Замок темного барона - Павел Бергер

— Будь доктор на месте, он бы обработал ссадину, и никакого шрама у штурмбанфюрера сейчас не было бы!

Надо признаться со всей откровенностью: хотя зависть и скверное чувство, но Пауль испытывал его всякий раз, когда сталкивался со счастливыми обладателями шрамов. Хотя он и дрался с самых пеленок, никаких отметин на его внешности от этого не прибавилось! Так что хвалиться перед девчонками или начальством ему нечем! Пауль грустно вздохнул и завершил рассказ:

— Но доктор тоже уехал к реке. На месте был только герр Аптекарь, он попросту залепил наследному барону лоб пластырем. И вот — готов красавец!

С этими словами Пауль кивнул в направлении забора: по противоположной стороне улицы, будто по заказу, насвистывая оперную арию, шествовал штурмбанфюрер фон Клейст. Хотя похож он был скорее на картинку из французского модного журнала, по которым сестры Пауля делают выкройки для платьев, чем на германского офицера. Зиги-соловей вырядился в очень дорогой гражданский костюм — темно-синий, в тоненькую светлую полоску, бежевые кожаные ботинки — тоже очень шикарные и в шелковую рубашку цвета сливок. Умопомрачительную картину довершал трогательный шейный платочек в мелкую крапинку. Пауль приподнялся на цыпочки, чтобы лучше разглядеть «нового барона» поверх забора, и захихикал:

— Только посмотрите, что у него на шее, герр Кольбах! Парень такого артистического вида даже в вольном городе Данциге может запросто схлопотать по физиономии! А про дыру вроде N-бурга и говорить нечего!

Но Зигфрид, совершенно не осознавая потенциальной угрозы, обыденно нес букет из доброй дюжины кремовых роз, обернутых в нотную бумагу.

5. Погоня за призраками

Сногсшибательное зрелище, которое являл собой барон фон Клейст, поставило крест на умиротворенном расположении духа Шефа Кольбаха. Правый уголок его рта нервно дернулся:

— Сущее наказание… Вы правы, дружище, этот парень может запросто угодить в скверную передрягу и огорчить Рейхсфюрера… Почему я не был информирован о его перемещениях?

«Вообще-то, никто не давал указания шпионить за Зиги», — подумал Пауль, но вслух казенным тоном констатировал:

— Потому что в его номере не были установлены прослушивающие устройства.

— Кто персонально ответственен за это? — резко спросил Кольбах и извлек из нарядного серебряного портсигара третью сигарету. Из-за язвы Шеф никогда не курит больше трех сигарет в сутки и, как правило, последнюю — третью — закуривает не раньше ужина. А сейчас до ужина еще часа три…

— Гауптиггурмфюрер Бойхе — начальник технического отдела, — отрапортовал Пауль и щелкнул зажигалкой. Сам Пауль не курит, но, как образцовый офицер, всегда имеет при себе зажигалку, входящую в стандартный комплект обмундирования. Иногда этот предмет бывает очень кстати.

Шеф затянулся, а Пауль самым что ни на есть безразличным тоном вставил:

— Герр Бойхе — родной кузен бургомистра Штрокса.

По этой прозаической причине упомянутый Бойхе был главным претендентом на кресло руководителя N-бургского Гестапо, как только таковое освободится. Другим претендентом был, конечно, сам Пауль: несмотря на юный возраст, он имел точно такое же звание, как и почтенный герр Бойхе.

— Пауль, дружище, усвойте, пожалуйста, одну простую вещь, — Шеф продолжал краем глаза устало следить за Зигфридом, — кузен по определению двоюродный, то есть представитель второй степени родства! Характеризовать двоюродного брата словом «родной» юридически неправомерно…

— Прошу простить… — Пауль вскочил и попытался щелкнуть каблуками. Поверьте, сделать это совсем не легко, если на вас надеты теннисные туфли. — Возьму на себя смелость информировать вас, герр Кольбах, что бургомистр Вильгельм Штрокс находится во второй степени родства, то есть является племянником генерала полевой жандармерии, — он понизил голос и назвал очень известную фамилию.

— Признателен, — лицо Кольбаха вдруг стало серьезным, почти скорбным. — Мы, все офицеры СС, призваны Фюрером выполнять свой долг. Я, черт возьми, делаю это хорошо! И того же буду требовать от коллег, — Шеф очень демократичный человек и всегда, даже в частной беседе, называет младших по званию и должности словом «коллеги». — Я не потерплю разгильдяйства, независимо от общественного резонанса, который мои действия произведут в этом кумовском городишке! — Кольбах отбросил окурок щелчком такой силы, что тот взмыл как истребитель и шлепнулся в траву где-то за теннисной сеткой.

«Прощай, добрый кузен Бойхе! — подумал Пауль. — Можешь забыть про повышение, собирать вещички, освободить кабинет и отправляться обратно на телефонную станцию протирать штаны до почетной пенсии…»

Тем временем Зиги благополучно свернул на улочку, ведущую к Ратушной площади, и почти скрылся из виду. Кольбах тоже встал, повернулся к Паулю и дотронулся холодными кончиками пальцев до его голого локтя:

— Послушайте, Пауль, у меня к вам почти личная просьба… Прогуляйтесь и взгляните, куда направился этот Лоэнгрин. Если возникнут какие-то непредвиденные затруднения, тотчас без стеснения звоните мне — я буду на службе, — Шеф сделал рукой неопределенный жест. — Только, дружище, сделайте это тактично…

Сомневаться не приходилось: барон фон Клейст направлялся в сторону Замка!

Любовь сильнее страха!

Даже без всякого доктора Фрейда с заумным психоанализом можно догадаться, куда именно направляется экипированный цветами Зиги. Конечно же, он спешит полюбопытствовать, как устроилась пышногрудая фройлян Шталь. Если бы Пауль не связал себя обязательствами играть в теннис с Шефом трижды в неделю, он и сам бегом помчался бы туда же — позаботится об обустройстве фройлян, а если повезет, то и пожелать ей доброй ночи! Только Пауль, как человек практического склада, прихватил бы с собой коробку пирожных и бутылочку винца.

Поэтому офицер Ратт преспокойно переоделся из теннисного костюма в форму, взял казенный мотоцикл — сколько кружек ему пришлось бы перемыть у матушки в кабачке, чтобы купить такой? — и отправился к Замку. Прибыл он весьма своевременно: подошвы шикарных штиблет фон Клейста уже бодро поскрипывали о гравий парковых тропок. Чтобы не потерять расфранченного барона из виду, Паулю пришлось быстренько припарковать мотоцикл у затейливой кованой ограды с фамильным гербом семейства фон Клейстов, протиснуться между прутьями и скоро двинуться следом за родовитым штурмбанфюрером, укрываясь в тени вековых вязов. Надо заметить, направлялся Зигфрид совсем не к боковому входу левого крыла Замка, где должны были разместить фройлян Шталь, а куда-то в глубь парка.

Отверженный наследник, уверенно петляя по заросшим тропинкам родового гнезда, время от времени останавливался, любуясь миниатюрными живописными водопадами, цветущими кустами роз и жасмина, птичками, искусственными гротами и статуями. «Может, сентиментальный парень просто соскучился по парку?» — уныло думал Пауль, пробираясь среди густой травы и запущенных кустарников: ему было чертовски жаль прерванной теннисной партии и, вообще, потраченного на безрезультатную слежку вечера. Хотя…

Судя по тому что фон Клейст выбирал дорожки в наиболее глухой части парка, держался в тени и перестал насвистывать, некая цель у него все-таки была, и визит свой он старался не афишировать. Пауль мысленно воспроизвел перед глазами карту Замка, и сердце у него неприятно екнуло — он понял, что Зигфрид направляется к родовой часовне фон Клейстов, где в фамильных склепах покоятся благородные останки прежних баронов.

Разумеется, Пауль — как офицер СС — не верит в чертовщину и не боится ни церквей, ни кладбищ! Но место, в котором цивилизованный парк граничит через заболоченное озерко с самым настоящим диким лесом, заставляет испуганно притихнуть даже такого бравого вояку, как гауптштурмфюрер Ратт. Уже сейчас по ногам тянуло сырой прохладой, пушистый мох доверчиво вылезал на выложенную тесаным камнем тропинку, и хотя над головой сияло чистое предзакатное небо, но над землей ползли лохмотья тяжелого, плотного тумана. Пауль смотрел во все глаза, пытаясь удержать фон Клейста в поле зрения, опасаясь остаться в этом жутковатом уголке памятника садово-парковой архитектуры в полном одиночестве, когда сделал очередное наблюдение. Он не один сопровождает Зиги в странной сентиментальной прогулке по парку!

За спиной Пауля нестройно покачивались ветки, вспархивали пташки, равномерно, в такт чуть слышным шагам шелестела трава, на дорожку падали смутные тени, ветер доносил шуршание платья и чужеродный запах — совсем не принадлежащий природе, ибо природа еще не научилась синтезировать сандаловые духи, которые так любят некоторые чувственные дамы. Пауль улыбнулся, остановился и резко обернулся: