Ближние горизонты - Владимир Швырёв

Мы с братом оказались перед дверью одними из первых. Наш ключ совершил полный оборот в замке, и в глубокой тишине дверь распахнулась перед нами. Как быстро и просто. Я не поверил тому, что произошло. Такой малый шанс, и все-таки вопреки остальным случайностям жизни достался он именно нам.

Когда я пришел в себя, то в полной мере осознал, что с этого момента мы с братом стали частью большого, того, что подвластно только богам. И теперь двери были открыты для нас. За дверью мы увидели восход нового солнца. Горизонт отпускал его, освобождая место для одного из нас. Горизонт этот был близок как никогда — оставалось лишь протянуть руку. В этот момент первые лучи солнца проникли под темные своды и, упав на золотую чашу, осветили теплым светом гулкую пустоту огромного зала.

В такие минуты было не положено произносить что-либо. Торжественность таинства, нарушенная праздными словами, была оскорбительна богам. С двух противоположных сторон к нам уже приближались мрачные Стражи, лица которых навсегда были скрыты под черной тканью. И пока они не подошли и не развели нас в разные стороны, я попытался обнять брата на прощание. Именно в тот момент я понял, что все изменилось. Брат больше не замечал меня. Вся прежняя жизнь, все пережитое вместе отныне ничего не значили, и чтобы подчеркнуть это, брат повернулся ко мне спиной. В тот момент мне ничего не оставалось, как сделать то же самое. Мрачные Стражи взяли нас под руки и словно слепых развели в разные стороны.

С того самого момента я уже больше не улыбался. Последняя легкость восприятий навсегда покинула меня. Ничто больше не пряталось за моей улыбкой — остался только страшный человек.

В поступке брата была сила. В моем же порыве не было ничего, кроме слабости. Мне не стоило так вести себя. И теперь мне было стыдно. Слабость моя была подобна наготе, и я надеялся, что никто, кроме брата, не видел моего позора.

Сейчас, перебирая свои воспоминания, я никак не мог понять, откуда внутри такого сильного человека мог появиться ледяной страх. Чего боялся мой брат?

В полдень следующего дня настал час третьего и последнего испытания. На этот раз сами боги выбирали лучшего из нас двоих.

Арена, на которой нам предстояло сойтись, была со всех сторон окружена каменными трибунами. Они поднимались очень высоко. Так высоко, что выше них было только яркое свежее и чистое небо весны.

В полной тишине с разных сторон мы с братом вышли к арене. Трибуны были полны, но никто из зрителей, увидев нас, не произнес ни звука. Подняв ножи храмовников над головой и почтительно держа их обеими руками — левой за глубоко посаженую рукоять, правой за заостренный край лезвия, — мы стали обходить арену по кругу, приветствуя собравшихся на наш бой.

О! Эти зрители заслужили почет и уважение. Наши предшественники. Они смотрели на нас пустыми глазницами посеревших от времени черепов. Тысячи черепов героев заполняли трибуны арены. Они имели право смотреть на нас. В пустоте их взглядов была истина. Они оберегали нас и знали все о смысле жизни. Обходя арену по кругу, мы четырежды обернулись вокруг своей оси, чтобы каждый мог видеть наши лица. Затем мы с почтением положили ножи к подножию трибун.

Четырнадцать Стражей стояли по периметру арены. Я все ждал, когда же увижу их лица, но их головы были по-прежнему укрыты непрозрачной черной тканью. Дыхание Стражей не мешало нам. На этот раз я почти не слышал его.

Я так никогда и не видел их глаз. На что смотрели Стражи? Неизвестно. А ведь они были призваны следить за правильностью всего происходящего.

Стражи, черные и таинственные. Жертвы жестокой болезни. Болезни, которая всегда начиналась и протекала одинаково. У того, кто убил не одну сотню людей, рано или поздно в душе возникает болезненная маята. Невосполнимая утрата душевного покоя, которая постепенно перерастает в непреодолимое желание заполнить образовавшуюся пустоту покоем смертельным, когда тело отторгает все живое и тянется только к смерти.

В свое время я сумел избежать этой болезни. Луна уберегла меня. Но многие из тех, кого я знал, почуяв тоску и поняв бессмысленность всего, что их окружает, выбирали путь наименьшего сопротивления и уходили к Стражам, чтобы стать одними из них. Больше я их никогда не видел. Стражи были закрыты от мира. Смыслом их становилось лишь услужение, потому как все в их жизни было подчинено полному отрицанию свободы воли.

Шаги Стража — слепое услужение. Путь Стража — покой убийцы, который сам заразился смертью.

После внешнего вида черных Стражей взгляд мой всегда искал темноты. Невольно я засмотрелся на нишу, которая располагалась под трибунами с восточной стороны арены. Солнечный свет не попадал под ее своды. Грубый необработанный камень обрамлял нишу. С залитой солнцем арены она казалась дверью, ведущей прямо в черноту ночи, подсвеченную далекими огоньками масляных лампад. Во мраке каменной ниши я увидел силуэт Ключника. Он стоял, повернувшись к арене спиной. Схватка не должна была интересовать его. Ключник не имел права испытывать симпатии к бойцам и уж тем более желать победы одному из них. Когда все закончится, победитель должен просто уйти за Ключником в темноту ниши.

Положив свои ножи к подножию трибун, мы вошли в круг арены. Нам предстоял честный бой, а честный бой — это бой без оружия. Тело человека — как инструмент. Тело само — как оружие. Оружие, которое на себе испытывает все тяготы противостояния. Оружие, которое отзывается болью в обоих случаях, как нанося, так и пропуская удары.

По древним правилам боя нам не разрешалось использовать для ударов кисти рук. Удары можно было наносить только локтями. То же самое касалось и ступней ног. Бить противника следовало, используя только колени. Бой становился зрелищным, терял суетливость и очищался от лишних движений. При этом плотность и сила ударов многократно возрастали. Это был чистый бой на очень близкой дистанции.

Мы двигались по кругу, не спуская друг с друга глаз. Арена меняла нас. Я смотрел на брата и не узнавал его. Этого человека я видел впервые. Уверен, что и брат испытывал те же чувства. И одновременно с этим я все еще не видел перед собой врага. Мне было трудно заставить себя нанести удар первым. Можно сказать, что я добровольно отдал это право брату. И он не заставил себя долго ждать. Я был готов защищаться, и все же его удар оказался для меня полной неожиданностью. Неуловимым образом он нырнул мне под левую руку, нанес сокрушительный удар локтем в челюсть и оказался у меня за спиной.

Как только был нанесен первый удар, Стражи ладонями стали отбивать ритм нашей схватки.

Я сумел устоять на ногах, хотя и потерял брата из виду. В следующее мгновение я пропустил удар коленом в левый бок. Болезненный спазм заставил сжаться все мои внутренности. Мне стало нечем дышать. Разворачиваясь, я вслепую отмахнулся локтем, стараясь достать своего соперника и выиграть время. Я промахнулся, но теперь мы стояли лицом к лицу.