Право на эшафот - Бронислава Антоновна Вонсович

И ушел. А я поняла, что столь скоропалительная свадьба для меня будет уже перебором. Не выдержит моя нежная психика казнь и свадьбу в один день.

Взяв чашку, подошла к окну, выглянула. Второй этаж. Внизу никого нет, и калитка приоткрыта. Я бы сказала, приглашающе приоткрыта.

От размышлений отвлек стук в дверь. Служащий принес мой экземпляр брачного контракта. Я поблагодарила, задвинула засов и вернулась к окну. Контракт сложила и сунула в единственно доступный мне сейчас тайник – декольте. Почитаю на досуге, когда окажусь в безопасности.

Из занавесок и одеяла получился вполне приличный канат, которым я и воспользовалась, спускаясь так, чтобы не засветиться в окне ниже. Самое смешное, что мне это удалось, хотя спуск в развевающейся юбке, которая путалась, всячески мешая, – то еще удовольствие. Очутившись на земле, целеустремленно бросилась к калитке. Куда бежать, я пока не думала, главное – подальше отсюда.

– Эй, красотка, я же говорил, что помолюсь. Как видишь, мои молитвы доходят до самого бога.

Глава 4

Давешний даритель розы перегораживал дорогу к свободе, что в моих глазах делало его намного менее симпатичным. Хотя, на беспристрастный взгляд, несмотря на некоторую наглость – или благодаря ей? – он был хорош: лет двадцати пяти, с пышной шапкой вьющихся, почти черных волос и пронзительно-синими глазами. Одежда его, вопреки простоте, выглядела дорого, а перстень на безымянном пальце был не просто украшением. Как и серьга в ухе, придававшая ему сходство с пиратом. Не настоящим, нет, а таким киношным, романтичным пиратом, который восстанавливает справедливость.

Задний двор гостиницы выходил на улицу совершенно пустую, даже не скажешь, что с другой стороны, на площади, кипит жизнь. Но эта пустота ничего не стоила при ненужном наблюдателе.

– Тогда обратитесь к нему еще раз с просьбой помочь мне убежать.

– Зачем? – удивился он. – Голову тебе рубить никто не собирается.

– Вам, – поправила, вовремя вспомнив, что я герцогиня. – Обращение «ваша светлость» можете, так и быть, опускать. Ведь именно ваша помощь оказалась так кстати.

Чтобы притупить бдительность собеседника, я улыбнулась. Он расплылся в улыбке в ответ и легко согласился:

– Вам так вам. Так убегать теперь зачем? Смерть вам уже не грозит.

– Зато грозит замужество. Его величество намеревается выдать меня замуж через несколько часов. А вот что вы тут делаете?

– Надеялся увидеть вас еще раз, – ответил не моргнув глазом. – Не каждый день после моей молитвы приговоренного полностью оправдывают. Признаться, вы необыкновенно хороши были с розой в руках. Где вы ее потеряли?

Я пожала плечами. Кажется, оставила в гостиничном номере. С эшафота уходила с цветком, но потом меня отвлекли завтрак и беседа с королем. Так что роза – единственный трофей, который достанется пришедшим выдавать меня замуж. Если я потороплюсь отсюда убраться, разумеется. Иначе пойду в комплекте с розой.

– Вы не подскажете, где я смогу обменять свой наряд на платье попроще и некоторую сумму денег?

Он осмотрел меня, но сказал совсем не то, что я хотела услышать:

– А что, жених так страшен, что вы предпочитаете удрать в неизвестность, лишь бы не идти с ним в храм?

Похоже, пользы от данного типа никакой, только и умеет, что болтать. Но поболтать можно и в другом месте. Если останусь стоять, меня найдут и второй раз удрать не дадут. Поэтому я шагнула вперед, но, так как тип пристроился рядом и смотрел выжидательно, пришлось ответить:

– Понятия не имею. Я его не видела и о нем ровным счетом ничего не слышала. Согласитесь, это достаточная причина не хотеть за него выходить.

– А как зовут жениха, тоже не знаете?

– Граф Нагейт.

– Не так уж он и страшен, – хохотнул мой собеседник.

– Только не говорите, что это вы.

– Я? О нет, что вы. – Он рассмеялся, заблестев белоснежными зубами, казалось, на всю улицу. – Нет мне прощения, я не представился. Маркиз де Гренина, граф Дарок, но для вас просто Диего, прекраснейшая.

Я уверенно двигалась в сторону, противоположную центральной площади, но пока не заметила ничего похожего на лавку, в которой можно было бы обменять платье на деньги и что-то попроще. Зато на улице прибавилось прохожих, которые с интересом пялились на нас, но подходить не рисковали.

– Тогда он ваш старший брат? – предположила.

– Всего лишь хороший знакомый отца.

– Знакомый отца? И какой мне толк от мужа, из которого уже сыплется песок?

– Не преувеличивайте, Эстефания. Могу я вас так называть? – После моего кивка он продолжил: – Графу Нагейту до посыпания дорожек еще далеко. Ему всего лишь тридцать семь.

– Тридцать семь? – воскликнула я с ужасом, которого не испытывала, но должна была испытывать Эстефания. – Да он еще старше короля!

– Вы так говорите, словно его величеству пора на кладбище, – ехидно отозвался Диего.

– На кладбище, может, и не пора, но уютное место под могилку присматривать стоит. Подданные, знаете ли, так и норовят похоронить где попало, а покойникам нужно уединение. И возраст у него уже такой, что время подумать о вечном. Заказать усыпальницу на свой вкус, а не на вкус наследников.

– Не нравится вам наш король, Эстефания?

– А вам бы понравился тот, кто собирался без вины отрубить вам голову?

– Так уж без вины?

– Я его не травила, – ответила уверенно, – кроме меня, там еще предостаточно подозреваемых. Во дворце толпа слуг. А фрейлины при королеве-матери? Так почему я? Как самая удобная? Раз – и с Эрилейскими покончено одним взмахом топора. Не этого ли добивался его величество?

Диего выглядел не возмущенным моей непочтительностью к монарху, а удивленным. Как выяснилось, у него были на то основания.

– Ни слуги, ни фрейлины, ни вообще все, кто постоянно допущен ко дворцу, не могут навредить королю. Они же под клятвой. Неужели вы это забыли, Эстефания?

– Это прямо они не могут. А оставить где-то яд – вполне.

– Вы еще скажите, что Теодоро Второй взял этот яд и отравил себя сам.

– А почему нет? Он же не отравился? – Я была сама невозмутимость.

Странное дело, клятва помешала мерзкому Бласкесу отравить короля лично, но не помешала подсунуть яд мне. Конечно, существовал вариант, что он действовал в сговоре с королем и целью было как раз устранение последней герцогини Эрилейской. Но мне показалось, что наш блистательный король был уверен, что именно я на него покушалась. Хотя за столько лет он мог научиться безупречному лицедейству.

– Да с вами страшно разговаривать. Того и гляди обвинят в государственной измене, – заметил Диего.

– Так и не разговаривайте. Покажите, где