Одиль, не уходи! - Арман Делафер

Бокал слегка треснул, хотя и не разбился.

— Бедный бокал, — заметила Одиль, и голос ее тоже прозвучал как-то надтреснуто. — Это к счастью.

Я ничего не ответил.

После обеда я снова уехал в Париж и отправился к тому торговцу мебелью, у которого мы в свое время купили секретер для Одиль. Сказал, что потерял ключ, и без особого труда получил дубликат. Теперь я мог следить за развитием авантюры и по письмам тоже.

Незадолго до шести часов вечера я зашел на завод и вызвал к себе Демонжо. Это был очень хороший инженер, которому я полностью доверял, и теперь сердился на себя за глупые вчерашние подозрения в его адрес. Как ни странно, но, читая письма, я испытывал еще и облегчение от того, что соблазнителем оказался другой человек.

Когда он пришел, я сказал ему:

— Я тебя приглашаю пообедать у нас. Жена хочет сегодня вечером поиграть в бридж.

— Хорошо, патрон. Но сначала…

Он провел меня по всему заводу, в деталях объясняя мне некоторые улучшения, которые он намеревался ввести в производство одного из наших самых важных изделий. Я слушал его, но так рассеянно, что он это заметил.

— Что-нибудь случилось, патрон? Вчера ты был так воодушевлен моим проектом, собирался детально поговорить о нем сегодня. А вместо этого…

Я только жалко улыбнулся в ответ. Мое воодушевление, мое спокойствие были у меня отняты вместе с моим счастьем. Отныне моя жизнь превратилась в кошмар, где были только мучения. Кроме того, меня мучила безумная ревность, и я знал, что не найду покоя, пока не возьму реванш.

Я зашел в контору завода, подписал несколько бумаг, и мы отправились ко мне через лес и парк. Проходя мимо старого дуба, Демонжо вдруг сказал:

— Его надо спилить.

Я вздрогнул. Неужели он тоже заметил проделки Одиль и теперь предлагает мне уничтожить этот почтовый ящик?

— Зачем?

— Да оно насквозь прогнило, это дерево, того и гляди, рухнет и придавит кого-нибудь.

Нет, он ничего не знал, иначе не говорил бы с таким легкомысленным безразличием. Я заставил себя рассмеяться:

— Ба! Дадим ему еще несколько месяцев жизни. Оно еще не выполнило свое предназначение до конца.

Теперь пришла его очередь удивляться.

— Ты говоришь какие-то странные вещи…

— Странные?

— Ты словно ждешь от этого дерева какой-то услуги.

Мог ли я сказать ему, чего на самом деле жду от старого дуба? Вот-вот Лаборд положит в его дупло свое очередное послание. Поздно вечером или рано утром моя жена придет за ним, а чуть позже я найду это письмо в ее секретере. Отныне нас троих затянули колеса безжалостного механизма моего плана мести. Меня могли спасти либо желание Одиль освободиться от наваждения, либо смерть Лаборда.

Его смерть! Я думаю, что если бы в тот момент, когда мысль об этом пришла мне в голову, я мог бы нажатием какой-то кнопки оборвать жизнь Лаборда, я бы это сделал. Но уже в следующую минуту прежние чувства — ненависть и жажда мести — вытеснили эту мысль у меня из головы. К тому же я слишком хотел узнать другую Одиль, а для этого существовало только одно средство — Лаборд, который день за днем кропотливо вызывал в ней новые желания, лепил новую женщину.

Одиль, должно быть, заметила нас из окна, так как вышла нам навстречу. Ничто в ее поведении не выдавало ожидания появления ее полу-любовника. Никто ничего бы не заподозрил. Как всегда она была одета так, что выглядела грациозно, юно и соблазнительно, привлекая внимание мужчин. Она была прекрасна — эта блондинка с огромными зелеными глазами и нежным лицом. Однако рот не был чувственным, губы были не слишком тонкие и не слишком пухлые, обычные, изящные, розовые губы молодой женщины. Вот до чего я дошел: я изучал собственную жену, словно совершенно незнакомую женщину. Но ведь она действительно оказалась для меня незнакомкой.

Мы отправились в гостиную. Одиль весело болтала с Демонжо, а я разглядывал ее лицо, ее профиль и думал: эта — моя, вот эта — немного другая, а что же касается вот этой…

Мы сели ужинать. Одиль была восхитительна, но в этом была большая заслуга Демонжо, веселое оживление которого компенсировало мою задумчивость. Иногда я делал над собой усилие и вставлял несколько слов в их разговор, но больше слушал. Сплетни, кино, литература, театр, философия — они непринужденно переходили от одной темы к другой, не задерживаясь подолгу ни на одной из них. Почему они начали говорить о верности? Не знаю. Но эта тема была затронута, причем говорили они в прежней шутливой манере.

— Я, например, — смеясь, заявил Демонжо, — придерживаюсь мнения Ларошфуко: большинство порядочных женщин — это скрытые сокровища, которые остаются в безопасности лишь потому, что их не ищут.

— Что означает, — подхватила моя жена, — что как только их начнут искать…

— Их найдут. Исключения, по мнению Ларошфуко, бывают крайне редко.

Одиль засмеялась:

— Я как раз такое исключение.

Она повернулась ко мне и спросила:

— А что думает об этом мой муж?

Я не мог уклониться от ответа:

— Ба! Главное, чтобы ты была таким исключением.

Я заметил, что бессознательно гневно комкаю в руках салфетку.

— Если хотите знать мое мнение, — сказала Одиль, — ваш Ларошфуко был обманут одной или несколькими женщинами и пытался, бедняга, отомстить.

Одиль снова посмотрела на меня ясным взглядом и спросила:

— А что бы ты сделал, если бы я тебе изменила?

Признаться, я был ошеломлен таким проявлением дерзости с ее стороны. Она же по-ребячески надула губы и продолжила:

— Ты бы меня убил?

Демонжо расхохотался:

— По-моему, есть более элегантное решение проблемы.

— И какое же?

— Взять в любовники женатого мужчину, чтобы ваш супруг мог утешаться с женой соблазнителя.

К этому времени я уже достаточно ожесточился и вмешался в их спор:

— При условии, что она будет так же хороша, как Одиль, что очень ограничивает мои шансы на достойную компенсацию.

Комплимент явно доставил ей удовольствие, она пожала мне руку и сказала:

— Спасибо, дорогой. Но… если бы это был холостяк?

Она продолжала свою рискованную игру. Я пожал плечами:

— Что ж! Тогда компенсация вообще оказалась бы невозможна.

Наши взгляды встретились. В этой игре была какая-то извращенная прелесть: никто, казалось, не подозревал, что мы обсуждаем реальную ситуацию. Одиль думала, что мне ничего не известно, Демонжо вообще ни о чем не знал. И только один я…

— Тогда нужно найти что-то другое, — продолжил я как можно непринужденнее. — Что? Я не знаю. Но только это «что-то» должно быть оригинальным и исключительным. И достойным красоты Одиль.