Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья - Карл Май

Свои дела в Сан-Франциско мы закончили быстро и пошли прогуляться по городу. На мне был еще мой мексиканский костюм, а Виннету красовался в индейском наряде, но это не привлекло чьего-либо внимания, потому что подобные гости появлялись там чуть ли не ежедневно.

После обеда мы посетили знаменитые парки Вудворда, которые можно было бы сравнить с немецкими ботаническими и зоологическим садами. Мы как раз собирались зайти в аквариум, когда столкнулись с тремя людьми, которых я не заметил было поначалу, но они, как мне бросилось в глаза, остановились, завидев нас. Я на них совершенно не глядел. Это были чужестранцы, заинтересовавшиеся довольно необычным обликом Виннету. Но когда мы проходили мимо, я услышал прямо-таки родные слова:

— Черт побери! Не тот ли это доктор из Дрездена, который взял моих детей с собой в столицу?

Разумеется, я обернулся и увидел двух дам и одного господина. Одна из дам носила вуаль, поэтому я не мог различить ее черты. Другая была в весьма дорогом платье, которое ей не совсем шло, казалось, что внутри этого платья помещен совсем другой человек. Лицо ее было мне знакомо, но наряд и чужеродное окружение не позволяли мне вспомнить, где я ее встречал. Господин был одет как настоящий американец, но выглядел так смешно, что как только я взглянул на него, то сразу же засмеялся, воскликнув:

— Что за черт! Да вы ли это в самом деле? Вы стали самым настоящим янки!

Да, это был виолончелист Фогель из Рудных гор, отец Франца и Марты. После моих слов он гордо вытянулся на добрый дюйм вверх, стукнул себя в грудь и ответил:

— Мы стали не только американцами, но-о и мильонерами; подумайте только: настоящими мильонерами. А што это вы не спрашиваете о моей жене и о дочери? Вы што, больше их не знаете?

Стало быть, пожилая дама в платье с чужого плеча была фрау[9] Фогель, а другая — Марта, сестра опекаемого мною музыканта. Она подняла вуаль и протянула мне руку.

— Да, дочь моя — нефтяная принцесса, мильонерша, — важно кивнул отец. — Знаете ли вы, что за океаном, в Рудных горах, то-оже живут люди, из которых может выйти кое-что приличное! Но для этого нужны способности, подлинные способности!

— Отец! — попросила его дочь. — Ты же знаешь, что мы всем обязаны этому господину!

— Ну-у, собственно говоря — да. Как кто понимает. Он шунул к нам швой нос, а потом с ним и оштался, так что мы всего добились своей собственной хитроштью. Но из-за этого — ни-икакой вражды. Что же пригнало вас сюда, в Америку?

— Старые привязанности. Вы же знаете, что я часто путешествую.

— Да. И вы очень правы в том, что совершаете та-акое ба-альшое путешествие, потому что, кто та-ак постра-анствует, тот приезжает домой ка-ак образованный человек. Я узнал это на со-обственном опыте. Я приехал сюда са-авершенно иным, чем был та-ам, за океаном. Зна-аете, что та-ак можно ста-ать и одним из ба-альших людей. Начинаешь пря-амо-таки уважать самого себя. Здесь все по-другому: прекраснее, благороднее и дороже. Но вы же еще не-е видели на-аше оборудование, а потому да-алжны поехать с нами! Ни-ичего та-акого вы еще не-е видели. Мы живем сло-овно кня-язья или великие герцоги. Па-аехали! Са-адитесь в на-аш экипаш. Не-е бойтесь, ме-еста для ва-ас у нас хватит.

— Мне очень жаль, но я занят другими делами. Да к тому же я не один. Там вон стоит мой друг Виннету, о котором вы, фрау Вернер, и слышали, и читали.

До сих пор глаза ее были обращены только ко мне, и она совершенно не замечала апача. Теперь она повернулась к Виннету, протянула ему руку, а потом спросила меня:

— Значит, у вас нет времени? Очень жаль. И как долго вы будете находиться в этом городе?

— Сан-Франциско мы покинем уже завтра.

— А с нами вы поехать не хотите? Разве вы не понимаете, что это жестоко? Поехали! Я прошу вас!

— А ваш супруг…?

— Он обрадуется вам от всей души. Правда, вероятнее всего, его нет дома.

— Хорошо, я поеду. Позвольте мне только попрощаться со своим другом.

— Нет-нет. Я столько слышала и читала о знаменитом вожде апачей, что отношусь к нему с величайшим уважением. Попросите же его составить нам компанию!

— Да, — кивнул ее отец, — индеец должен то-оже ехать. Ему нас нешего бояться, потому что мы та-акие люди, ка-аторые ни одному дикарю не причинят зла. Но в наш экипаш не войдут пятеро. Я с женой найму дрошки, или как они здесь зовутся? Пошли, Ханне, ты поедешь со мной! Мы уже отправляемся и приедем да-амой вовремя.

И папаша увел свою супругу. Виннету, естественно, мало что понял из нашего разговора, который велся на немецком языке. Однако ему не нужно было слов. Когда я предложил Марте свою руку, апач немедленно занял место справа от госпожи и шел рядом с ней так гордо и уверенно, что ей нечего было стыдиться подобного эскорта.

Экипаж «нефтяного принца» ждал на стоянке. Таких лошадей и такую карету мог позволить себе содержать только миллионер. Мы сели, расположившись напротив дамы, а потом умчались со скоростью ветра.

Конечно, встреча здесь, во Фриско, со знакомыми была случайной, но удивляться этому не приходилось. Я с удивлением узнал, что у Марты здесь дом. Почему же Вернер жил в городе, а не в горах, на своем промысле? Конечно, я не высказал вслух этой мимолетной мысли, мелькнувшей у меня в голове. Через несколько минут я и так мог получить ответ на свой вопрос.

Карета остановилась перед зданием, которое по праву заслуживало название дворца. Во что должен был обойтись один только мраморный портал! А над входом были выбиты буквы из настоящего золота. Я не нашел времени прочитать их, потому что мы уже должны были выйти из экипажа, причем нам помогали при этом два негра, точнее — хотели помочь мне и Виннету. Потом мы прошли во внутренние покои через пышную прихожую и открыли дверь в маленькую комнатку, обставленную почти как будуар[10]. Едва хозяйка дома опустилась на диван, как этот будуар пополз вверх.

Очаровательная комнатка оказалась подъемником, приводимым в действие при помощи пара. Кто-нибудь другой вскрикнул бы от восхищения и благоговения, но Виннету был молчалив и невозмутим, как будто такого рода сюрпризы были для него привычны и повседневны.

Мы оказались в расположенной на втором этаже гостиной. Она была обставлена с излишней пышностью. Было очевидно, что хозяин старался, чтобы его богатство бросалось в глаза, но различные мелочи и расстановка мебели показывали, что его жена постаралась смягчить это впечатление.

Теперь, когда мы вышли из лифта, Марта, казалось, обрела уверенность. Она протянула мне и Виннету обе руки и сказала сердечным тоном с такой душевной теплотой, на какую только могла собраться: