Двенадцать железных цепей - Яна Лехчина

– Говорят, – начал брат Клод плавным голосом, сам лучась от того, что рассказывает, – жил в этом монастыре юноша. Он был строптив и горд, и даже служение Дланям не усмирило его пыл. Юноша стал башильером, чтобы разить иноверцев, но один прецептор ордена, рыцарь, понял, что в его сердце злоба, а не вера, – и повелел ему нести службу тут, в этой уединённой обители. Как-то юноша отправился по делам настоятеля – может быть, в Кубрет, а может быть, в Дарджвели, а может быть, в горную деревушку, чьё название не пощадило время, – и встретил там девушку с глазами, как у серны, и тяжёлыми косами цвета базилика.

Ольжана нахмурилась.

– То есть с зелёными?

Брат Клод глянул в замешательстве. Вот уж у кого глаза были, как у серны!

– Нет же… – Он задумчиво потёр шею. – Имеется в виду тёмно-лиловый цвет. У нас растёт такой базилик. Косы Ашегер были чёрными, но с лиловым отливом…

– Ладно-ладно. – Ольжана отставила чарку. – Я просто уточнила. Прости.

И попросила его продолжить.

Брат Клод откинулся назад, прижался спиной к стене. Посмотрел в окно на цветущие склоны. Ольжана же смотрела на него, как на картину: он вписывался во всё окружение так, что хоть на холст переноси.

– Юноша полюбил её, – поделился брат Клод, – но как ты помнишь, он был монах. Не желая расставаться с ней, он похитил Ашегер и привёз её сюда, в твердыню над ущельем. Он спрятал девушку на вершине башни, в келью, куда никогда не поднимались другие башильеры. – Скупо улыбнулся. – В эту келью.

Ольжана обвела убранство взглядом.

– Ашегер втайне прожила здесь несколько месяцев. Говорят, юноша добивался её любви, но для неё ничего не стоило сердце того, кто удерживал её силой. Юноша предлагал ей бежать с ним из монастыря, но Ашегер отказалась, заявив, что он предаст её так же легко, как предал свои клятвы. Она требовала вернуть её домой, но юноша упорствовал, а потом…

Брат Клод развёл руками:

– Нельзя скрывать человека вечно – даже в таком большом монастыре, как наш. О существовании Ашегер узнал другой монах. Он пожаловался настоятелю, и тот пришёл в ярость. Настоятель повелел предать суду девушку, осквернившую монастырь своим присутствием, невзирая на то что несчастная находилась здесь против своей воли.

Ольжана хмыкнула.

– Ничего удивительного.

– Увы, – кивнул брат Клод. – Но Ашегер была горда. Не желая, чтобы её судили за грех, которого она не совершала, она выбросилась из вот этого окна.

И указал наружу.

Ольжана проследила за его рукой. Над ущельем кружили птицы.

– Ужасно. – Она покачала головой. Отметила про себя: если Ашегер выпрыгнула из этого проёма, она была тоньше её, Ольжаны, раза в полтора. – Конечно, насмерть? Или легенда приберегла для неё счастливый конец?

Брат Клод довольно сощурился.

– Одни говорят, что она обратилась в птицу. Другие – в реку. Третьи – в плющ, оплетающий монастырскую стену, и в цветы, растущие на дне ущелья. В этом сила легенд: никто не хочет признать, что девушка разбилась. Раз эта история про горе и роковую любовь, в ней будут цветы, и реки, и птицы, и туманы, и призраки, пугающие послушников в коридорах.

– А что с юношей-монахом? Он бросился за ней или заколол себя кинжалом?

– Вай! – Брат Клод засмеялся и сделал резкий жест рукой: взмахнул, точно крылом. – А ты уже знакома с кубретскими историями, да? Но ни то ни другое. Он стал отшельником – поселился в пещере под монастырём и всю жизнь нёс бремя своего греха.

Брат Клод потянулся к своей чарке, задумчиво обвёл края пальцем.

– Юноша был чудовищем, – признал он, – но мне с детства нравится эта история. Есть в ней нечто завораживающее, мудрое и насмешливое. Башильер выкрал девушку и со звериной прытью охранял её в крепости-монастыре, но она всё равно ему не досталась – улетучилась сквозь пальцы, как туман. И её не удержали ни стены, ни горы, ни страх смерти. Яростная любовь, и та не удержала, потому что есть вещи сильнее ярости и страха.

«Если бы он не стал монахом, – подумала Ольжана, – то стал бы поэтом». Она осторожно спросила:

– А почему ты оказался тут, в монастыре? – И добавила: – Но если личное, не отвечай.

Она предполагала, что за душой брата Клода обязательно должна быть беда – несчастная любовь, или кровная вражда, или что-то ещё, из-за чего он решил стать черноризцем, чтобы успокоить бурю в душе.

Брат Клод отпил из чарки.

– Я всегда видел себя служителем Дланей, – сказал он просто. – Я люблю эти горы, люблю покой и люблю давать помощь тем, кто её просит.

– Тебе здесь нравится?

– Да. – Он тронул башильерский знак на груди. Его одеяние выглядело точь-в-точь как у Лале, только более опрятным. – В монастыре много дел, не заскучаешь. Не думай, что я провожу все дни, рассказывая истории и пребывая в хандре, – это уж я так, поддался соблазну… – Посмеялся. – Ты ведь наша гостья.

– Брат Лазар говорил, что братия здесь совсем крошечная.

– Это правда, – согласился брат Клод, отставив чарку. – Монастырь пустеет. Немногим молодым башильерам так же, как мне, охота жить в живописной глуши. Но мне нравятся мои братья. С ними легко сладить. Одна беда – совсем не говорят по-иофатски, только читают на нём во время бдений. – Он вздохнул. – Книги книгами, но я боюсь забыть живую речь. Поэтому с братом Лазаром мы ведём переписку на иофатском.

Переписку на иофатском.

Звучало знакомо. Ольжана призадумалась: в Мазарьском господарстве, когда они встретили трёх подонков на дороге, Лале показал «письмо от приятеля» на иофатском. Не от брата Клода ли?

Размышляя о своём, Ольжана поводила рукой по подоконнику – заскользила подушечками пальцев по шершавой поверхности. Заметила краем глаза: теперь и брат Клод её изучал.

– Ты очень нравишься брату Лазару, – сказал он тепло. – Иначе бы он не привёз тебя сюда. – Кивком указал на дверь. – Лазар дорожит этим местом. Он ведь жил здесь недолго, знаешь? Сразу после того, как вернулся в Вольные господарства.

– Он привёз меня сюда совсем не из-за истории о монахе и девушке в башне. – Ольжана усмехнулась. – Ты же слышал о моём женихе. Лазар его боится.

Из окна подул ветерок, пахнущий летом и горной свежестью. Как маняще было поверить, что она убегает не от чудовища, а от жениха – к тому же, с мужчиной, который рискнул своими клятвами, чтобы хотя бы на пару ночей затаиться с ней