Во власти лжи - Нана Робертовна Лемонджава

Мы шли дальше и дальше, рассматривая каждый уголок. Здесь ребята делали самодельное оружие, вот для чего Амиран выписывал информацию о том, как делать пружину, она нужна для любого огнестрельного оружия. Да уж, тут велась целая подготовка. Иметь оружие в нашем мире было запрещено всем гражданам, кроме представителей власти. Единственный раз, когда мы можем взять пистолет в руки – «день рождения», как иронично. В лаборатории, как ее называли ребята, было несколько телевизоров и все они находились рядом, как в какой-нибудь звукорежиссерской студии. На каждом из них транслировались разные каналы, и звук, исходящий из экранов перебивал друг друга. Имелся здесь и длинный стол, на котором стояло десять компьютеров и все было завалено бумагами, фотографиями и маршрутными картами.

– Каким образом вы хотите остановить правительство? – я особо не любопытствовала в новой компании, чтобы не показаться наглой, однако вопрос вырвался сам по себе. Ладо не колеблясь ответил мне, хоть и очень лаконично.

– Мы их просто уничтожим, – он произнес только это, но больше ничего не уточнял. По нему было видно, что он и не хочет. Ладо можно было понять, я только пришла к ним в команду. Тем не менее такое недоверие меня огорчило, наверняка по моему выражению лица было видно, что я испытала не самые приятные чувства, поскольку в разговор вмешался Амиран, а вернее он тактично поменял его направление:

– Кстати, Ладо скоро будет праздновать день рождения, послезавтра, тридцатого января, – Амиран непринужденно похлопал товарища по плечу. А я почему-то вспомнила, что январских именинников еще не поздравляли, а ведь уже двадцать восьмое число.

Глава шестая

Задачу проводить меня домой Амиран взял на себя. Мы долго шли молча, обменявшись лишь парочкой слов в начале пути. Я боялась сказать лишнего, его присутствие затуманивало разум, было неловко, я краснела, поэтому благодарила солнце за то, что оно уже попрощалось и затаилось в своем замке. Такого со мной раньше не было и объяснить это поведение я не могла. Однако одно я знала точно – мне не хотелось, чтобы наш путь заканчивался. Пусть свет фонарей будет бесконечен, дорога бескрайней, а мой дом все отдаляется. Я посмотрела на Амирана. Интересно, а о чем думает он? Также ли аритмично бьется его сердце, так же ли боится он что-то произнести?

Молчание становилось невыносимым, поэтому я решилась на самый главный и острый вопрос. Пришлось постараться, чтобы собрать свои мысли и сделать голос твердым и уверенным:

– Так как же вы хотите избавиться от правительства?

Амиран долго молчал, прежде чем начать говорить. Не думаю, что он мне не доверял, иначе не показал бы их лабораторию, скорее Амиран просто думал как это преподнести. И наконец он тихо заговорил:

– Помнишь я сказал про Ладо? У него и вправду день рождения послезавтра. Его число выпало в январской лотерее, – и тут меня осенило, вот почему его лицо показалось мне знакомым. Я видела его фотографию в числе победивших именинников, – В общем, в этот день, то есть в свой день рождения, Ладо отправится на площадь, чтобы получить «подарок», но мы должны будем не дать этому случиться. Остальные ребята и я, в том числе, должны пробраться в здание правительства.

– Туда разве можно просто так войти? Это ведь самое охраняемое место в городе. Я слышала, что туда могут зайти только те, кто там работает, при чем по отпечатку пальца.

– Да, это так. Но это не проблема для нас, мы войдем по моему отпечатку, Ладо уже создал специальную пленочную наклейку, где в точности отобразил мои папиллярные узоры на пальце.

– А у тебя то откуда пропуск?

– Скажем так, приходилось работать там. В общем, это не важно. Главное, что мы сможем зайти. И кстати, на самом деле с задней стороны здания есть, так называемый, «черный вход». Это дверь, сделанная из стекла, как и само здание, наверное, чтобы никто не догадался о ее существовании. Она сливается со всем сооружением и если бы мы не следили, то точно бы не поняли, что она существует. Именно через нее мы и войдем, хотя отпечаток понадобится и там, но мы вызовем меньше подозрения, поскольку об этой двери знают только работники. Мы проследили сквозь окна, кто там ходит и что делает. В здании есть уборщицы, охрана и секретари. Ника сделал снимки этих людей, чтобы в точности воссоздать их униформу и пробраться внутрь.

– Да, но… Что вы будете делать дальше, когда зайдете туда? – перебила я Амирана. Все это казалось неосуществимым.

– Наша цель – ОНИ. Когда мы доберемся до последнего этажа, заблокируем все выходы. В это время будет транслироваться «счастливый день именинника», но вместо этой трансляции мы покажем другую, на которой заставим ИХ сказать народу всю правду.

– По-вашему люди в это поверят? В наше сознание вбили мысль, что умереть в свой день рождения – лучшее, что может случиться. Вы думаете, что парочка предложений из уст представителя власти что-то изменит? Народ может подумать, что это сказано под угрозой.

– Да, мы это предусмотрели, для этого есть видеозаписи.

– Что за записи?

– Анна, ты такая нетерпеливая! – Амиран обнажил свои идеальные белые зубы и продолжил, – Ты слышала что-нибудь о том, как отмечали день рождения раньше?

– Да, я знаю. Папа рассказывал мне, благодаря ему я понимаю всю ситуацию в нашем мире. Он не хотел, чтобы я была слепа, как остальные.

– Серьезно? Твой отец тоже хочет это изменить? Значит он один из нас! – воскликнул восторженно Амиран.

– Был… – только не плачь, Анна. На этот раз не надо. В горле встал ком, было сложно говорить, я незаметно задержала дыхание, чтобы предотвратить поток слез. Не хотелось вновь при Амиране разрыдаться, чтобы он считал меня ранимой и хрупкой.

– Лотерея? – шепотом спросил он.

Я молча кивнула, все еще не решаясь произнести ни слова. Боялась, что мой голос задрожит.

– У меня была прекрасная семья; мама, папа, сестра… – начал Амиран, – Мама, ну просто здоровски готовила. Помню, когда я приходил из школы, а дома всегда пахло свежеиспеченными булочками. Мама знала, что я безумно люблю их. Она смеялась, когда внутри плавился сыр и я начинал играться с ним, растягивать его так, что приходилось вставать на стулья. У нее был успокаивающий смех и добрые глаза. Я видел в них грусть