Замок темного барона - Павел Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Коротко оперенные прочные и смертоносные стрелы, пущенные ханскими передовыми отрядами, сеяли панику, перелетая чрез городские стены Генуи и Венеции…
— Там, в другой исторической реальности — а исторических реальностей так же бесконечно много, как звезд во Вселенной, — Европа превращалась в Азию неотвратимо и быстро, прирастая огромным пространством, находящимся под единым административным управлением. Мистический порядок, порядок абсолютной тибетской религии бон водворился на сотни, на тысячи лет в той абсолютной реальности, утратившей границы пространства и времени! Но увы — в «здесь и сейчас», в этом душном историческом моменте, где, по несчастью, воплотились души ныне живущих участников совещания и прочего народонаселения, конечно, задолго до их земного рождения круг сансары утратил идеальный ритм, а всепобедительные отряды Темучина сперва откатились в Азию, а потом и вовсе растаяли в степной пыли и горнем прахе… Лишь единицам из преждерожденных и ныне живущих хватало мужества даже на попытку возродить безграничное царство. Как, например, русскому подданому с арийскими корнями — барону Унгерну фон Штернбернгу7.
Потомок крестоносцев, он был рожден на земле Германии — в Гарце. И это весьма символично, потому что Роман Федорович был истовым практиком панъевропейской идеи! — профессор продолжал увлеченно тараторить на своем скверном немецком, и поднял уже не палец, а всю ладонь, будто это лично он, а не герой его рассказа, колошматил с переменным успехом японцев, большевиков и китайских гаминов, окопавшихся в столице невообразимо далекой Монголии почти двадцать лет тому назад. — За военную доблесть верховные ламы религии бон признали барона Унгерна воплощением божества войны «Хан Чан Чун» и даровали ему некий предмет. Предмет, украшенный знаками силы, которые принесли победу самому Темучину!
— Какой предмет? — уточнил герр Кольбах. Шеф — практик всегда и во всем, даже когда речь идет об абстрактной пангерманской идее.
— Это второстепенно! Какой предмет использовать, не имеет значения, — уклонился от ответа герр Меркаев. — Главное — сами знаки, сила заклинания боннских лам! Они способны вызывать духов умерших и превращать их в несокрушимых воинов. Воинов, способных принести решающую военную победу!
Пафосная речь профессора Меркаева мало тронула Шефа Кольбаха. Он меланхолично откинулся в кожаном кресле и окатил научный авторитет взглядом ледяным, как ведро зимней речной воды. Вот это да! Пауль испытал очередной приступ уважения к Шефу.
— Отчего же воинственные призраки так мало помогли упомянутому барону Унгерну? Его Евразийская империя почила в границах внутренней Монголии. Да и он сам кончил воинскую карьеру весьма плачевно: был взят в плен и расстрелян коммунистами в 1921 году… Если не ошибаюсь… Только ошибаюсь я редко!
— Ошибаетесь! — почти завизжал профессор. — Ошибаетесь! Враги похитили у него древний символ, а вместе с ним победу… Расстрел барона Унгерна не более чем большивистская пропаганда! Роман Федорович жив! Жив — как и наш государь император!
Лед во взгляде штандартенфюрера Кольбаха сменился брезгливым сочувствием:
— Ваш государь император? Профессор, вы много лет живете в Германии. В тысячелетнем Рейхе. Здесь единственный государь — Фюрер. И ему нет необходимости ставить под ружье призраков. Армия Рейха непобедима благодаря прекрасной воинской подготовке вот таких офицеров, — шеф слегка развел руки и повернул ладони, указывая на Пауля и фон Клейста как на живую иллюстрацию своего тезиса.
— Хайль Гитлер! Зиг хайль! — молодые люди подскочили и синхронно взмахнули руками в уставном приветствии.
— Присаживайтесь, коллеги, — Шеф механически перевел взгляд на глобус, потом на облака за окном и вернулся к профессору. — Надеюсь, у вас все, герр Меркаев? Мы и так здорово отвлеклись на обсуждение частных теорий…
Профессор оттопырил губу как обиженный ребенок и продолжил бубнить:
— Барон Унгерн предпочел лучам земной славы радость слиться с незримым воинством огненновласого покровителя оружия — грозного бога Махакалы. Сам барон, подобно Темучину, имел верную отметину благорасположения этого гневливого божества войны — медный цвет волос и веснушки, — профессор бесцеремонно ткнул пальцем в Пауля, — совершенно как у молодого человека!
Давненько Пауля публично не обзывали рыжим, да еще и конопатым! Пожалуй, еще со школы. Многие остряки подобного рода приобрели благородную арийскую горбинку на переносице или престижный шрам на губе после драк с негодующим Паулем! Тогда, в сопливом детстве, будущий офицер Ратт даже предположить не мог, что веснушки сыграют в его воинской карьере весьма благоприятную роль.
3. Эффективная пропаганда
Пауль никогда не хотел быть артистом — особенно после того, как сестры увешали все стены уютной спаленки киноафишами, запечатлевшими слащавых молодых людей в смокингах, с подкрашенными глазами и прилизанными бриолином волосами.
Вот кинохроника — совсем другое дело! Пауль всякий раз испытывал законное чувство гордости, когда шествия и митинги, в которых он участвовал, снимали на пленку, что называется, «для истории». Ему даже хотелось разделить избыток этой гордости с потомками. С этой благородной целью во время очередной съемки Пауль набрался мужества и в подходящий момент попросил оператора снять его поближе, чтобы у него осталась пленка или хотя бы фотоснимок с собственным героическим портретом — таким, что не стыдно будет показать будущим внучатам…
Такая просьба в устах неприлично молодого человека, да еще в сочетании с парой кружек дармового пива, растрогала сентиментального оператора, и он согласился. Во время съемки оба повеселились от души. Проснулся Пауль, как водится, знаменитым…
Слава пришла к нему в образе фройлян Режиссер — красивой и строгой дамы, снимавшей фильм о партийном съезде, во время которого Пауль удостоился стоять в оцеплении.
Вот тот рыжий хохотунчик, — кивком указал на Пауля герр Оператор.
Офицер Ратт, вы умеете кататься на лыжах? — резко спросила фройлян Режиссер.
Пауль радостно кивнул:
Я получил золотой значок за победы в состязаниях военных патрулей!8
— Скверно, — нахмурилась фройлян Лени (так звали режиссера), — но все равно попробуем, и добавила, обращаясь к оператору: — У него такая киногеничная улыбка!
Так офицер Ратт был обречен на две недели сущего кошмара. Во время непривычных кульбитов, изображая начинающего лыжника, он сломал лыжу и растянул запястье, едва не отморозил уши; чуть не вывихнул челюсть, хохоча над неиссякаемыми анекдотами оператора, а в заключение был укушен огромной лохматой собакой…
Зато теперь Пауль знал, в каких муках рождается настоящее документальное кино!
Результатом его страданий, а также усилий фройлян Режиссер, трех операторов, осветителей, реквизиторов, гримеров, костюмеров и еще доброго десятка человек, включая даже психолога, стал немудреный ролик, следовавший за подкупающе сентиментальной заставкой: «Солдатский отпуск».
…Молодой офицер в парадной темной форме СС входит в запорошенный снегом деревенский домик, затем выходит из него в потрепанном домашнем свитере, с лыжами и собакой, неумело пытается прокатится с горки и заразительно хохочет…
Сам Пауль был просто в ужасе от этого жалкого зрелища и ждал, что его как минимум вышвырнут из лыжной сборной, а в худшем случае — вообще из рядов СС. Но, видать, герр Психолог не зря получал свои очень приличные деньги: ролик был рекомендован к показу отделом пропаганды, а публика и журналисты просто пришли в восторг! Улыбающаяся веснушчатая физиономия Пауля с крупного плана в ролике больше недели украшала газетные передовицы по обе стороны Атлантики с оптимистической подписью: «Дружелюбное лицо новой Германии». Наконец, об успехе ролика доложили самому Рейхсфюреру, и он признал этот маленький фильм «достойным подражания образцом эффективной пропаганды». Пауля за участие в съемке наградили кольцом «Мертвая голова» и досрочно произвели в гауптштурмфюреры…
Поэтому, услыхав сейчас про рыжего бога войны, Пауль ничуть не расстроился и даже улыбнулся, — может статься, суровый бог Махакала поможет ему поскорее стать группенфюрером…
На вкус Пауля, история у профессора получилась нудная и нескладная. И то сказать, родной дед Пауля — отец его матушки герр Клаус, если выставить ему три-четыре добрые кружки доброго пива, может с десяток историй куда как более жутких порассказать, и все про горожан, что жили в N-бурге прежде или еще продолжают топтать грешную землю. А ведь дед Клаус не профессор, а самый обыкновенный пьянчуга!
А тут — подумаешь, большое дело! Военный неудачник среди азиатской глухомани волков кормил трупами. Какое отношение вся эта история имеет к Фестивалю?