К чужому берегу. Предчувствие. - Роксана Михайловна Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И вы хотите окружить его кольцом из аристократов? О, теперь мне прекрасно ясно, для чего нужен бал и я на нем.
Честно говоря, я не знала, что ответить на его приглашение. Для отказа Талейрану вроде бы не было никакой уважительной причины. Во-первых, я многим была ему обязана. Во-вторых, я и по-человечески не хотела разрушать его планы, хотя они и казались мне несколько иллюзорными. Или своекорыстными? Ведь нетрудно было видеть, что в воображаемой им «монархии» не только Франции будет хорошо, но и он, министр иностранных дел, останется влиятельной фигурой. Чувствовалось, что он имеет влияние на Бонапарта и намерен воспользоваться этим в полной мере. Но при всем моем желании подыграть Морису, как я могла бы объяснить свое появление на подобном балу? Мой муж находился в Париже как враг этой власти, пока еще непримиримый враг. А я — буду в это время танцевать в Нейи? Говорить любезности первому консулу?
Я открыла рот, чтобы сослаться на полное отсутствие у меня какого-либо гардероба, денег и драгоценностей. Это обстоятельство было чисто женской природы и, сославшись на него как на предлог, я могла бы сделать свой отказ извинительным. Но Талейран, откинувшись на спинку стула, сказал, прежде чем я успела что-либо произнести:
— Мой друг, не стоит так паниковать. Щекотливость ситуации мне ясна без ваших слов. Но не смягчается ли она тем, что вы будете в Нейи не одна?
— Не одна? — Я попыталась было пошутить: — Разумеется, меньше полутысячи народу вы обычно не приглашаете, мне это известно.
— О, намекаете на прошлый большой бал в особняке Галифе? — Он улыбнулся. — Вы сами видели, мне тогда пришлось нелегко. Чего стоило сделать прием изысканным! Эти супруги директоров с их чрезмерной, мягко говоря, простотой, особенно — мадам Мерлен, бывшая белошвейка… Она бегала за мной по всем комнатам, допытываясь, сколько я потратил на банкет. Это только кажется, что справиться с их манерами было легко.
Он испустил притворный вздох.
— Слава Богу, те времена далеко позади. Нынче мои празднества посещают герцог де Люинь, герцогиня де Флери, принцесса де Водемон… В Париж перебрался герцог де Лианкур, граф де Шуазель, герцогиня де Лаваль. Монморанси, Мортемары — все мои былые приятели в Париже. Маркиз де Куаньи недавно порадовал своим приездом, а он, если вы помните, был другом покойного короля.
— Монморанси? Мортемары? — повторила я пораженно. — Они вернулись?
Талейран устало прикрыл глаза веками. Час был поздний, и это начинало сказываться даже на нем, полуночнике.
— Уверяю вас, мадам. Даже господин де Шатобриан[6] — и тот будет моим гостем.
— Шатобриан?! — вскричала я, не скрывая изумления. — Морис, вот насчет этого человека вы наверняка преувеличиваете. Я видела его и его брата на роялистских советах в Бретани!
Он остался невозмутим, лишь слегка приподнял брови.
— Что же тут невероятного, душа моя? Разве вы… и даже ваш муж — не в Париже? Почему бы Шатобриану не быть здесь? Разве он хуже вас понимает, куда дует ветер, и кто сейчас заказывает музыку во Франции? Она, эта музыка, теперь вполне приемлема, никого не позорит и никому не режет слух.
Честно говоря, от услышанного у меня голова шла кругом. Приходилось признать, что там, в Бретани, я очень плохо понимала, куда движется Франция, и не успевала как следует прочувствовать изменения. А они были более чем значительны, если их уловили даже эмигранты, много лет скитавшиеся на чужбине. В изгнании им было несладко, но, даже придавленные бедностью, они не вернулись бы, если бы не чувствовали, что приход Бонапарта знаменует начало новой эпохи, в создании которой стоит поучаствовать.
Талейран, чувствуя, что меня обуревают сомнения, — возможно, даже более глубокие, чем я сама ожидала, — вкрадчиво добавил:
— Если бы вы, мадам, сумели ненавязчиво донести то, что я здесь сказал, до сведения вашего мужа, это было бы благом для всех нас. Он и его друзья сейчас упорствуют. Но стоит ли игра свеч? Не нужно доводить упорство до глупости. Героя, как бы велик он ни был, украшает не только храбрость, но и здравый смысл.
В свете того, что мне нынче довелось узнать, я склонна была думать, что Талейран прав. Если во Францию вернулись столь знаменитые фамилии, для семейства дю Шатлэ так же не будет позором остаться здесь и примириться с существующей властью. Если уж на то пошло, вовсе не обязательно даже служить Бонапарту. Можно жить обычной жизнью частных лиц, растить детей и… надеяться на то, что план Талейрана о постепенном восстановлении Бурбонов на троне понемногу, исподволь, осуществится. Почему бы нет? Я видела в своей жизни столько всего удивительного и неожиданного, что такой поворот событий совсем не казался фантастическим.
— Я вижу, вы загорелись моими идеями, — не без удовольствия произнес Талейран поднимаясь. — Браво, мадам. Я вознагражден за свои ночные усилия.
— О, не стоит спешить с выводами, — попыталась возразить я. — Я всего лишь женщина, Морис, и не мне принимать решения. Я сейчас могу обещать только то, что появлюсь на вашем приеме в Нейи. Однако…
— Однако? — Он улыбнулся. — Нет-нет, не договаривайте. Я снова закончу за вас. Клянусь, Сюзанна: вы хотели заговорить о платье.
Меня в который раз поразила его проницательность.
— Вы догадливы, господин министр. Подобный дар в мужчине вызывает восхищение!
— Ну, моя слава дамского угодника бежит впереди меня. Она преувеличена, разумеется… э-э, но я вполне понимаю, что вы уехали из Бретани без всякого гардероба.
Изящным жестом он достал из кармана сюртука и вручил мне визитную карточку какого-то магазина.
— Завтра же, сразу после того, как увидитесь с мужем, обратитесь по этому адресу. И ни о чем не беспокойтесь. Там исполнят любой ваш каприз.
Чуть наклонившись ко мне, так, что я почувствовала запах гвоздики, исходящий от его светлых волос, Талейран уже тише добавил:
— У меня большие амбиции относительно вас, друг мой. Что эти Мортемары и Монморанси? Королевой бала должны быть именно вы, я умоляю вас позаботиться об этом.
Мне не удалось сдержать улыбки:
— Почему же именно я?
— Почему? Sanctа simрliсitаs[7]! Вы — последняя статс-дама Марии Антуанетты. Близкая ее подруга. Воплощение памяти о государыне… Вы — самый драгоценный камень в скромной пока оправе моего плана, и именно благодаря вам он может засиять так, как я это представляю.
Он поцеловал мне руку. Мы расстались, договорившись ежедневно информировать
