Гнев Севера - Александр Владимирович Мазин

«Какое?» — едва не сорвалось с моего языка. Но я вовремя его прикусил. Хольду не понравится, что он вот уже полчаса говорит в пустоту.

— Тут надо подумать, — уклончиво пробормотал я.

— А что тут думать! — заявил Плешивый. — Главное свойство этих жрецов — жадность. Как только ты скажешь, что намерен принести дары их богу, так они тут же распахнут перед тобой любые ворота. Помнишь, как это было в Луне?

Как было в Луне, я помнил. Жадность тамошнего руководства подарила нам город, взять который мы бы ни за что не смогли.

У здешнего монастыря стены были пониже и пожиже. Но они были. Судя по описанию, полученному от нашего проводника, то были весьма неплохие стены, преодолеть которые нашими силами будет непросто.

— А если они уже знают о нас? — возразил я. — Этого достаточно, чтобы сделать их подозрительными.

— Да ладно! — отмахнулся хольд. — Стоит им увидеть золото…

— У тебя есть золото, которое можно им показать? — поинтересовался я.

Укси осекся.

Нет, золото у него было. Прямо сейчас я видел на его руке неплохой такой браслетик граммов на пятьдесят. И заколка его плаща, которую он сейчас инстинктивно накрыл ладонью, тоже была не из бронзы.

Золото было, но расстаться с ним даже ненадолго, даже со стратегическими целями для Плешивого было… противоестественно.

Но пришлось.

Сам предложил.

Понятно, что соваться к монахам в одежке типичных викингов не стоило. Поэтому я и мои спутники частично переоделись. Я заменил кольчугу на кожаный доспех одного из убитых мытарей. Личных знаков на доспехе не имелось, так что вряд ли его признают. Золото с себя я тоже снял и спрятал в сумку на поясе. Все, кроме одного перстенька, который пожертвовал в общую копилку. Типично викингский шлем завернул в ткань и прицепил к поясу. Обувь, штаны и рубаху из тонкой шерсти менять не стал. Да, на моей одежде — скандинавская вышивка. Но эти вещи вполне могут быть трофеями. Качество у них такое, что от них даже тан не откажется, не то что простой свободный воин-кэрл, за которого я намеревался себя выдавать.

Спутники мои тоже избавились от самого приметного и нацепили плащи убитых мытарей, предварительно убедившись в том, что и на них нет меток прежних хозяев.

И вот, спустя полчаса после принятия судьбоносного решения я стою у ворот монастыря. Рядом со мной — четверка данов, изображающая местных ратоборцев, а в руке у меня — заветный сундучок с откинутой крышкой. Волшебный сундучок, чьё волшебство уже в действии.

— Вот преподобному больше заняться нечем, кроме как с тобой толковать! — заявил привратник.

Пришлось предъявить «пропуск» — содержимое сундучка — и пояснить, для чего оно предназначено.

И не более чем через пять минут перед нами открылись… нет, не ворота. Калиточка сбоку от ворот. Зато сразу за ней меня встречал не абы кто, а лично настоятель. Его преподобие милорд Годвин.

— Вот, — сообщил я, почтительно склонив голову и очень надеясь, что акцент меня не выдаст. — Хотим пожертвовать, милорд. Взяли у норманнов. Господь направил их корабль на скалы.

Не выдал меня акцент. Может, не так уж он и силен, а может, ему не придали значения. Кучка драгметаллов в сундучке — вот что было центром внимания.

— Воистину так, — одобрил настоятель, упитанный дедушка с фиолетовыми прожилками на носу и щеках и такими скверными зубами, что сразу ставилось понятно: недостатка в сладостях у него нет. — Пройдем же… Как тебя зовут, воин?

— Николас, — пробормотал я, скромно потупившись.

— Пойдем, сын мой Николас, — предложил настоятель.

Шаг у него был неторопливый. В отличие от языка. Говорил преподобный без остановки. О том, что всё в руках Господа. О том, что норманны не есть люди, а есть кара, насланная Господом за многочисленные грехи местного населения, причем грешит население, а им, людям праведным, приходится страдать: сидеть взаперти за запертыми дверьми и паломников в такое опасное время фиг дождешься. Еще о том, что я поступаю совершенно правильно, передавая норманнское золото ему, поелику золото это — диавольское суть. И лишь лоно святой церкви способно его очистить. А землю от нечестивых язычников вскорости очистит король Элла.

— Сердце нашего короля далеко от добродетели, — настоятель скорбно покачал головой. — Надеюсь, Господь вразумит его и он вернет взятое неправедно[3]. Жестокий он человек. И на расправу скорый. Однако ж и норманнам спуску не дает. Скоро он будет здесь и накажет северных диаволов.

Мне стоило немалого труда сохранить покерфейс.

— Наш король… — пробормотал я. — И как скоро?

— Может, уже сегодня, — жизнерадостно сообщил настоятель, поднимаясь по ступенькам.

Я оглянулся на спутников.

Нурманы, как было оговорено, потупили бородатые личики и исподлобья изучали монастырское подворье и ворота.

Ворота были качественные. С мощными петлями и брусом-засовом, уложенным в железные скобы.

При воротах — охрана. Не монахи, бойцы. Четверо. Еще с полдюжины слонялось по двору, и вряд ли это весь монастырский гарнизон.

Нет, захватить монастырь мы, скорее всего, сумеем. А что потом?

То есть я знаю, что потом. Грабеж. Планомерный, основательный, а главное, небыстрый. И ускорить этот процесс мне не по силам. А тем временем войско короля Нортумбрии где-то рядом. Вряд ли настоятель соврал. Зачем ему?

Я еще раз оглянулся. Даны ждали команды. От меня. Для них расклад был очевиден. Они захватывают и удерживают калитку (с воротами много возни), а я беру в заложники настоятеля и тяну время, пока весь наш отряд не окажется внутри.

Все просто, если не принимать в расчет новости.

Мне нужно было принять решение. Например, проигнорировать слова преподобного Годвина. Врать тому вроде незачем. Но ведь он мог и ошибаться. А если сказанное — правда, то тут уже два варианта. Оповестить Рагнара о скором появлении королевского войска, отправив к нему гонца, нет, двух гонцов. Одного — к Рагнару, второго — дальше по дороге наблюдателем. И попытаться реализовать первоначальный грабительский план. И второй вариант: просто отдать ценности и уйти.

В пользу последнего варианта говорило многое. У нас ведь каждый человек на счету. Кого-то мы точно потеряем при штурме монастыря. Вон какие крутые парни его охраняют. Так глазищами и зыркают. А если мы еще и вернуться