К чужому берегу. Предчувствие. - Роксана Михайловна Гедеон

друг друга записками о том, как продвигаются наши общие дела. Я чувствовала, что Талейран вовлекает меня в свои сети раньше, чем я переговорила с мужем, и это выглядело как-то неправильно, но, с другой стороны, действия министра казались мне разумными. Кроме того, час был такой поздний, и мне так хотелось спать, что я решила любые раздумья отложить до утра.

Отправляясь к себе, я бросила мимолетный взгляд на визитную карточку, оставленную мне Талейраном. Изящные золотые буквы на ней гласили: «Роза Бертен, улица Сент-Оноре, магазин дамского платья «Гран-Могол».

Это было имя знаменитой модистки Марии Антуанетты, у которой и я в юности много раз заказывала наряды. Не веря своим глазам, я некоторое время смотрела на карточку. Роза Бертен! Это имя звучало как привет из далекого и сладостного прошлого. Итак, она жива? И она — тоже в Париже? Сколько было слухов о том, что бедную женщину казнили на гильотине!

В том, что Талейран совсем не случайно оставил мне адрес легендарной портнихи, обшивавшей версальских дам, я не сомневалась… Этот соблазн встретиться с приятным прошлым был так велик, что противиться ему я не смогла бы при всем желании, и Морис наверняка предвидел это. Это была часть его плана, и я пока что следовала ему, завороженная намеками и обещаниями лучшей жизни, которые министр весьма щедро рассыпал.

Да и кто смог бы противиться? Впервые за много лет революции передо мной приоткрывался занавес светских удовольствий, веселья и беззаботности. Мне не исполнилось еще и тридцати лет, я была красива и полна сил — словом, я хотела бросить на эту веселую жизнь хоть один мимолетный взгляд. Возможно, это желание делало меня легкомысленной, но я готова была позволить себе эту маленькую женскую слабость. Всего разочек, чуть-чуть… такая малость легкомыслия с моей стороны никому, даже Александру, не причинит никакого вреда. По крайней мере, так мне казалось в ту ночь.

3

Постоялый двор «Нант» располагался в закоулках Пале Рояля, в довольно злачной части этого торгового уголка столицы. Вход в гостиницу был зажат между двумя мясными лавками, на такой узкой улочке, что сюда не заезжали никакие повозки — разве что тележки зеленщиков. Оставив экипаж неподалеку, мы с Брике пешком добрались до двери, минуя бесконечные ряды арльских колбас и овернских паштетов, обдававших нас головокружительными запахами. Брике почтительно пропустил меня вперед, провел до лестницы, по пути рассказывая о том, что ему удалось выведать во время визита в «Нант» на рассвете.

— Это здесь, ваше сиятельство. Второй этаж, пятая комната слева. Утром я видел там Гариба, он чистил сюртук герцога… так что мне даже расспрашивать не пришлось, где ваш супруг живет, все и без расспросов выяснилось.

Разумеется, Гариба невозможно было с кем-то спутать. Я сказала Брике, чтобы тот ожидал меня внизу, и с сильно бьющимся сердцем почти взлетела по лестнице. Интуиция подсказывала мне, что я застану мужа на месте. Разве была у роялистов возможность свободно разгуливать по Парижу сейчас, когда переговоры с первым консулом не закончены? Окруженные сонмом полицейских соглядатаев, они наверняка коротают дни за преферансом и страшно скучают, потому что никуда не выходят. Так что я наверняка найду Александра дома… Предвкушая встречу, я была сама не своя от волнения. Мы не виделись почти три недели. Три недели, в течение которых каждый день мог закончиться для него расстрелом!..

— Госпожа?!

Индус в белом тюрбане вынырнул из противоположного конца гостиничного коридора так неожиданно, что я почти столкнулась с ним и чуть не выбила у него из рук поднос, уставленный бутылками с вином. «Как видно, — мелькнуло у меня в голове, — предполагаемый преферанс щедро сбрызгивается бургундским!» Вслух я сказала:

— Да, это я, Гариб. Не стоит удивляться до такой степени! Я приехала повидаться с супругом.

В полумраке коридора лицо Гариба казалось темным, как эбеновое дерево. Он совладал с первоначальным удивлением и, поклонившись, пробормотал, что хозяин совсем не ждал меня в Париже.

— Разумеется, я не предупреждала заранее о своем визите. Но между мужем и женой во Франции это и не является обязательным условием… Ну-ка, проведи меня к герцогу.

— Герцог спит, госпожа, — выговорил индус, меняясь в лице.

— Спит? — Честно говоря, я никак не ожидала такого сообщения. — В полдень?

— У хозяина сильно болела голова, как иногда бывает. Он выпил вина и уснул.

Что-то в тоне индуса заставило меня насторожиться. Я бросила взгляд на бутылки на подносе:

— Куда ты несешь все это?

— Друзья хозяина, благородные господа, приказали доставить.

— Ну, так доставь. А потом мигом проведи меня к мужу.

Мой тон был так повелителен, что индус и не помыслил больше препираться. Поклонившись еще раз, он метнулся к одной из дверей и скрылся за ней. Бутылки позванивали в такт его движениям. Как ни быстры были его маневры, я успела бросить взгляд за дверь, распахнувшуюся перед ним на пару секунд, и мне показалось, что в клубах сигаретного дыма я различила массивную фигуру Кадудаля у окна. Ид де Невиль тоже был там. А еще — граф де Бурмон, мой прошлогодний воздыхатель, развалившийся на неубранной постели в довольно-таки небрежной позе. Вся эта картина, по правде говоря, вызывала уныние. Мне показалось, я заглянула к узникам в камеру, и от увиденного сердце у меня сжалось.

Гариб, одергивая сюртук, вернулся, сделал почтительный жест рукой:

— Пойдемте, госпожа. Комната хозяина с другой стороны.

Минуту спустя я уже стояла посреди гостиничного номера — небольшого, но хорошо убранного, видимо, сказывались заботы индийского камердинера. Обстановка здесь состояла из платяного шкафа, стола и импровизированного умывального столика, устроенного в углу посредством какой-то хромоногой подставки и медного таза. Стол был чист, тарелки аккуратно сложены, чернильный прибор в безукоризненном порядке. Альков был задернут клетчатой домотканой занавеской. Отдернув ее, я увидела спящего Александра… и спустя миг почти отшатнулась: такой терпкий стоял здесь винный дух.

Растерянная, я обернулась к индусу:

— Боже правый… да ведь герцог был пьян?

Стоило добавить «мертвецки пьян», но я не могла выговорить таких слов перед прислугой. Индус, пряча глаза, в который уже раз поклонился, словно хотел за этой почтительностью скрыть смущение:

— С вашего позволения, госпожа, я буду внизу. Хозяин скоро проснется, вы сможете поговорить.

Не разглашая подробностей, он прикрыл за собой дверь. Недоумевая, я вернулась к мужу. Как ни мал был мой опыт общения с пьяными мужчинами, я легко могла понять, что такой беспробудный сон в сочетании с въевшимися в одежду винными запахами указывают на то, что мой супруг порядком прикладывался к