Исповедь якудзы - Дзюнъити Сага
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как всегда, мой циничный дядя был прав. Но я до сих пор не могу поверить, что получил срамную болезнь от Оёнэ. Она была такой чистенькой, опрятной и очень стеснительной девушкой, невозможно представить, как она могла заиметь такую гнусную болезнь. Скорее всего, меня наградила таким подарочком дама из чайного домика. И если это мое предположение верно — значит, я мог сам заразить Оёнэ! Ужасно, если с такой милой девушкой из-за меня случилась беда…
А пока я день и ночь изводился от горестных мыслей, медицина делала свое дело — лекарства и инъекции избавили меня от жара, я уже мог подниматься с постели, только уплотнения в паху никак не рассасывались. Наоборот — опухоль стала более плотной, увеличилась до размеров куриного яйца и была очень болезненной — стоило случайно задеть это уплотнение, и мозги буквально разрывало острой болью!
— Надо показать тебя специалисту по таким болячкам, — озабоченно изрек мой дядюшка, и мы отправились в район Кавагоэ к специалисту по венерическим болезням. Я передвигался с трудом, меня надо было поддерживать под руку, поэтому дядя попросил соседа, плотника Кюдзо, съездить вместе с нами.
Когда мы вошли в ворота частной клиники, я испытал глубокое потрясение — в приемном покое толпилось огромное количество пациентов. Исключительно мужчины. Из-за дверей кабинета доктора доносились душераздирающие вопли — не знаю, что проделывали с тем страдальцем, но от его криков по коже побежали мурашки.
“Зачем меня притащили в эту преисподнюю?” — обреченно подумал я.
Но вот подошла моя очередь, пришлось набраться мужества и шагнуть в кабинет.
Меня осмотрел пожилой доктор с аккуратной бородкой и велел ложиться на операционный стол, который стоял здесь же. Три здоровенных ассистента, ловко орудуя кожаными ремнями, пристегнули мое несчастное тело к операционному столу, а сами навалились сверху, зафиксировав меня так, что я и шелохнуться не мог.
— Теперь слушай меня внимательно, парень! Хотя процедура несколько болезненная, ты не должен двигаться, что бы ни происходило, — объявил доктор бодрым голосом. Я б в жизни не подумал, что у такого пожилого человека может сохраниться такой моложавый голос!
— Если будешь сопротивляться, тебе могут случайно отхватить одну штучку… Штучку, которая еще может тебе очень пригодиться в жизни! Помни об этом и сцепи зубы покрепче. Ни единого движения! Замри!
Поняли, о чем я говорю?
Черт — сейчас даже вспоминать страшно, но в то суровое время почти не использовали анестезию или всякие там обезболивающие. Доктор взял здоровенный нож и просто-напросто прорезал во мне дырку — рядом с опухолью, у самых яичек, развел края раны широко в стороны. Хоть я и готовил себя к худшему — это было слишком. Мир померк у меня перед глазами, я утратил способность издавать звуки и потерял сознание…
Доктору мое состояние было не в диковинку — он продолжал свое дело. Не теряя даром времени, сделал второй надрез — с другой стороны от опухоли у меня в паху, затем вооружился инструментом, похожим на стальную ложку с длинной ручкой, и погрузил его в разрез. Я весь напрягся, пока он извлекал оттуда сгустки гнойной субстанции и куски кровоточащей плоти. Вот что было самое страшное — даже страшнее, чем когда тебя режут ножиком по живому. Просто жуть!
Даже не знаю, с чем сравнить этот кошмар…
Напоследок доктор вручил мне пузырек лекарства и выпроводил из кабинета. Понятное дело — после такого лечения сам я идти не мог, и Кюдзо заботливо подхватил меня под руки. Дядя подозвал рикшу, и мы кое-как добрались до дому.
Уже тогда я был скорее мертв, чем жив, но напрасно вы надеетесь, что меня уложили в кровать, я свернулся калачиком и уснул крепким сном. Нет — после всех мытарств я едва не распрощался с жизнью по-настоящему!
Доктор из клиники в Кавагоэ дал мне пару пилюль и велел выпить перед сном.
Так я и сделал. Я не знал, что таблетки были на основе мышьяка. Уже через десять минут все тело словно огнем горело, в животе урчало, крутило, начались рези — как будто мне в утробу залили раскаленный свинец — это было невыносимо!
Я застонал, да так громко, что служанка услышала и подняла целый переполох — притащила к моему одру старшего клерка из дядиной конторы. Я чувствовал себя как побитый пес, мне хотелось блевать, меня стошнило кровью. Потом к моим страданиям прибавилось расстройство желудка — меня без остановки несло какой-то вонючей дрянью, слизью и кровью…
Последнее, что я запомнил, — как мое измученное тело снова погрузили в тележку рикши — дядя принял решение отвезти меня в городской госпиталь Кенда.
Доктор из госпиталя скользнул по мне взглядом и сразу вынес вердикт никчемному пациенту — мои шансы выкарабкаться не больше чем один к десяти. Мне опять кинулись делать чертовы инъекции, и от массы уколов мое сознание постепенно угасло.
Я пришел в себя, день уже был в разгаре. Около моей кровати никого не было, я лежал в надраенной до блеска комнате в совершенном одиночестве. Забавно, но у меня ничего не болело. Кровотечение тоже прекратилось, и к вечеру того же дня я даже смог проглотить немного бульона. Выходит, судьба опять приняла мою сторону — а может, просто в те старые добрые времена мое тело еще не успело износиться — было молодым и крепким.
В сумерках меня пришел навестить Кюдзо.
— Ну, дружище, навел ты шороху… Здорово всех перепугал, мы все тебя покойником считали, — без умолку болтал он. — Ты молодчага, раз сумел выкарабкаться!
Через десять дней меня выписали из госпиталя.
На прощание доктор строго наказал мне:
— Надо признать, парень, — ты очень крепкий! На будущее учти — надо быть осторожней с женщинами! Кто знает, удастся ли тебе выпутаться в следующий раз?
Однако лечение по методу “сдохни-или-исцелись” доктора из Кавагоэ имело успех! Больше, на свое счастье, я ни разу не болел сифилисом.
Пока я лежал хворый, Оёнэ успела съехать из нашего района, не оставив нового адреса. Мне оставалось только молиться, чтобы беда обошла ее стороной. Я никогда себе не прощу, если заразил эту девушку…
4. Полуночные лодки
Знаете, в те времена существовали целые районы трущоб, где обитали самые жалкие из всех оборванцев — настоящие отбросы общества…
Мой собеседник говорил и одновременно наливал горячую воду из термоса в небольшой чайник. Старческая рука дрогнула, немного воды выплеснулось на стеганое одеяло, наброшенное поверх печурки, у которой мы расположились.
Он устало вздохнул и протянул мне чашку: — Возьмите, хлебните немного чайку… — И тоже сделал длинный глоток из своей чашки, потом потер ладони и продолжал:
Моя жизнь снова радикально изменилась в год Великого землетрясения [9], словно встряхнулась вместе с островом. Помню, в тот год весна наступила рано…
Я быстро оправился от болезни и вернулся к своим обычным рабочим обязанностям — как и раньше, развозил заказчикам кокс. А меньше чем через месяц приключилась новая беда.
Синкити по прозвищу Шар и Солдат-Тарокити, которые обычно помогали мне доставлять заказы, неожиданно перестали являться на работу. Я поинтересовался насчет ребят у бригадира, но он ничего толком не знал, да и остальные знали не больше.
Солдат-Тарокити объявился снова дней через десять. Глаза у него запали, щеки ввалились, и вообще он выглядел как человек, который голодает уже много дней.
— Что с тобой стряслось? — принялся выспрашивать я. — Где Синкити?
— Заболел, — вздохнул он в ответ и без всякого предисловия попросил: — Эйдзи, одолжи мне десять иен, если можешь…
— Откуда, черт возьми, у меня возьмется целых десять иен? — опешил я.
— Ну… Я хотел сказать, может, твой дядя сможет занять мне — я обязательно отдам, не переживай… Или потом отработаю…
— Так что там с Синкити?
— С Синкити? — переспросил он. — Бедняга совсем плох…
— Ты что, серьезно?
— Думаю, ему недолго мучиться… Когда человек не жилец — у него лицо меняется, я это много раз видел, так что можешь мне поверить…
Я сразу понял: на этот раз Солдат не шутит, — и согласился ссудить немного денег из тех, что бабушка дала мне на дорогу, когда я уезжал из дома. Но я готов был дать деньги только при одном условии — он отведет меня к Синкити.
Синкити обитал на жалком постоялом дворе с гордым названием “Гостиница „Мэйгэцукан"”, который находился в районе трущоб неподалеку от конторы моего дяди. Такие места люди называют “крысиными норами” — ночлежки здесь втиснуты буквально в каждую пядь земли, а проходы между стенами строений настолько узки, что приходится протискиваться бочком. Можете вообразить, сколько там было напихано жалких ночлежек с вывесками “гостиница”.