Предложение судьбы - Марина Евгеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сейчас, когда она стояла супротив молодого графа, весь гнев, вся обида на несправедливость судьбы, то унижение, что она испытала сегодня днем, все разом всколыхнулось и поднялось в юном создании.
– Я повторяю, Кирилл Эльдарович, нет, требую, чтобы вы немедленно покинули спальню и позволили спокойно собрать вещи!
От ее слов Манохин резко остановился. Искусно подправленные брови сошлись на переносице.
– О чем это ты толкуешь? Какие вещи ты хочешь собирать?
Тут Машенька притворно ласково улыбнулась.
– Как, граф, а разве вы не знаете? За мной приехала моя опекунша, баронесса фон Клонц, и мы с ней вскоре отбываем.
Стоило видеть физиономию молодого Манохина! Сначала его глаза недоверчиво прищурились, потом распахнулись, лицо побелело, и он отшатнулся.
– Врешь!
– Не имею такой привычки, сударь!
Кирилл метнулся к двери, напоследок бросив на девушку гневный взгляд.
– Если только ты мне соврала…
Эта сцена необычайно подняла настроение Маше. Правду говорят, что Бог не делает, то к лучшему. Она позвала Настену, и они дружно принялись собирать чемоданы. Настена немного всплакнула, когда узнала, что молодая барышня их покидает.
3
Баронесса фон Клонц довольно ухнула, когда они сели в экипаж. Мария старалась держаться уверенно, не показывать своего смущения. Баронесса ей понравилась, но открыто проявлять симпатию она пока не решалась.
Виктория Сергеевна, как опытная женщина, догадалась о тех противоречивых чувствах, что сейчас бушевали в душе молодой девушки. Она ласково улыбнулась и подмигнула Машеньке.
– Страшно? Ничего не бойся, я не дам тебя в обиду! А этих, – она рукой махнула в сторону удаляющегося дома графа Манохина, – забудь, как дурной сон и никогда не вспоминай. Поверь мне, дитя мое, я достаточно на своем веку повидала людей и научилась разбираться кое в чем… Ты молода, неопытна и многое принимаешь на веру. Но я могу сказать одно, – не все то золото, что блестит.
Маша робко улыбнулась. Ей хотелось подружиться с опекуншей. Теперь им придется много времени проводить вместе.
– Я понимаю… И, Виктория Сергеевна, я очень вам благодарна. С графом Манохиным, с моим дядюшкой, у нас складывались не простые отношения…
Баронесса снова махнула рукой.
– А-а… Говорю же, забудь, не стоят они этого! Положа руку на сердце, могу смело сказать – я недолюбливаю их!
– Как вы меня нашли? Поверенные моего дедушки долгое время не могли с вами связаться.
Лицо баронессы погрустнело, улыбка утратила живость, а в больших глазах промелькнула печаль.
– Не все так просто… После смерти моего супруга, пусть земля ему будет пухом, я уединилась в одной деревеньке, не хотела никого видеть. Несмотря на мою бурную молодость, я по-своему любила мужа, – призналась она и тотчас сделала еще одно признание: – Как и твоего деда, Машенька. Ты не суди меня строго. У женщин разная бывает судьба.
– Кто я такая, чтобы вас судить, Виктория Сергеевна? Вы поступали так, как подсказывало вам сердце…
Баронесса откинулась назад и громко хмыкнула.
– А ты умненькая девушка. С Елистратом Петровичем дружно жили?
– Дружно, – кивнула Маша.
– Он меня хоть изредка вспоминал?
– Он очень часто вас вспоминал, Виктория Сергеевна.
Женщина хотела еще что-то добавить, но, подумав, промолчала. К чему будоражить прошлое, воскрешать давно почившие тени? Пусть тот, кого она любила, покоится с миром. А она… Она позаботится о его любимом дитяти.
Стук колес тихим эхом отзывался по мостовой. День клонился к вечеру, и Мария задала вопрос, который ее волновал с момента появления баронессы:
– Виктория Сергеевна, а куда мы направляемся?
– А разве я не сказала? О, прости меня, совсем старой становлюсь, ничего не помню.
– Да какая же вы старая! – тотчас возразила Маша. – Вы молодая и очень красивая женщина.
Было видно, что слова Марии пришлись по душе баронессе.
– Спасибо, Машенька, ты очень добрая девушка, потешила старуху. Некоторое время мы будем жить у моей подруги, она на вид вредная, но справедливая. Погостим у нее с месяц, пока не будет готов твой дом.
Сначала Марии показалось, что она ослышалась, и поэтому недоверчиво переспросила:
– Мой домой?
– Да! У тебя есть прекрасный дворец в Петербурге! Или постой! Тебе этот подлец Манохин ничего не сказал?
Мария, пытаясь справиться с удивлением, покачала головой.
– Нет…
– Вот мерзавец! Каков, а? Вы только полюбуйтесь на него! – Баронесса раззадорилась не на шутку. Далее последовала обличительная речь против многоуважаемого графа Манохина, из которой следовало, что сей почетный дворянин на самом деле таков-то да таков.
Но Машенька особо не вслушивалась в словоизлияния баронессы. В ее душе снова вспыхнула обида. И в первую очередь обида на себя. Почему она так халатно относится к тому наследству, что оставили ей родители и дедушка? Почему она ничем не интересуется? А если бы баронесса появилась, скажем, месяц спустя, а к тому времени коварный план Манохиных удался бы? От одной мысли об этом Марию бросило в холодный пот.
Ехали они недолго, вскоре экипаж остановился, и баронесса весело сказала:
– Вот мы и прибыли! Ох, что-то утомилась я нынче! Надо срочно отдохнуть! Дитя мое, прошу!
Они остановились около величественного двухэтажного дома. Чтобы попасть внутрь усадьбы, необходимо было войти под своды овальной арки, которая вела во внутренний двор, где по бокам широкой дороги росли раскидистые старые деревья. Во дворе располагалась дворницкая, конюшни и сараи. Фасад дома украшали изящные подковообразные лестницы, которые вели на второй этаж, а с задней стороны под нависающими галереями располагался подъезд для экипажей. Высокие двойные застекленные двери одновременно служили и окнами, а крашеные ставни дверей надежно защищали дом от зимних злых ураганов.
Женщин встретил лакей. Почтенно поклонившись, он провел их в дом.
– Доложи хозяйке, что баронесса фон Клонц возвратилась, – отдала распоряжение Виктория Сергеевна.
– Будет-с исполнено.
Им пришлось подождать несколько минут, прежде чем на лестнице послышались шаги. Сама хозяйка дома вышла встречать гостей.
– Ну, Виктория, ну наконец-то, уж заждались тебя. – По широкой дубовой лестнице спускалась высокая худая женщина лет шестидесяти пяти. Ее седые волосы были убраны в высокую прическу, а шею украшала массивная нитка жемчуга.
Маша повернулась на голос, готовая сделать книксен, но так и застыла, изумленно уставившись за спину хозяйки. На верху лестницы, не менее изумленный, застыл князь Митяшев. Даже на таком приличном расстояние можно было заметить, как хмуро сошлись брови князя.
