Ведомство страха - Грэм Грин

– Тот человек был англичанин.

– Он, должно быть, из наших добровольцев. У нас так много охотников помочь… Я не знаю и половины по фамилиям. Вы хотите вернуть приз, не так ли? Кекс?

Роу осторожно сказал:

– Я хотел кое-что разузнать.

– На вашем месте, мистер Роу, я бы не проявлял излишней щепетильности. Я, как говорят, вцепился бы в этот кекс «руками и ногами». – Когда он употреблял разговорный оборот, вы слышали, как он застенчиво помещает его в кавычки.

– Беда в том, – сказал Роу, – что кекса больше нет. Мой дом вчера разбомбили.

– Очень жаль. Я хочу сказать, мне жаль ваш дом. После этого история с кексом, право же, кажется не такой важной!

Оба они были милые и, очевидно, порядочные люди, но сразу же изобличили его в непоследовательности.

– На вашем месте, – сказала девушка, – я бы не стала этим заниматься.

Роу заколебался. Однако нельзя же прожить жизнь, никому не доверяя, запереть себя в худшую из тюрем, какая может быть, – в самого себя. Вот уже больше года Роу жил в такой тюрьме, в одной и той же камере, лишенный даже прогулок на тюремном дворе, не общаясь даже с надзирателем, чтобы скрасить однообразие одиночного заключения. Наступает такая минута, когда человеку надо вырваться из тюрьмы, чем бы это ему ни грозило. И вот он отважился несмело выйти на свободу. Эти двое тоже пережили всякие страхи, но они сумели пройти через них, не покалечив души.

– В сущности, меня беспокоит не самый кекс, – заявил он.

Они смотрели на него с явным дружелюбием и любопытством; видно было, что с них еще не сошел налет юности, они все еще надеялись, что жизнь пошлет им не одни страдания, скуку, недоверие или вражду. Молодой человек предложил:

– Может, вы присядете и расскажете нам?

Они напоминали ему детей, которые любят, когда им рассказывают сказки. У них обоих накопилось жизненного опыта лет на пятьдесят, не больше. Рядом с ними он чувствовал себя стариком.

– У меня создалось впечатление, что тот, кто хотел заполучить этот кекс, готов был… пойти даже на насилие. – Он рассказал им о приходе незнакомца, о его настойчивости, о странном привкусе чая.

Светло-голубые глаза юноши горели любопытством.

– Какая увлекательная история! – сказал он. – А как вы думаете, кто – или что – за этим кроется? Какое отношение имеет к нему миссис Беллэйрс.

Он теперь жалел, что обратился к мистеру Ренниту. Вот какие союзники ему нужны, а не оборванный Джонс и его недоверчивый хозяин!

– Миссис Беллэйрс гадала мне на благотворительном базаре и подсказала вес кекса, а вес был неправильный.

– Поразительно! – сияя, воскликнул юноша.

– Какая бессмыслица! – сказала девушка и добавила, почти слово в слово повторяя фразу мистера Реннита: – Тут, видимо, какое-то недоразумение.

– Недоразумение? – воскликнул брат и мысленно заключил в кавычки старую поговорку: «Держи карман шире!» Он с жаром заявил Роу: – Можете считать, что это общество, хотя бы в лице его секретаря, к вашим услугам. Как интересно! – Он протянул Роу руку: – Моя, то есть наша фамилия – Хильфе. С чего мы начнем?

Девушка сидела молча. Роу сказал:

– Ваша сестра с вами, кажется, не согласна?

– Ничего, потом согласится. В конце концов, она всегда соглашается. Она считает меня романтиком. Ей слишком часто приходилось выручать меня из беды. – На минуту тон его стал серьезным: – Она вывезла меня из Австрии. – Но ничто не могло его надолго привести в уныние: – Ну, это старая история. Начнем с миссис Беллэйрс? У вас есть какие-нибудь подозрения, «где зарыта собака»? Я сейчас натравлю на ее след нашу угрюмую патронессу из соседней комнаты. – Открыв дверь, он крикнул: – Миссис Дермоди, дорогая, не сможете ли вы разыскать адрес одной из наших дам, некой миссис Беллэйрс? – Он объявил Роу: – Трудность заключается в том, что она, наверно, подруга какой-нибудь подруги, а не постоянная наша сотрудница. Попытайтесь узнать у каноника Топлинга, – посоветовал он миссис Дермоди.

Чем больше жара проявлял молодой человек, тем неправдоподобнее казалась эта история. Роу начал смотреть на нее глазами Реннита, особенно когда в нее оказались замешаны миссис Дермоди и каноник Топлинг.

– А если все-таки права ваша сестра?

Но молодой Хильфе и слушать ничего не хотел;

– Может, она и права. Но как это скучно, если она права! Уж лучше я буду думать, что где-то готовится грандиозный заговор…

Миссис Дермоди просунула голову в дверь и сообщила:

– Каноник Топлинг дал мне адрес: Парк Кресчент, пять.

– Если она приятельница каноника… – начал было Роу и поймал взгляд мисс Хильфе. Она тайком кивнула ему, словно говоря: вот теперь вы ведете себя правильно.

– Да, но давайте «возьмем на мушку» незнакомца, – сказал Хильфе.

– Тут могла быть сотня разных причин, – сказала мисс Хильфе.

– Ну уж, Анна, никак не сотня, – пошутил брат. – Мистер Роу, может быть, вы припомните еще что-нибудь, чтобы ее убедить? – Его пыл куда больше расхолаживал Роу, чем ее скептицизм. Все превращалось в игру, к которой нельзя было относиться серьезно.

– Не могу, – сказал Роу. Хильфе смотрел в окно:

– Подойдите сюда на минуту. Видите того человека в старой коричневой шляпе? Он появился вслед за вами и все время здесь торчит… Видите, прохаживается по тротуару. Делает вид, что закуривает. И вот снова покупает вечернюю газету. Ни разу не остановился прямо против дома. Ей-богу, похоже, за вами следят.

– Я его знаю, – сказал Роу. – Это частный сыщик. Ему платят за то, что он за мной следит.

– Клянусь богом, – воскликнул Хильфе, даже божился он как-то старомодно, – вы, видно, взялись за это дело всерьез! Но мы же теперь союзники, надеюсь, вы от нас «не таитесь»?

– Есть одна вещь, о которой я не сказал…

– Да? – Молодой человек быстро отошел от окна и, положив руку на плечо сестры, с явным беспокойством ждал ответа: – Что-нибудь порочащее каноника Топлинга?

– По-моему, в кексе было что-то спрятано.

– Что?

– Не знаю. Но калека крошил в руках кусок за куском.

– Может, у него такая привычка? – предположила мисс Хильфе.

– Ну и привычка! – поддразнил ее брат. Она вдруг рассердилась:

– Одна из тех типично английских манер, которые ты так прилежно изучаешь.

Роу попытался ей объяснить:

– Ко мне это все не имеет никакого отношения. Мне их кекс не нужен, но они, ей-богу, пытались меня убить. Я знаю, теперь, при свете дня, это звучит неправдоподобно, но если бы видели этого жалкого уродца – как он наливал себе молоко, а потом ждал, наблюдая за мною и кроша этот злосчастный кекс…

– И вы думаете, что приятельница каноника Топлинга…

– Вы ее не слушайте, – перебил Хильфе. – А почему бы и не приятельница каноника Топлинга? Особой преступной среды теперь не существует. Уж мы-то с ней это знаем. В Австрии было сколько угодно людей, о которых вы бы не подумали ничего плохого, но что они вытворяли на наших глазах! Культурные люди, приятные люди, те, с кем вы прежде сидели за одним столом.

– Хозяин детективного агентства мистер Реннит мне сегодня сказал, что ни разу в жизни не видел убийцы. Уверяет, будто теперь они редкость и не бывают людьми из хорошего общества.

– Что вы! Да их в наши дни тринадцать на дюжину! – сказал Хильфе. – Я лично знаю не меньше шестерых убийц. Один был министром, другой – профессором-сердечником, третий – директором банка, страховым агентом.

– Замолчи, – прикрикнула мисс Хильфе. – Прошу тебя, замолчи!

– Вся разница в том, – продолжал брат как ни в чем не бывало, – что убивать теперь выгодно, а когда занятие дает доход, оно становится респектабельным. Богатый владелец подпольного абортария называется гинекологом, а богатый вор-директором банка. Ваш друг отстал от века. – Он разъяснял все это мягко, в его очень светлых голубых глазах не было возмущения. – Старомодный убийца убивал от страха, из ненависти и даже от любви, но очень редко из-за выгоды. Ни одна из этих причин больше не считается уважительной. А вот убивать ради карьеры, ради положения – совсем другое дело, потому что, когда вы добились этого положения, никто не посмеет критиковать те средства, какими вы его достигли. Никто не откажется с вами знаться, если ваше положение будет достаточно высоким. Вспомните, сколько ваших государственных деятелей пожимали руку Гитлеру. Но конечно, убивать от страха или из-за любви каноник Топлинг не станет. Если бы он убил свою жену, он бы потерял возможность продвигаться по службе. – И он улыбнулся Роу со счастливым неведением того, о чем говорит.

Когда Роу вышел из того места, которое принято называть тюрьмой, – Его Величество быстро и официально объявило, что ему «неугодно» больше там его держать, – ему показалось, что он попал в совершенно незнакомый мир: в тайный мир вымышленных имен, где, избегая знакомых лиц, он больше никого не знал, в мир, где люди незаметно выходят из бара, когда туда входят другие; живут в меблированных комнатах, потому что там меньше задают вопросов. Это был мир, о котором и не подозревают люди, посещающие благотворительные гулянья и заутрени, уезжающие на субботу и воскресенье за город, играющие в бридж по маленькой, имеющие открытый счет в хорошем гастрономе. Это, в сущности, даже не преступный мир, хотя, влачась по его полутемным, приглушенным проходам, вы можете столкнуться с фальшивомонетчиком из хорошей семьи, которого ни разу не сажали за решетку, или с растлителем малолетних. Там ходят в кино в десять часов утра, вместе с другими субъектами в макинтошах, которым тоже надо убить время. Там весь вечер сидят дома и читают «Лавку древностей». Когда он впервые поверил, что кто-то хочет его убить, он почувствовал возмущение: убийство было его прерогативой, а не жителей старого устойчивого мира, откуда он был изгнан и к которому явно принадлежали и миссис Беллэйрс, и дама в шляпе с дрожащими полями, и священник по фамилии Синклер. Единственное, от чего убийца должен быть в безопасности, – это от убийства одним из этих людей.