Семейное проклятие - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут только до Али и дошло.
– Вы где разворачиваетесь? – потребовала она у женщины.
– Да вот здесь! – Та махнула рукой на широкий асфальтированный подъезд к дому Бориса Борисовича.
Аля подошла, присмотрелась: а там по земле разбросаны гвозди! Штук двадцать, огромные, ржавые!
Немедленно бросилась к соседу возмущаться:
– У нас ведь с вами договор!
Но тот ехидно молвил:
– А я до вашего садика – как мы договорились! – не касаюсь. Но площадка у забора моя личная собственность. Чего хочу, то на ней и делаю.
Аля даже опешила от такой наглости. Сосед с удовольствием наблюдал, как она раскрывает рот, будто рыба, и никак не может подобрать нужных слов.
– Вы подлый человек! – наконец, нашлась Аля.
Борис Борисович опешил:
– Ах, вот ты как? А ну, пошла вон отсюда! Думает, купила она меня! За жалкие пять штук!!!
Окна открыты, в садике все слышно. Персонал, конечно с интересом предвкушает: как директриса выкрутится? Но Алла Сергеевна никогда не умела противостоять откровенному хамству. Смотрела в разъяренное лицо соседа и еле сдерживала слезы.
А Борис Борисович продолжал куражиться:
– Я куда дороже стою! Чтоб у моего коттеджа разворачиваться – изволь не пятерку в месяц платить, а пятнадцать. Готова? Вперед, деньги на бочку! И никаких проблем.
Плюнуть ему в лицо? Влепить пощечину? Но ведь сдачи даст, даже гадать не надо. Однако и совсем уж проглотить оскорбление нельзя.
– Дурак вы, Борис Борисович, – вздохнула она. – Что ж, очень жаль.
Сосед удивился:
– Не будешь, что ли, платить?
– Не буду, – пожала плечами Аля.
Покинула вражескую территорию – вслед неслись оскорбления и угрозы – и немедленно набрала номер Николая Алексеевича.
Сейчас уж его помощь точно нужна. Другого выхода нет.
Стоматолог ее звонку обрадовался несказанно. Они не виделись и даже не разговаривали давно. Хотя доктор, докладывала Виктория Арнольдовна, исправно посещал еженедельные карточные баталии и каждый раз спрашивал, где Аля и как у нее дела.
– Ты будто специально от него прячешься! Почему? – недоумевала старуха.
Аллу несколько раз подмывало рассказать пожилой даме о звонке супруги Николая Алексеевича, ее претензиях и угрозах. Спросить совета. Но неудобно было. И стыдно в очередной раз выступать героиней бразильского сериала. Без того уже она какая-то цыганка Аза: явилась в чужой дом с ребенком от совершенно постороннего человека. Поклонники в Калядине у нее тоже совсем неподобающие: мальчишка и женатый пожилой человек.
Впрочем, Виктория Арнольдовна воспринимала как должное: и что ее собственный внук отчаянно влюблен в Аллу, и страсть к ней Николая Алексеевича.
Еще и возмущалась нерешительностью доктора:
– Давно бы уже развелся со своей грымзой Наташкой да сделал тебе предложение!
Спасибо хоть самому доктору такой идеи не подкидывала. Или подкидывала?
По крайней мере сейчас – когда Аля ему позвонила, – он чрезвычайно решительно заявил:
– Раз у вас ко мне дело, поговорим о нем в ресторане. Возражения не принимаются.
– Николай Алексеевич, – Аля отчаянно смутилась. – Я не хочу в ресторан. Не надо, чтоб нас видели вместе!
– Не волнуйтесь, там не увидят. Ресторан в сорока километрах от Калядина, это охотничье хозяйство.
«Может, он еще и охотничий домик там снимет?» – перепугалась Аля.
А доктор невозмутимо продолжал:
– Не пожалеете, Аллочка. Рябчиков, уток диких там готовят неподражаемо. Домашнее вино, свои соленья, картошечка, естественно, с грядки, овощи, фрукты, всякая живность под ногами путается: гуси, уточки, кролики. Красотища, тишина, воздух. Отвезу, привезу. Соскучился по вас ужасно, хоть поговорим!
Спорить, она поняла, бесполезно. Да ей и нужен был Николай Алексеевич. Как она без его помощи справится с обнаглевшим соседом? Не просить же юнца Кирилла срываться с соревнований и лететь в Калядин к ней на выручку?!
Пришлось уйти с работы пораньше, сцеживать для крохи Зоиньки молоко. Раздавать указания Виктории Арнольдовне и Насте, когда малышку покормить, во что переодеть на ночь.
Старшая дочка внимательно наблюдала, как мама – с отвычки неуверенно, медленно – подводит глаза, пудрит щеки. Поинтересовалась подозрительно:
– Куда это ты собралась? На свидание?!
– Настена, а ну кыш со своими вопросами! – вмешалась Виктория Арнольдовна. – У мамы переговоры. Слышала такое слово?
Но девочка не сдавалась:
– Да ладно, переговоры! На переговоры мама в джинсах ходит. А в налоговую – вообще в штопаном платье!
Погрозила пальчиком:
– Смотри! Все дяде Кириллу расскажу!
«М-да, – сердито подумала Аля. – Живу будто под микроскопом. А как, интересно, Николай Алексеич перед своей женой станет оправдываться, что его весь вечер дома не будет?»
И едва врач завел разговор на любимую свою тему: «Почему, мол, Аллочка, вы от меня прячетесь?» – призналась:
– Из-за вашей жены. Она мне уже пообещала много-много неприятностей.
Доктор посуровел:
– Когда?
– Семь месяцев назад. Я еще в роддоме была.
– Вот, значит, что.
Сразу осунулся, как-то поник – Але его жаль стало.
Начал было:
– Не обижайтесь. Я вам все объясню. Дело в том, что моя Наталья…
Но Алла Сергеевна решительно перебила:
– Простите, но я даже слушать об этом не хочу. И еще больше не хочу – вставать между вами и вашей женой. Я никогда в жизни не разрушу вашу семью. И так уже достаточно, – помрачнела, – натворила дел.
– Это, – Николай Алексеевич взглянул лукаво, – единственная причина?
Почему ж она всегда его смущается? Будто школьница, которую директор поймал на заднем крыльце школы с сигаретой?
– Есть и другая, – отрезала она. – Я очень вам благодарна за то, что одолжили мне денег и вообще поддержали. Но я бы хотела, чтоб отношения между нами остались исключительно деловыми. А вы все время: «Аллочка», «деточка»!
Он расхохотался:
– Аля, у меня ж все «рыбки» и «кошечки». Вы поговорите с любой из моих пациенток, они подтвердят!
– Паясничаете, как подросток, – осудила она. – Вам не идет.
И не удержалась, укорила:
– Когда мне денег одалживали, говорили: я, мол, богатейший человек, сто семьдесят тысяч для меня – два гроша, совсем не в тягость. А сами, оказывается, последнее отдали. Но я вам обязательно верну, все до копейки!
– Ох, Аленька, рыбонька моя! – весело улыбнулся он. – Серьезный ты человечек!
Встретил ее возмущенный взгляд, пообещал:
– Все, все, я понял. Больше тебя не дразню.
И на протяжении вечера Аллу больше не поддразнивал, ничем не смущал.
Они съели изумительный ужин – отбивная из кабаньей лопатки, котлеты из утиного мяса. Запивали мягким домашним вином. Доктор много шутил, развлекал Алю медицинскими байками. Впрочем, ей тоже было чем ответить: детишки, ее подопечные, рассмешить могут не хуже. Она, когда стала директорствовать в садике, даже специальную тетрадку завела, куда записывала их перлы.
– На вас приятно посмотреть, такие веселые! – улыбнулась им пожилая официантка.
Что ж, Алле действительно было легко и радостно с Николаем Алексеевичем.
«Наверно, мы бы с ним отлично ладили, – мелькнула мысль. – Хорошо, когда муж умеет посмеяться!»
Алла сразу смутилась, обругала себя: нельзя, нельзя примерять на стоматолога роль супруга!
А тот чутко уловил, что настроение у нее изменилось.
– Аля, могу я тебя попросить? Пожалуйста, не убегай больше, когда я приезжаю к Виктории Арнольдовне играть в преферанс. Мне очень нравится, что именно ты приносишь нам фрукты и вино.
– Но…
– Считай, это проценты за мой кредит, – усмехнулся он. – И еще я хочу, чтобы ты знала. Я обязательно разведусь с Натальей. Вне зависимости от того, как сложатся наши с тобой отношения. Мой развод просто вопрос времени. И – если ты захочешь об этом слушать! – я всегда готов объяснить тебе, в чем проблема. А пока – что ж остается!.. – улыбнулся беззащитно, – мы с тобой будем видеться исключительно по делу. И – коли у нас деловой ужин! – говори: что там у тебя в садике стряслось?
Але и радостно, что со сложной темы свернули, но и жаль – что взгляд Николая Алексеевича, только что жаркий, влюбленный, сразу стал серьезным, потух.
Хотя лучше, чтоб отношения были исключительно деловые.
И она начала свой рассказ о несносном соседе Борисе Борисовиче.
* * *Слишком правильная мама – это настоящее наказание. Раньше, когда они вместе с папой жили, можно хоть как-то было ее занудству противостоять. Настя с отцом маму то в ресторан вытягивали, то уговаривали на совершенно неправильный ужин: шпроты с китайской лапшой. К тому же папа ничего не имел против выражения «на фиг» и соглашался с тем, что когда волосы дыбом – это тоже прическа.
Но с тех пор, как они стали жить сами, а потом еще в доме завелся младенец, у них не дом сделался, а какая-то стерильная кунсткамера. Пыль каждый день вытирай, руки мой, говори тихо, супчики кушай протертые. Бабушка Вика, конечно, иногда позволяет сделать шаг влево-вправо, но тоже не слишком с ней разгуляешься. Ну, разрешит телевизор посмотреть полчасика сверх положенного, да губы подкрасить бесцветным блеском. А у Насти в классе некоторые девочки даже ногти уже лаком покрывают, а одна вообще ходит в туфельках на самом настоящем каблучке! И ди-ви-ди все смотрят любые, а не какие мама с бабушкой разрешат. И в компьютер играют сколько влезет.
