Соучастие - Владимир Чванов

— Понятой, который здесь был, — уточнил Школьников, заметив вопросительный взгляд Савина. — Зайдет вроде бы по делу, — продолжал он, — а глазами по комнате ширк, ширк.

— Понятно. А конкретные подозрения имеются?

— Сергеев на нас обижен. Под Новый год попросил в долг пятьсот рублей на мотоцикл. Я отказал. И правильно сделал. Раз одолжишь, два одолжишь — на голову сядут, — заключил Школьников. — С тех пор не заходит. Может, зло затаил на нас?..

Савин опустил глаза. Больше всего он не любил подозрительность.

— Сосед где работает? Не знаете?

— Не… ет.

Школьников продолжал читать протокол. Не отрываясь от текста, он вытащил из кармана пиджака ручку, снял колпачок, но неожиданно лицо его вспыхнуло:

— Я не стану подписывать этот документ.

— Извините, не понял, — Савин с недоумением посмотрел на него.

— А чего понимать? — Брови Школьникова дрогнули. — Вы его составили так, вроде бы и кражи не было. Ни следов, ни взломов, ни вещественных доказательств.

— Но ведь действительно же взломов не было. Мы фиксируем…

— Вы фиксируете свое неумение. — Школьников решительно поднялся. — Как же так? В квартире были чужие люди. Похищены вещи. И никаких следов?.. Так не бывает, — его голос звучал уверенно. Резким движением ладони он откинул тяжелую прядь волос.

— В протоколе нет ошибок, — спокойно ответил Савин. Его не так-то просто было смутить, хотя тон Школьникова и кольнул. — В нем объективно изложено все, что выяснено при осмотре. Вы незаслуженно бросаете упреки.

— Я не хочу, чтобы воры по моей спине пешком ходили, — сухо проговорил Школьников. — Не обнаружили! Зато мы обнаружили. По вашему протоколу выходит, что мы сами у себя украли и сами на себя в милицию заявляем.

— Успокойся, Вася, — смущенно проговорила его жена и потянула за рукав.

Наступила неловкая пауза. Таранцу был неприятен этот разговор. Обычно с потерпевшими всегда складывались нормальные отношения и находился общий язык, а тут…

Школьников с минуту о чем-то сосредоточенно думал, потом решительно взял протокол, еще раз прочитал концовку и подписал. Движения руки были четки, решительны.

— Мы уточним приметы похищенных вещей и сообщим сегодня же, — проговорил он. — Вы до каких часов работаете?

— До утра, — ответил Савин.

В отделение милиции они вернулись около восьми. В дежурной части остро пахло мандаринами, несколько штук было на подоконнике, два закатились под широкий деревянный диван, на котором лежал пьяный мужчина в темно-сером пальто. Его лицо прикрывала новая беличья шапка, тонкая рука свисала с дивана.

— Опять пьяного притащили? Для чего медвытрезвитель?.. — проговорил Таранец, проходя за барьер к дежурному. — Зачем принимаешь? А если с сердцем что? У нас врачей здесь нет.

— Его из ресторана таксист доставил, — сказал Бутрименко. — Говорит, архитектор какой-то.

— Тогда другое дело, раз архитектор, — усмехнулся Савин. — Придется прикрепить к стене отделения мемориальную доску в память того, что двадцать пятого февраля здесь около часа находился в бессознательном состоянии такой-то.

— Это совсем и не архитектор. Его без больничного листка не восстановить, — сказал Таранец и посмотрел на двух мужчин, которые, набычившись, сидели в разных углах на соседнем диване.

— За что этих-то?

Словно желая ответить на его вопрос, низкорослый задержанный внезапно вскочил с дивана и, широко размахнувшись, ударил портфелем другого. Тот, поправив идеально ровный пробор, смущенно пожал плечами. В дежурной еще сильнее запахло мандаринами.

— Ну-ну! Потише! — сказал Таранец. — Почему насильно кормите фруктами этого гражданина? Мандарины для детей больше предназначены. Стыдно, гражданин!

— Не стыдно! Жаль, что мандарины мягкие. Вместо них кирпичей бы в портфель. Снабдил бы его на всю оставшуюся поганую жизнь, — лицо мужчины исказилось. — Живут же такие на белом свете. Он сам что-нибудь производит? Нет! Пример показывает? Нет! Только с важным видом все обещает. Деньги под расписки берет и не возвращает…

Низкорослый мужчина опять высоко поднял портфель, но Таранец, перехватив руку, остановил его движение.

— Рассадите их в разные комнаты, — воскликнул он.

Из дежурной части Савин и Таранец поднялись на второй этаж к оперативникам. Их шаги гулко раздавались в опустевшем коридоре. В кабинете оказались лишь Казаков и участковый Гусаров. Савин стянул с себя пальто. Таранец, не снимая куртки, сел за стол.

— Сложная кража? — поинтересовался Казаков.

— Не то слово, — сказал Таранец. — Не так просто будет ее раскрыть. Перспектива слабая, — он безнадежно махнул рукой. — Ни следов, ни очевидцев. Хотя, — он неожиданно подмигнул, — ты же у нас специалист по таким делам.

— Забыл добавить, что крупный спец, — шутливо откликнулся Казаков. — Что-то кражи зачастили, — уже озабоченно произнес он. — Хотя чему удивляться. Сейчас в квартирах такие вещи бывают, которых за прилавком не встретишь или в очереди настоишься. У воров на это нюх! Ориентируются быстро. Есть спрос, есть и предложения. В магазин за дефицитом не полезут. Понимают, госкража — срок большой.

Савин кивнул.

— Паршивый месяц выдался. По краже работать придется без передыху. Скоро конец квартала. — Он походил по кабинету и тоже сел, положив руки на колени.

Гусарова этот вопрос, похоже, не волновал.

— Жалко этого мужика с мандаринами. Насмотришься, наслушаешься… Неужели в жизни чаще нечестные отношения существуют, — раздумчиво проговорил он.

— Ну и сказал! — рассмеялся Савин.

— Насмотрелся! Когда успел? — спросил Казаков. — Тебе сколько лет?

— Двадцать два!

— Всего-навсего! Так вот! По словечкам и фактикам вывод о жизни и людях не делай. — Казаков поднес ко рту сжатый кулак и громко чихнул.

— Будь здоров, — сказал Таранец.

— Сначала по слякоти гоняют, а потом здоровья желают, — ответил Казаков. — Я вижу, вашим разговорам конца не будет. Пойду-ка высплюсь и перекушу по-человечески. Намотался сегодня, да знобит что-то.

Савин встал со стула и, надевая пальто, сказал Таранцу:

— Я тоже пойду. А ты от Школьникова заявление прими. Он скоро подъедет…

Школьников пришел в начале десятого. Тот же хмурый, внушительный вид, то же чувство своей значительности, только говорил он теперь слегка заискивающе. Окинув взглядом простенькую обстановку кабинета, он пододвинул стул к приставному столику и сел.

— Я выяснил, что украли. Оказалось, достаточно много… Вот список…

Таранец взял протянутый лист плотной глянцевой бумаги и стал внимательно читать написанный убористым четким почерком текст.

«Четыре золотых кольца с бриллиантами, серьги бриллиантовые с изумрудами, две золотые цепочки, золотой брелок с голубой эмалью и изображением женской головки, ажурный браслет золотой, две десятирублевки царской чеканки, шесть ложек обеденных, шесть чайных, шесть десертных — все серебряные, часы японские «Сейко», облигации на тысячу пятьсот двадцать рублей…»

Похоже было, что при составлении списка Школьниковым руководила горечь утраты ценностей. Он сидел притихший. Теперь его было не узнать.

— Вы все указали? — спросил Таранец, откладывая лист в сторону.

— Все. Жулик взял, как говорится, подчистую, — откашлявшись, произнес Школьников хорошо поставленным голосом. Сейчас он производил впечатление вполне покладистого человека. — Я попытался изобразить внешний вид, конфигурацию похищенных ценностей. Думаю, вам это понадобится. — Школьников из бокового кармана пальто достал другой лист бумаги.

Таранец подколол его скрепкой к первому. Про себя отметил, что рисунки сделаны достаточно умело.

— Я, можно сказать, теперь на бобах остался, — начал Школьников.

— Не только вы, жена тоже, — уточнил Таранец.

Школьников словно поперхнулся.

— Конечно, и жена… Семья одна, — согласился он. — Серьги — ценность необыкновенная. Год назад один специалист сказал, что стоят они не меньше пятнадцати тысяч! Девятнадцатый век…

— А золотые десятки тоже оценил? — поинтересовался Таранец и, словно наткнулся на мелькнувшую догадку, взял опять в руки плотный лист бумаги с рисунками похищенных вещей. Золотых монет на нем не было.

Школьников взглянул на Таранца и сдержанно улыбнулся.

— Эти десятки памятные. Не для продажи. Я закон знаю.

Трудно было поверить, что всего два часа назад он был несдержан.

— Кто этот специалист?

— Случайно в Трускавце познакомились. У источника. Он заинтересовался серьгами. Потом встретились еще раз, тогда назвал цену.

Попытки Таранца выяснить личность незнакомца из Трускавца угасали одна за другой. Пожалуй, впервые он столкнулся с потерпевшим, который не стремился помочь нащупать хотя бы мало-мальски подходящую ниточку, ведущую к раскрытию кражи.