Пламя в тумане - Рене Ахдие
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее брат найдет ее. В этом не было сомнений.
В раздражении она провела белым рукавом по лбу. Черная полоса осталась на шелке. От обожженного дерева павловнии, которым подвели ее брови. Марико поскребла испачканный рукав, затем обреченно сдалась: ее минутное счастье не выдержало столкновения с неизбежной правдой.
Ее взгляд упал на лежащий рядом окровавленный вакидзаси. Больше не заботясь о состоянии своего прекрасного нижнего халата, она вытерла кровь о его подол. Испачкав его еще больше. Кровью и черной павловнией.
Это правда, что Хаттори Марико не могла свободно бродить по империи. Но если…
Если.
Марико вытащила нефритовую заколку из последнего кольца волос на макушке. Черные локоны рассыпались по ее плечам, ниспадая до талии водопадом ароматного черного дерева. Она собрала волосы в кулак на затылке одной рукой.
Позже она будет удивляться тому, что совершенно не колебалась. Ни на мгновение.
Марико срезала собранные пряди одним махом. Потом она встала. Окинув пряди взглядом, полным мимолетного раскаяния, Марико разбросала их среди колючих кустов терновника, стараясь скрыть их глубоко в тени.
Она чувствовала себя легче; ее плечи расслабились.
Марико взглянула на все вокруг новым взглядом, словно ее глаза могли разглядеть что-то сквозь густую тьму. Увидеть сквозь плотную завесу ночи. Ее взгляд остановился на неподвижной фигуре слева от нее – скрученном стервятнике, которого она недавно убила.
Странно, что она не чувствовала никакой жалости. Ни капли раскаяния.
Кэнсин гордился бы ею.
Она отбилась от нападавшего. При этом она продемонстрировала один из семи принципов бусидо:
Храбрость.
Путь воина.
Марико опустилась на колени рядом с лужей запекшейся крови. Одежда мужчины, как и все остальное, была грязной. Воротник его конопляного косодэ[23] был в пятнах от рисового вина и сухого проса, а полотно штанов протерлось.
Но они послужат еще одной цели.
С пугающей ясностью Марико развязала пояс нижнего халата. Позволила ему упасть с плеч на землю. Затем она потянулась, чтобы развязать узел на его косодэ.
Хаттори Марико была не просто какой-то девчонкой.
Она была больше этого.
Дракон Кая
Огромный боевой конь медленно шагал сквозь предрассветный туман. Завеса из лиан расступалась перед ним. Другие самураи верхом выступили из темноты, возвращаясь на позиции по бокам коня. Его наездник в тяжелой броне неумолимо вел их вперед. Животное с дикими глазами фыркало через ноздри, и его дыхание сливалось с туманом – два постоянных потока едва сдерживаемой ярости.
Самурай верхом на гнедом коне резко отличался от своего скакуна. Он казался спокойным. Собранным. Его шлем венчали закрученные рога. Спереди красовалась зияющая драконья пасть из полированной стали, покрытая кроваво-красным лаком. Нагрудник его до[24] был сделан из прямоугольных пластин закаленной кожи и железа. На него был нашит шестиугольный герб с двумя оперенными стрелами в центре, похожими на штрихи. Напротив друг друга. Всегда прикрывая чужой тыл. Всегда сохраняя баланс между светом и тьмой.
Всадники и их кони бесшумно крались сквозь быстро тающую тьму. Утренний туман обнимал копыта лошадей, расступаясь с каждым шагом, пока они следовали через лес Дзюкай. Вперед. Только вперед.
Самурай, возглавлявший отряд, ехал через призрачный лес, внимательно изучая землю перед собой.
Ничего не упуская.
Через некоторое время они вышли на поляну. На ту самую, которую они искали последние два дня. Не так давно прилетевшие стервятники медленно кружили над ними по нисходящей спирали, привлекая их все ближе.
Притягивая их к сцене смерти и разорения.
Перед отрядом самураев раскинулись руины недавно разграбленного богатого конвоя.
Мужчины остановили своих лошадей. Их лидер спешился, не говоря ни слова. Его шаги были такими легкими, что их почти не было слышно. Белый туман клубился вокруг него, пока он беззвучно двигался вперед.
Хотя он мог бы остановиться, чтобы обратить внимание на погибших – на тела пятнадцати самураев, оставленных гнить в этот бесславный предрассветный час, – лидер отряда с неуклонной целеустремленностью двинулся к куче дерева, которая выглядела как останки недавнего костра. Когда он приблизился к обугленным руинам, в его памяти возникла тень элегантного лакированного норимоно. Самурай поправил мечи на поясе и снял шлем.
Розовый свет только начал пробиваться сквозь деревья за его спиной. Самурай непроизвольно подставил лицо его нежному теплу. Он сделал медленный вдох. Вдох, напомнивший о жизни, которую ему посчастливилось жить. Вдох, напомнивший о хорошей смерти, которая ему была суждена…
На поле боя.
Он был молод. У него было худое лицо. Воинствующее. С заостренной челюстью и глазами чернее смолы. Его волосы были собраны в идеальный пучок, каждая прядь приглажена в элегантной покорности. Пока он осматривал руины, другой самурай в броне подошел к нему, неся остатки обгоревшего боро[25] и шелка – два опаленных знамени, на одном из которых был такой же шестиугольный герб, а на другом – герб императора.
Второй самурай подтвердил его опасения:
– Мне очень жаль, Кэнсин-вакасама[26], – хотя слова выражали соболезнования, в голосе не чувствовалось сожаления. В его тоне слышалось понятное обещание.
Обещание кровавого возмездия.
Вместо того чтобы ответить на обещание самурая своим собственным, молодой человек в драконьем шлеме даже не взглянул в его сторону. Бесстрастный перед лицом ужасов, учиненных над его собственными людьми – над его собственной семьей, – он взялся за почерневший кусок дерева и дернул его в сторону со зловещей аккуратностью. Тот раскололся, его концы рассыпались в золу в его руках.
Молодой самурай заглянул внутрь.
Внутри лежало обгоревшее тело девушки. То, что осталось от ее кожи, почернело от огня. Продолжая изучать сцену убийства, Хаттори Кэнсин заметил блеск нескольких наконечников стрел, похороненных под останками девушки, и подозрительное темное пятно на полу норимоно. Смолистое. Густое.
Кровь.
Она не погибла в огне.
Он замер.
Затем вновь продолжил свои поиски, его глаза неустанно блуждали. В одном из уцелевших углов богато украшенного норимоно был спрятан небольшой треугольник обгоревшей ткани. Из такой же ткани боро его семья делала свои знамена. Одежда крестьян и служанок также шилась из него.
Он пригляделся внимательнее, вороша угли в поисках новых проблесков правды.
Кимоно Марико. Нигде не было видно даже
