вы не любите экзотики, у меня есть белое вино. Мне кажется, в любом случае стоит развести костер: он приятно пахнет. Не распакуете все эти свертки, пока я продемонстрирую свое мастерство по разведению огня с помощью кучки прутиков и по меньшей мере трех коробков спичек?

Она не ответила, и он понял, что блестящей, неприступной и обаятельно-искусной примадонны здесь больше нет и перед ним на берегу сидит несчастная и одинокая женщина.

Аллейн отвернулся, но она сама позвала его.

– Вы не поверите, – пробормотала она сквозь слезы, – и никто в это не верит, но я очень любила своего Альфи-Пуха.

Глава 18

Диалог

Аллейн не сразу отозвался на ее слова. Он думал о том, что благодаря неожиданной удаче сумел заглянуть в какие-то более глубокие пласты ее личности, чем те, что открывались ему прежде. Словно верхние слои ее обычной бравады и бурлеска внезапно стали прозрачными, и сквозь них проступила – нет, еще не вся настоящая Каролин, но какая-то важная ее часть. «И все это потому, что она несчастна, а я вытащил ее из привычного окружения и привез в это место, где воздух так чист и свеж, и журчит горная река, и какая-то птичка щебечет под сурдинку».

Вслух он сказал:

– Почему же, я легко могу в это поверить. Я так и думал, что вы его любили.

Он начал отламывать сучья от прибитого к берегу бревна.

– Конечно, это была не романтическая любовь, – продолжала Каролин. – Мой бедный толстяк Альфи! Романтик из него был никакой, зато он всегда был понимающим и чутким. Ему и в голову не приходило, интересно со мной или нет. Он считал, что я просто не могу быть скучной. И мне никогда не приходилось об этом беспокоиться.

Аллейн пристроил ветки между камней и сунул под них листок скомканной бумаги.

– Понимаю, – ответил он. – Есть люди, перед которыми не нужно ничего из себя строить. Иногда это очень приятно. У меня тоже есть такой человек.

– Ваша жена! Но я не знала…

Аллейн присел на корточки и рассмеялся:

– Нет, нет. Я говорю о сержанте Фоксе. Это крупный мужчина, серьезный и медлительный, и мыслит он всегда с обезоруживающей прямолинейностью. Мы вместе работаем в Скотленд-Ярде. Слава богу, перед ним мне не надо притворяться. Так, посмотрим, получится ли у нас костер. Попробуйте раздуть огонь, а я пока схожу за водой.

Он спустился к ручью и, встав на валун, опустил котелок против течения реки. Вода была ледяной, течение быстрым, а шум стоял такой, что он едва не оглох. Горный поток бился среди камней и наполнял долину глухим рокотом, словно тысячи голосов кричали в унисон. Было приятно до самых краев наполнить тяжелый котелок и вернуться с ним на берег, где Каролин по-прежнему трудилась над костром. Над дровами уже закурился тонкий дымок, распространявший горький и приятный запах.

– Получилось, получилось! – воскликнула Каролин. – Ах, как пахнет!

Она повернулась к нему лицом. Ее глаза все еще блестели от слез, волосы растрепались, влажные губы были приоткрыты. Она была очень красива.

– Господи, какое было бы счастье, – пробормотала она, – если бы в мире не было ничего, кроме этого.

Аллейн поставил на камни котелок и поправил огонь. Потом они оба сели у костра и закурили.

– Я очень рад, что природа не приводит вас в экстаз, – заметил Аллейн. – Боялся, что вы начнете восторгаться.

– Так и было – до вчерашнего дня. Мистер Аллейн, наверное, уже пора задавать ваши вопросы? Я хочу поскорей с этим покончить.

Но Аллейн не стал «задавать свои вопросы», заявив, что зверски голоден и сначала они должны поесть. После обеда они выпили белого вина, а вместо кофе Аллейн заварил в котелке чай. Он отдавал дымком, но был чертовски вкусным. Инспектор мысленно спрашивал себя, кто из них больше боится предстоящего разговора – он или она. Наконец Каролин помогла ему убрать остатки еды и решительно повернулась к Аллейну: