Ближние горизонты - Владимир Швырёв

— Я понимаю.

— Но есть и еще одно обстоятельство, — сказал Ключник. — Я открыл перед тобой возможности Закрытого мира, чтобы ты еще раз подумал. Слушай меня, это важно. Закрытый мир — большая сила. Это власть. Из Закрытого мира ты можешь управлять всем живым. Я хочу, чтобы ты понял, что с этого момента у тебя есть только два пути: первый — сделать следующий шаг и идти дальше, второй — отказаться от всего и занять мое место. Если ты выберешь второй путь — я пойду вместо тебя. Ты станешь старшим Ключником. Подумай. У тебя еще достаточно времени для принятия решения.

То, что предлагал Ключник, не понравилось мне. Не знаю почему, но в его предложении я почувствовал что-то нехорошее, какую-то скрытую угрозу для самого себя. Поэтому я ответил сразу:

— Я не хочу занимать твоего места.

— Не торопись. Подумай.

Я опустил глаза и посмотрел на живое море леса, в котором мне еще предстояло найти себе спутников. Лес затихал в предчувствии надвигающейся ночи. Изредка доносились из уже наступивших под его пологом сумерек резкие крики потревоженных тварей. Им было страшно. Я чувствовал их страх. Я понимал его природу. Теперь я знал причины причин.

— Я обещаю подумать, — сказал я.

— Хорошо, — улыбнулся Ключник. Он был доволен. — В лесу, когда выберешь себе спутника, просто закрой глаза. Ты сам поймешь, что делать дальше. Из Закрытого мира все видится по-другому. В остальном поступай так, как того требует обряд. Вот и все. — Ключник закрыл глаза. — Больше я не собираюсь наставлять тебя. Хотя нет, есть еще одно — помни о том, что выбор спутников — это таинство. Никто не должен знать о твоем выборе. Только то, что останется в тайне, будет целиком принадлежать тебе. В противном случае ты утратишь над ним власть.

— Я буду помнить об этом.

— Теперь иди.

Я попрощался с Ключником и пошел вниз, осторожно ступая в быстро сгущающейся темноте по крутым ступеням, вырезанным в камне. Лес ждал меня.

Ключник остался на террасе. Он занял мое место и, закрыв глаза, погрузился в свой, никому не ведомый мир. Мне хотелось узнать, на что похоже его самосозерцание и что видит он первым, когда открывает глаза. Или он просто сидит и мечтает оказаться на моем месте. А может, его мир похож на теплый мрак, в котором он растворяется и медленно течет в потоке своей неспешной мысли, перебирая сердца, нанизанные на нить дней, месяцев и лет. И так по порядку. Все сердца, прошедшие через его руки.

Когда я спустился с террасы, солнце уже село. Я вошел под полог леса и глубоко вдохнул его сырой, душный воздух. Тысячи запахов окружили меня. Неповторимая атмосфера леса, которую ни с чем и никогда не спутаешь.

Луна еще не взошла. Я шел, все глубже погружаясь в серебряную темноту притихшего леса. Я уклонялся от возникающих перед моим лицом ветвей деревьев. Я с ходу перепрыгивал через могучие корни, которые, разрывая землю, повсюду выбирались на ее поверхность. Я обтекал поросшие мхом поваленные многовековые стволы. Идти мне было легко. Я ступал неспешно и оттого очень мягко, не производя никакого шума. Я словно плыл в теплом тумане испарений.

Чтобы слиться с ночным лесом, необходимо двигаться как можно более естественно, так, как иногда мы двигаемся во сне, позабыв про вес собственного тела. Нужно практически лететь. Только тогда лес перестает замечать тебя и живет, не таясь и не замирая.

Прежде чем взошла луна, лес осветился холодным светом гниющей древесины. Этот свет в своем движении был подобен пыли. Он поднимался вверх к вершинам деревьев, закручиваясь замедленным ураганным вихрем, и, так и не долетая до неба, рассыпался на бесформенные облака и опадал вниз синеватым с искрой дождем. С восходом луны эта волшебная игра света не прекращалась. Она продолжалась до серого рассвета, завораживая каждого, кто не был врагом леса, подобием наркотического сна, ставшего явью. Со временем менялся только цвет этих брызг прохладного света. Он наливался новыми красками, то тускнея то, разгораясь с новой силой.

Взошедшая луна своим светом не изменила лес. Она не принесла с собой ничего нового. Она лишь разбавила душный пар ночи, отчего вдыхаемый мною воздух стал более легким и чистым. Именно в этот момент появления луны над кронами деревьев я вышел к лесному ручью. Его прозрачная вода под стать лесу была неспешна в своем движении. Легкое волнение поверхности ручья ломало ночной свет, и оттого казалось, что она сплошь была покрыта зыбкой лунной чешуей. Воды лесного ручья были чисты и пахли далекими горами. Они все еще хранили в себе память о плакучих ледниках, снежных вершинах и вечном безоблачном небе.

Я перебрался по твердому дну ручья на другой берег и попал в центр Малой Спирали. Круги, из которых она состояла, были сложены из каменных, гладко отесанных плит правильной прямоугольной формы. Плиты были наполовину утоплены в землю и выступали над ее поверхностью на ширину человеческой ладони. Между плитами росла жесткая нездешняя трава изумрудного цвета и небольшие чахлые деревья, которые здесь в спирали почему-то не поднимались выше пояса. Стволы их были скручены неведомой силой в тугие узлы, а их короткие, словно обрубленные ветви почти не имели листвы. Но даже такая убогая растительность хорошо скрывала каменные плиты от посторонних глаз. Не зная, где это место находится и что именно ты ищешь, найти его было невозможно.

Если идти по плитам Малой Спирали, начиная от центра, то они плавно выведут вас на внешнее кольцо Большой Спирали. В поперечнике Большая Спираль была не менее двадцати шагов. Сложена она была из плит, вытесанных из камней разных пород. Они зрительно делили Большую Спираль на две половины. Плиты по правую от меня руку были черными с металлической искрой. Плиты же по левую руку были вытесаны из светло-серого камня. Деление на цвета было выверено с большой точностью и пролегало ровно посередине спирали. Центр спирали определяла несколько возвышающаяся над остальными двуцветная каменная плита.

Стоя в самом начале Малой Спирали, я достал именной нож храмовника. Я сделал это медленно и очень осторожно. Приятная тяжесть ножа передалась моей руке. Моя осторожность и неспешность были обусловлены его необычной формой. Рукоять ножа была глубоко утоплена в его широкое лезвие. Так глубоко, что режущие края лезвия доходили мне до запястья. Здесь, у запястья, две противоположные стороны лезвия, постепенно утолщаясь, переходили в изогнутые шеи двух драконов, которые венчались их точеными головами. Головы драконов были повернуты друг к другу так, чтобы с двух сторон плотно обхватывать руку, держащую нож. В глазах драконов горели бледные огни, которые никогда не гасли.