Опыт доктора Окса : романы, повести и рассказы - Жюль Верн

— Итак, доктор, — говорил последний, — мы с вами накануне события, которое приведет к изменению политической обстановки в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии… Эстонские газеты со всем свойственным арийскому языку[6] очарованием предсказывают это!..

— Изменения произойдут постепенно, — ответил доктор, — давно пора отнять у немецких корпорации административную власть и влияние в городской думе! Не правда ли, какая возмутительная нелепость, что немцы управляют политикой наших областей?..

— Но, к несчастью, даже когда их отстранят от управления, — заметила Илька, — они все же останутся всесильными благодаря власти денег, — ведь почти все земли и все должности принадлежат лишь им?..

— Ну, должности-то можно у них отобрать, — отвечал Делапорт. — Что касается земель, то это будет трудно, вернее сказать, невозможно!.. В одной только Лифляндии немцы владеют большей частью поместий — в их руках по меньшей мере четыреста тысяч гектаров.

И действительно это было так. В Прибалтийских областях почти все дворяне, почетные граждане, мещане и купцы — немецкого происхождения. Правда, местное население, обращенное немцами сперва в католическую, затем в протестантскую веру, так и не удалось онемечить. Эстонцы, родственные финнам, и латыши, почти все земледельцы, отнюдь не скрывают национальной вражды к своим хозяевам, и многие газеты в Ревеле, Дерпте, Петербурге выступают в защиту их прав!

Консул добавил:

— Трудно сказать, кто победит в этой борьбе между лифляндцами немецкого происхождения и лифляндцами славянского происхождения!

— Предоставим действовать императору, — ответил доктор Гамин. — Он-то чистокровный славянин и сумеет обуздать инородные элементы в наших областях.

— Еще удастся ли ему это! Уже семьсот лет, со времени захвата областей, наши крестьяне, наши рабочие сопротивляются напору захватчиков. И что же? Их высылают из страны!

— Отец твой, дорогая Илька, — сказал доктор, — доблестно борется за наше дело!.. Потому-то, по всей справедливости, он и возглавляет славянскую партию…

— При этом он нажил себе грозных врагов… — заметил господин Делапорт.

— И среди них братьев Иохаузенов, — ответил доктор. — Эти богатые банкиры лопнут с досады в тот день, когда Дмитрий Николев отберет у них бразды правления в рижской городской думе!.. В конечном счете, в нашем городе всего лишь каких-нибудь сорок четыре тысячи немцев на двадцать шесть тысяч русских и двадцать четыре тысячи латышей… Славяне в большинстве — и это большинство будет стоять за Николева…

— Мой отец не честолюбив, — ответила Илька. — Лишь бы славяне победили и стали хозяевами в своей стране…

— Они станут ими, Илька, на будущих выборах, — уверенно заявил господин Делапорт, — и если Дмитрий Николев согласится выставить свою кандидатуру…

— Это было бы тяжелым бременем для отца при его скромном достатке, — ответила девушка. — Вы же сами знаете, дорогой доктор, — вопреки статистике Рига в большей степени немецкий город, чем русский!

— Пускай текут воды Двины!.. — воскликнул доктор. — Былые нравы унесутся вниз, новые идеи примчатся с верховьев… И в этот день мой милый Дмитрий будет вознесен!

— Благодарю вас, доктор, и вас также, господин Делапорт, за добрые чувства к моему отцу, но надо остерегаться… Или вы не заметили, что он становится все печальнее с каждым днем! Это меня так беспокоит!

Действительно, друзья Николева тоже подметили это. Казалось, с некоторых пор тяжелые заботы одолевали Дмитрия Николева. Но как человек весьма замкнутый, малообщительный, он не открывался никому, ни своим детям, ни старому верному другу Гамину. В труде, в упорном труде, должно быть, надеясь забыться, находил он спасение. Между тем славянское население Риги видело в нем своего представителя, который возглавит новую городскую думу.

Шел 1876 год. Мысль русифицировать Прибалтийские области имела уже столетнюю давность. Еще Екатерина II помышляла об этой чисто национальной реформе. Правительство принимало меры, чтобы отстранить немецкие корпорации от управления городами и селами. К выборам в думы привлекались все граждане с известным имущественным и образовательным цензом. В Прибалтийских областях с населением в один миллион девятьсот восемьдесят шесть тысяч жителей (из них, в круглых цифрах, в Эстляндии — триста двадцать шесть тысяч, в Лифляндии — один миллион, в Курляндии — шестьсот шестьдесят тысяч) немцы представлены были лишь четырнадцатью тысячами дворян, семью тысячами купцов или почетных граждан и девяноста пятью тысячами мещан. Остальные были евреи. Итого, в общем, немцев было сто пятьдесят пять тысяч. Следовательно, под покровительством губернатора и высших чиновников должно было без труда образоваться славянское большинство. Борьба завязывалась с нынешним большинством в муниципалитете, наиболее влиятельными членами которого были банкиры Иохаузены, призванные играть столь значительную роль в этой драматической истории.

Следует заметить, что в квартале, или, вернее, предместье Риги, где стоял скромный домик Николева, принадлежавший еще его отцу, учитель пользовался всеобщим уважением. Верно и то, что в предместье проживало не менее восьми тысяч русских.

Нам уже известно незавидное имущественное положение Дмитрия Николева. Но на самом деле оно было значительно хуже, чем думали. Не потому ли Илька не вышла еще замуж, хотя ей исполнилось уже двадцать четыре года?.. Является ли в Лифляндии бедность препятствием к браку, как в других странах, когда все богатство невесты в красоте, как говорят на Западе, когда приданое девушки заключается лишь в ее добродетели, даже если она равна ее красоте?.. Нет, в этом провинциальном славянском кругу деньги, возможно, далеко не Главное побуждение к заключению брака.

Поэтому не удивительно, что руки Ильки Никелевой добивались многие. Удивительно то, что Дмитрий и его дочь отказывались от весьма лестных предложений.

Но для этого была причина. Несколько лет назад Илька стала невестой единственного сына Михаила Янова, славянина, друга Дмитрия Николева. Оба жили в Риге в том же предместье. Сын его Владимир, которому теперь тридцать два года, был талантливым адвокатом. Несмотря на разницу лет, можно сказать, что дети росли вместе. В 1872 году, за четыре года до начала этой повести, брак между Владимиром Яновым и Илькой был уже делом решенным. Молодому адвокату исполнилось двадцать восемь лет, девушке — двадцать. Свадьба должна была состояться в течение того же года.

Однако секрет хранился в обеих семьях так строго, что даже друзья не подозревали о предстоящем браке. И вот им уже готовились объявить об этом, как вдруг все планы внезапно рухнули.