Умереть в любой день после вторника - Картер Браун

Слабый свет, проникавший через дверной проем, помог мне установить, что попал я в крошечную кухоньку. Я окликнул: «Мисс Гейлен?» — и подождал. Она не отозвалась. Еще несколько раз я окликал ее. Результат был тот же. Тогда я решил, что возможны три варианта: ее нет дома, она спит или мертва. Не худо бы проверить эти версии, угрюмо подумал я, притворившись, что не замечаю, как волосы шевелятся у меня на затылке. Наконец я двинулся вперед, в темноту и зашарил рукой по стене, пока не наткнулся на выключатель. Гостиная, обставленная с большим вкусом в чисто женском стиле, оказалась пустой. Пустовала и ванная, а также первая из двух спален, куда я заглянул. Во второй спальне я нашел Линду Гейлен.

Она лежала поперек кровати, на спине. На ней все еще было то самое шелковое платье, в котором я видел ее утром, — в коричневую и оранжевую полоски. Только теперь оно уже не выглядело элегантным. Задранное и закрученное вокруг талии, оно грубо обнажало нагое тело во всей его уязвимости. В верхней части платье было разорвано, и кровь все еще медленно сочилась из множества ножевых ран на ее груди. Справа и слева от талии на покрывале виднелись влажные полосы. Черты лица Линды были искажены от невыразимого ужаса, а темно-карие глаза уставились в потолок, словно моля о пощаде. Нижнее белье Линды было разбросано по полу, а на подушке, возле ее головы, лежал окровавленный большой кухонный нож. Только прическа женщины осталась нетронутой, и эта деталь придавала жуткой картине убийства еще более зловещий смысл.

Автоматически я глянул на часы: без двадцати девять. Мне было ясно, что прошло не так уж много времени с момента ее смерти. Логика подсказывала, что Линду убили в промежутке между тем, как Андреа Марко ушла на демонстрацию мод, и моим появлением в квартире. Если только — напрашивался и такой вариант — сама Андреа не убила Линду Гейлен. Я осторожно двинулся к выходу и тщательно вытер носовым платком выключатель в гостиной и дверную ручку. Возвращаясь через служебный вход, я никого не встретил. На улице, когда я подходил к машине, мне тоже повезло: вокруг никого не было. Конечно, никому из тех, кто так или иначе встречался с Линдой Гейлен, не удастся надолго остаться в тени. Но мне требовалось как можно больше времени, и поэтому я решил: пусть кто-нибудь другой найдет труп и позвонит в полицию.

Глава 4

Дверь в квартиру приоткрылась, и пара темно-голубых глаз бегло оглядела меня. Глаза принадлежали высокой рыжеволосой даме. Ее коротко подстриженные волосы были зачесаны вперед, оставляя открытыми уши изящной формы и закрывая высокий лоб челкой. Такая прическа хорошо сочеталась с выступающими вперед скулами и решительно очерченным подбородком. Правда, нос рыжеволосой дамы был несколько коротковат, а рот слишком широк, но все вместе представляло собой умное и привлекательное лицо. На ней были белая рубашка и самые короткие шорты из тех, что я когда-либо встречал. Ее длинные загорелые ноги двигались легко и грациозно; столь же легко, свободно и вызывающе двигались маленькие упругие груди, прикрытые хлопчатобумажной тканью.

— Я как раз занимаюсь гимнастикой, — объявила она без всякого смущения. — И никого не жду. Сегодня вечером решила сконцентрироваться исключительно на телесных упражнениях. Потому выбросила все мысли из головы к чертовой матери!

— Я Рик Холман, — начал я, — и…

— Хотите знать, зачем мне понадобилось убивать Сэма Сорела на следующей неделе, — закончила за меня хозяйка квартиры. — Проходите в квартиру, раз уж пришли.

Следуя за ней, я прошел через холл в гостиную, обставленную с претензией на восточный стиль. Какой-нибудь близорукий японец, попав сюда, возможно, и вспомнил бы о своем родном доме. Хозяйка жестом предложила мне сесть на кушетку, а сама устроилась рядом, непринужденно вытянув длинные ноги.

— Сэм позвонил мне где-то в полседьмого, и у нас состоялся разговор, довольно-таки сумбурный, — сообщила она. — Сэм уже, конечно, нагрузился, и я с большим недоверием отнеслась ко всем его россказням. Я имею в виду, что кто-то из его бывших жен угрожает убить его. Ну, а Рика Холмана я сочла исключительно плодом его алкогольных фантазий. Выходит, я ошиблась в обоих случаях. — Она внезапно улыбнулась, продемонстрировав ряд красивых, хотя и не правильной формы зубов.

— Между прочим, я — Беверли Квиллен, если, конечно, это вам интересно, — энергично заключила она.

— Я просто пытаюсь перевести дух, — неопределенно проговорил я.

— Вам было бы полезно проделать вместе со мной ряд упражнений. Вы слишком молоды для одышки. — Неожиданно Беверли ткнула меня кулаком в грудь. — Никаких пустот, ничего такого, — рассудила она. — Возможно, моя ослепительная красота так подействовала на вас, что вы едва не задохнулись? — лукаво добавила она.

— Я думаю, это скорее из-за того, что вы говорите, не умолкая, — искренне ответил я.

— Прямолинеен до грубости! — тут же прокомментировала Беверли и, сцепив руки за головой, откинулась назад. — Мне нравится в мужчинах такая прямота. Признак решительности. А это очень редкое качество в нашем сверхорганизованном до идиотизма обществе.

— Может быть, как раз решительности Сэму и не хватало во время вашего брака, — огрызнулся я. — Вы сводили его с ума, постоянно разбирая его поведение. Когда же принялись критиковать его особое чувство юмора, этого он уже не стерпел…

— Сэм всегда нуждался не только в психоаналитике, но также в матери, любовнице и служанке и все в одном лице, — спокойно сказала она. — В качестве аналитика я делала некоторые успехи и даже как любовница совершенствовалась. Но роли матери и служанки для меня совершенно неприемлемы. А вы не считаете, что Сэм требовал слишком многого, мистер Холман?

— А вы не считаете, что вы слишком легко заводились? — парировал я. — Бросались на Сэма с ножом, и все такое.

Ее лицо застыло.

— Сэм рассказал вам об этом?

— А кто же еще? Он даже показал мне шрам на запястье в качестве доказательства.

— Сорел показал вам всего лишь одно запястье? насмешливо осведомилась она. — А ведь он сам разыграл этот спектакль! Устроил душераздирающую финальную сцену прощания с жестоким миром и еще более жестокой женой! Но эту сцену он устроил в момент, когда был точно уверен, что я зайду в ванную комнату через пять минут. Лежа в ванне, он надрезал себе запястья, но неглубоко. Во всяком случае, не настолько глубоко, чтобы задеть вену или артерию. Нет, он лишь слегка надрезал кожу, чтобы вытекло немного крови и смешалось с водой в ванне. Таким образом, он надеялся, картина будет более впечатляющая.

— Вы утверждаете, что это была попытка самоубийства?

— Сэм хотел, чтобы это выглядело именно так. Думаю, таким способом он старался пробудить во мне чувства матери и служанки. Так вышло, потому что в тот момент он дулся на меня. Из-за своих кошмаров. Потому что я всегда пыталась найти какие-то более глубокие причины для них вместо того, чтобы просто заключить его в объятия и мурлыкать ему на ушко детские стишки. Подавляющее большинство клаустрофобов во взрослом состоянии не страдают от ночных кошмаров. Вам это известно? Не страдают, если только сами не пережили — уже взрослыми — серьезную психологическую травму.

— Вы пытаетесь доказать, что причиной его ночных кошмаров не является клаустрофобия?

Беверли кивнула.

— Истоки его страхов уходят в детство, когда его любящая мамаша однажды на целый час заперла сына в сундук в наказание за какую-то провинность. Сэм как раз вписывается в эту схему. Ведь нормальные взрослые люди — из тех, кто страдает какой-либо фобией, — всячески стремятся обезопасить себя. Стараются не попадать в такие положения, когда рискуют вызвать в себе свои страхи. К примеру, клаустрофоб не лазит в пещеры и не работает шахтером. А у Сэма просто детский невроз. Все остальное у него связано именно с этим.

— Вы, кажется, специализировались в области психологии? — поинтересовался я.

— Да, вы правы. И сейчас участвую в экспериментальном психологическом проекте; его проводит Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Это страшно интересно.

— Скажите, а вы виделись с Сэмом после развода?

— Пару недель назад. Однажды вечером, часов в девять, я открыла дверь, а он стоит у порога. Сильно на взводе и страшно возбужден. Поднял шум по поводу того, что, как ему стало известно, я встречалась с разными мужчинами после развода. «Совершенно верно, — сказала я. — Ну и что из того?» Жизнь, в конце концов, — всего лишь эксперимент. И я совсем не собиралась вторично совершать ошибку, решаясь на заведомо неудачный брак. Тут Сэм вышел из берегов. Кричал, что не позволит ни одной из своих жен стать шлюхой. Грозил, что проучит меня так, что я уже не смогу никого очаровать, разве что после пластической операции. И тут я поняла: он готов применить физическую силу.