Одиль, не уходи! - Арман Делафер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поймите меня, я был счастлив этой отсрочке, которая к тому же показала мне, что Одиль была менее отравлена этими проклятыми письмами, чем я думал. Да, я был счастлив, но одновременно и разочарован. Это труднее объяснить. Но мне вдруг показалось, что эта отсрочка навсегда отсрочит выполнение моего плана и лишит меня возможности отомстить. В действительности я меньше думал о мести, чем о возможности узнать эту женщину, которую, оказывается, до сих пор так и не узнал за семь лет супружеской жизни.
После кофе она погрузилась в изучение киножурнала, потом вдруг подняла голову и подавила зевок.
— Тебе очень хочется поехать?
Я вопросительно посмотрел на нее, мое сердце бешено колотилось. Я уже знал, что она собирается мне сказать дальше.
— Я вдруг почувствовала себя такой уставшей после целого дня беготни по магазинам. Но если тебе очень хочется…
Не отвечая, я начал медленно расхаживать по комнате. После долгих колебаний я сказал себе:
«Отвези ее в Париж — и она тебя возненавидит. Оставь ее — и она тебе изменит».
И я решился.
— Ничего страшного. Я как раз не успел еще разобрать всю сегодняшнюю почту, так что именно этим и займусь сегодня вечером в кабинете.
Я подошел к столику, на котором стояла моя чашка с кофе, молча выпил и так же молча пошел к двери. Только там я обернулся и тут же заколебался: правильно ли я поступаю, позволяя событиям по-прежнему развиваться.
— Хочешь, я побуду с тобой еще немного?
Она покачала головой.
— Нет, я пройдусь по парку и постараюсь оставить там свою мигрень. Я не прошу тебя меня сопровождать, ты не любишь такие прогулки. А потом я пойду и лягу спать.
Говоря это, она подошла к двери, около которой я стоял, и протянула мне губы.
— Поцелуй меня, — сказала она просто.
У меня сорвалась горькая реплика:
— Ты хочешь попросить за что-то прощения?
— Прощения? Что за нелепая мысль!
И она широко раскрыла абсолютно искренние глаза. Да, Лaборд был прав: женщины, как кошки, всегда падают на четыре лапы.
Ее поднятое ко мне по-детски чистое лицо, казалось, говорило:
«Что, разве я не права?»
Я поцеловал ее, хотя мне пришлось приложить огромное усилие, чтобы скрыть бешенство и ненависть, побуждавшие меня дать ей пощечину.
— Ты права. Когда мне приходится работать по вечерам, я никогда точно не знаю, сколько времени у меня это займет. До завтра, спокойной ночи.
Стемнело. Я поднялся на второй этаж в кабинет и зажег там свет. Окно кабинета выходило в парк, и Одиль будет уверена, что я работаю.
Я оставил дверь приоткрытой, чтобы слышать то, что происходит в доме. Вскоре я услышал шаги Одиль, которая поднималась в спальню, по-видимому, чтобы взять шаль. Тогда, заперев дверь кабинета на ключ, я тихо спустился по лестнице и выскользнул в парк. Где-то в двухстах метрах от меня Лаборд должен был поджидать прихода своей соучастницы. Я сделал большой крюк, чтобы подойти к беседке с той стороны, где не было ни окон, ни двери, сократив таким образом риск быть захваченным врасплох и все испортить до минимума. Я медленно шел в темноте, стараясь не производить никакого шума.
Вскоре я услышал шаги вдалеке, и меня обожгло чувство ревности. Я остановился и прислушался: по звуку шагов я пытался определить, уверенно ли Одиль идет на свидание, или все-таки колеблется, легка ли ее поступь, или нет. С жестокой ясностью я хотел проникнуть в самые интимные подробности происходившего.
Я стер пот, заливавший мне лоб. Мне показалось, что шаги колеблются, потом они ускорились, как если бы Одиль решилась покончить с неопределенностью. Я тоже приблизился к беседке, причем последние метры преодолевал уже ползком. Тихонько раздвинув окружавшие ее кусты и согнувшись, я пробрался к тому месту под полом беседки, которое для себя приготовил. Моя рука нащупала отверстие, которое я проделал несколько часов тому назад. И я отодвинул тряпки, которые могли бы помешать мне все услышать. Каких бы мучений мне это ни стоило, я не хотел упустить ни малейших подробностей этой встречи.
Именно в этот момент Одиль поднялась на первую ступеньку. Колебалась ли она? Боялась ли? Я не мог ее разглядеть, хотя она была в двух шагах от меня, настолько полной была темнота. Но я чувствовал, что она дрожит и тяжело дышит. Наконец она едва слышно прошептала:
— Вы здесь?
Ответ пронзил меня насквозь, словно раскаленный железный стержень:
— Вы подумали, что я мог не прийти?
Одиль медленно поднялась по ступенькам и вошла в беседку почти над моей головой. По ее шагам я мог не только определить место, где она находится в каждую секунду, но и догадаться о ее чувствах: тревожном ожидании и страхе перед неизвестностью. Она ставила ногу с большой осторожностью и замирала на несколько секунд перед следующим шагом. Я представил себе, как она вытянула руки вперед, словно при игре в жмурки. Но тут шла куда более опасная игра.
— Где вы? — тихо спросила она.
Мне показалось, что ее голос дрожит. Тело, без сомнения, тоже было охвачено дрожью. Ах, как же умело этот мерзавец сумел разбудить в ней самые потаенные чувства, вдохнуть в нее новую жизнь! Он был где-то здесь, в этой абсолютно темной комнате, притаился, затаив дыхание. Когда она окажется возле него, он запустит руки под ее платье, и она рухнет в его объятия с дрожащими ногами и влажным от желания животом. А может быть, она ходила в спальню для того, чтобы сбросить с себя тонкие трусики и отдаться ему мгновенно, после первой же ласки, чтобы одежда не стесняла ее? Эта мысль причинила мне просто физическую боль, я скорчился от невыносимой ревности. И все это происходило в тишине, которую нарушали лишь редкие, неуверенные шаги Одиль и скрип пола под ее ногами.
Ее голос нарушил невыносимую тревогу ее (да и моего тоже) ожидания:
— Так где же вы? Мне почти страшно!
Она дошла до конца комнаты и теперь возвращалась обратно вдоль стены.
— Я признаю, что проиграла. Я даю залог…
Она издала приглушенный крик, шедший из самых потаенных глубин, который тут же перешел в глухой, почти жалобный стон. Должно быть, он схватил ее, когда она проходила мимо, и запустил руки под платье, чтобы сразу добраться до самого интимного места, и теперь я уже не буду единственным мужчиной, который его ласкает.
Мне кажется, в тот момент я был на волоске от того, чтобы выскочить из своего укрытия и избить их обоих. И лучше бы я именно так и поступил. Я испытывал невыносимые мучения, моя голова гудела, как колокол. Я представлял себе руку другого, скользящую по волоскам внизу живота Одиль, ласкающую ее бедра, пытающуюся проникнуть как можно глубже, а до меня доносились обрывки фраз, прерываемые вздохами: