Приговоренные к любви - Нора Филдинг

Наконец я смогла разорвать сладостные путы сна.

— Пошел вон! — хрипло и громко сказала я, садясь в кровати.

— Извини, но...

С моих глаз окончательно спала пелена сна. Ресницы разомкнулись, и моему взору откры­лась странная картина. Рядом с кроватью стоял тот самый блондин, который, по словам Энн, нес меня на руках. Мой зеленоглазый блондин! Он неуверенно переминался с ноги на ногу и протягивал мне красную розу. Символ любви!

Как поступила бы на моем месте любая дру­гая девушка? Возможно, сразу же взяла бы себя в руки и спокойным тоном произнесла слова извинения, представилась и спросила бы имя своего посетителя. Может быть, очень смутилась бы от своей глупой выходки и запинаясь про­бормотала бы что-нибудь. Моя реакция была другая.

Я пришла в ярость. Нет, не от присутствия блондина, не от его вида и протянутой мне розы. От своей разрушенной иллюзии! Меня насиль­но выдернули из мира сна, где царили нежные чувства, где был мой возлюбленный. Мое серд­це кровоточило. Ему хотелось любви, а рана, нанесенная Эриком, была столь огромна, что мое бедное сердечко не выдержало.

— Уходите! — Я сознавала, что веду себя как бесчувственная эгоистка. Блондин не виноват в том, что произошло со мной. Я должна быть ему благодарна. Именно он пришел мне на помощь, но я не могла ничего с собою поделать. —Ухо­дите! Я верну вам ваши деньги! — повторила я еще более громким голосом, срываясь на крик. Глаза блондина сузились. В них вспыхнули гнев и злость.

— Мне не нужны ваши деньги, мисс, — рез­ко бросил он мне на прощание и вышел из па­латы.

— Постойте, — прошептала я пересохшими губами, когда его фигура уже исчезла из поля зрения. — Постойте, постойте...

Я продолжала повторять, обращаясь неизве­стно к кому. Боже, но почему я такая неиспра­вимая дура?! Почему я веду себя как последняя идиотка? Потому что ты и есть идиотка, отве­тил никогда не упускающий случая уколоть меня рефлексирующий уголок сознания.

Я тихо заплакала. Мне было очень жаль себя. Слезы медленно катились из моих глаз, но я их не замечала. События прошедших дней требова­ли разрядки. Ни одна обманутая женщина не может полностью вернуться к жизни, предва­рительно хорошо не смочив дорогу слезами. Сле­зы смывают с души все горести и заботы, и я принялась за глубокое очищение. С каждой вып­лаканной слезинкой мне становилось все легче и легче.

Обида и злость на Эрика сменились негодо­ванием на себя саму, но можно ли долго обви­нять себя? Всегда собственная вина кажется чуть меньше и легче чужой. Так сложились обстоя­тельства! Как часто эта формулировка помогает выжить тому, у кого уже не осталось никакой надежды. Сработала она и в моем случае. Так сложились обстоятельства, пробормотала я и добавила нечто еще более обнадеживающее: я не виновата!

Что-то в этой странной логике есть правиль­ное. Не могла же я повернуть свою жизнь вспять: холодно ответить отказом при первой встрече с Эриком на его предложение зайти в паб и тем самым сохранить квартиру и деньги. Не в моей власти было и вернуть блондина, сердечно по­благодарить его за все, что он для меня сделал. Никто не в состоянии вернуть прошлое!

Я копалась в своей душе. Одно обстоятель­ство так меня поразило, что слезы почти пере­стали капать из глаз. Если бы мне предложили выбрать одно из двух: Эрик не вошел бы в мою жизнь или вернулся бы блондин — как бы я по­ступила? Естественно, любой разумный чело­век предпочел бы первое. Тогда сохранялись квартира и деньги, а нога, возможно, не по­знакомилась бы с гипсом. Моя же душа тяну­лась ко второму. Пусть буду обобранной, но снова увижу моего зеленоглазого блондина и приму его розу. Возможно, я его поцелую...

Нет, я явно схожу с ума! Человек просто пришел к пострадавшей в больницу, хотел на­вестить ее. Все посетители носят больным цветы. Это неписаный закон для вежливых людей. А о чем мечтаю я? Надо выбросить эти глупости из головы. Хватит с меня и Эрика. Еще эта рана не зарубцевалась, а ты уже хочешь получить еще одну? Откуда ты знаешь, что он лучше Эрика? Мой бывший жених таил свои черные замыслы под веселой маской шутника-балагура, а блон­дин... У него такие непроницаемые глаза.

ГЛАВА 4

Прошло полтора года. Все это время я рабо­тала в Тунисе секретарем английского консула. Вначале, когда я приехала в эту страну, мне было не до красоты южной природы, не до своеобра­зия арабского города, его архитектуры и куль­туры. Слова Энн, что Эрик не только аферист, но, возможно, и вор, не давали мне покоя. Я боялась, что он снова возникнет на моем пути и станет меня шантажировать.

Моя любовь к нему сменилась патологичес­ким страхом. Он мерещился мне повсюду. А если учесть, что английское консульство, в котором я работаю, располагается в Тунисе около ста­ринной его части — Медины, постоянно посе­щаемой туристами, то страх увидеть Эрика имел под собой основания, хотя и ничтожно малые.

Медина есть в каждом арабском населенном пункте. Это как бы город в городе, самая ста­ринная его часть, выстроенная в те времена, когда стены и запертые ворота могли огородить его жителей от многих неприятностей. Такой была и Медина в Тунисе, превращенная циви­лизацией в огромный торговый центр. На пло­щади перед ней всегда толпились туристы, жаж­дущие прикоснуться к атмосфере давно ушед­ших лет. Им хотелось окунуться в полутемные улочки, осмотреть самую древнюю мечеть Ту­ниса, а заодно приобрести сувениры, которые торговцы многочисленных лавочек услужливо им предлагают.

Мне же хотелось, проходя ежедневно к сво­ему месту работы сквозь толпу туристов, одним из которых мог быть Эрик, понадежнее спря­таться. Не знаю, смогла бы я когда-нибудь при­выкнуть ходить не оглядываясь, не приседая от внезапно услышанного громкого слова, если бы не случай.

Однажды, когда я, как заправский шпион из любительского спектакля, петляя, прокладыва­ла себе дорогу на работу, кто-то прикоснулся к моему плечу. И я... Я заорала так, как воют сире­ны, оповещая о налете вражеской авиации. На площади не оказалось ни одного человека, ко­торый не замер бы от страха и не стал прощать­ся с жизнью, услышав мой крик. Не переставая издавать вой, я втянула голову в плечи и присе­ла. Потом, изогнув шею под немыслимым уг­лом, посмотрела на прикоснувшегося ко мне человека.

Рядом со мной стояла невысокого роста дама приятной наружности, которая, по-видимому, хотела мне что-то сказать. А сейчас она, как и все остальные люди, испуганно на меня взирала.

Я прекратила изображать из себя сирену про­тивовоздушной обороны.

— У вас расстегнута сумочка, — еле-еле смогла выдавить дама, испуганная моей неадекватной реакцией.