Славянский союз: необходимость и возможность - Юрий Асеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и в 1917 г., самую разрушительную работу выполняют силы, политизирующие народ, стравливающие одну его часть с другой по социальному, национальному либо идеологическому расчету. История вновь напоминает, что правительство гибнет, если не имеет собственной устойчивой социальной основы, не получает поддержки производителей и предпринимателей.
Революция 1917 г. приобрела в России насильственный характер. Через семь десятилетий свержение тоталитарного режима вновь сопровождалось разрушением.
Но в трагедиях разве только политики ответственные за миллионы убиенных? Нельзя взваливать вину лишь на отдельных лиц, надо открыть глаза, чтобы видеть народную ответственность за действия своих правителей. Террор становится возможным, когда массы терпимы к нему.
Ценой этой дикой жестокости возродилась индустриальная Россия. Темпы роста промышленности достигали порой невероятной цифры – 13 % в год. Россия сама вытащила себя за волосы из средневековья. Но нельзя забывать о том, что революция способна пожирать своих собственных детей. Массовые репрессии косили ряды мыслящей интеллигенции и самой коммунистической партии; была ликвидирована половина всего высшего комсостава Красной Армии. И лишь в 1953 г. для всей России, как писала дочь Сталина «смерть его являлась избавлением». С этого момента страна осторожно и неуверенно вступила в новую, более гуманную эпоху. Серьезная заслуга в этом принадлежит руководителям, для которых Октябрьская революция является историческим событием, а не личным дорогим воспоминанием. В российской среде появилась новая склонность, которая становится характерной чертой политиков, – склонность к реформации и модернизации.
В России демократическим путем избраны парламент и президент, остановившие реакционный путч. Принципиально важен тот факт, что высшие органы власти возникли не революционным, а реформаторским способом. Легальные органы России сформировались в недрах старого общества в ходе модернизации политических институтов в рамках самих этих институтов. Успех действий законной власти зависит от ее податливости к переменам, что в свою очередь будет обусловлено намерением политиков сохранить демократическое руководство или вернуться к авторитарному правлению и диктатуре. Этой возможности исключать нельзя: мысль о твердой руке жива. Но Россия смотрит вперед, и ее перспективы как будто обещают прогрессирующую реформацию и модернизацию жизни при условии, что россияне воспримут мудрый совет: «Тот, кто хочет достигнуть вершины горы, должен подниматься не прыжками, а шаг за шагом».
Нам ничего не остается, как совместить в своей душе симпатии к тем революционерам, которые в 1917 г. желали изменить ход истории, с симпатиями к тем, кто хочет ликвидировать отрицательные последствия того радикального переворота. Поэтому многие россияне теперь воздерживаются от поздравлений по поводу Октябрьской революции, ибо уже удостоверились, что свобода длилась недолго, тоталитаризм вновь закрепостил рабочих и крестьян. М. Волошин писал: «В комиссарах – дурь самодержавия, взрывы революции в царях». А где есть безграничная воля властей, там неизбежны насилие и грех.
В октябре 1917 г. большевикам не пришлось столкнуться с массовой, глубоко укоренившейся психологией частного предпринимательства, подобной той, которая привела к поражению парижской Коммуны. Н. Бердяев отмечал, что русский народ «всегда любил жить в тепле коллектива».
Однако в условиях централизованной до предела экономической системы «тепло коллектива» обернулось холодом безынициативности и бесхозяйственности. Весь комплекс идей большевизма оказался утопией, ибо, чем больше внеэкономических методов распределения (уравнивания доходов), тем меньше действенных стимулов для человека работающего. Никакой власти не дано установить социальную справедливость без поощрения свободной инициативы. Главное преимущество рынка в том и состоит, что он не переделывает человека (что просто невозможно), не создает мифического «нового человека», а заставляет служить общему благу даже индивидуальные пороки (стремление к выгоде, наживе). Ведь на первых порах своего развития предпринимательство неизбежно принимает форму спекуляции. Человек, который сегодня начинает заниматься бизнесом, сталкивается с массой трудных проблем. Решить их без помощи государства практически невозможно. На историческом пути России практика свободного предпринимательства сталкивалась с препятствиями из-за слабого развития традиций. Государственная власть, опирающаяся на дворянство, во многом воспринимала капитализм как неизбежное зло, вынужденный ответ на вызов, брошенный Западом. Лишь немногие политические деятели, например, премьер-министры Витте и Столыпин, глубоко осознавали огромную роль свободного предпринимательства. С. Витте считал, что без личных амбиций граждан нельзя объяснить достижения Западной Европы, а недостаточное развитие личной инициативы в России является одной из главных причин ее отсталости. К тому же в российских условиях по сравнению с Европой и Америкой никогда не имело большого значения и не пользовалась престижем стремление к денежной выгоде, наживе. Капитализм появился в России, уже обладая отрицательными чертами в виде нищеты горожан, безработицы, детского труда и т. д. Тогда не могли проявить себя в полной мере такие буржуазные качества, как личное начало, благоразумие и деловитость.
Радикал-реформаторы сумели выдать за необходимость реформы грабительский захват собственности, что привело к росту паразитического капитала. Политические силы поднялись до вершины безнравственности, цинизма и попрания прав большинства народа.
Кто хочет быть истинным служителем блага, справедливости, тот должен знать их сущность, источники требований и условий, отношений к таким вечным ценностям, как собственность, наследство, право, нравственность. Нужно не забывать, что благо, несомненно, представляет первый закон миропорядка – право всех и каждого пользоваться земными благами. Однако этот первый закон миропорядка был полностью проигнорирован в 90-е годы приватизацией, той неправдой, в которой запечатлена «радикал реформация». Цивилизованный мир поражен размахом клептократии (воровства) в России. Он добивается того, чтобы в нашей стране наконец-то перестали воровать. Следует отвергнуть принцип неограниченности экономической свободы, приводящей к накоплению в частных руках почти всех сырьевых ресурсов. Это имеет место в России. Выход состоит в том, чтобы наделить реальной собственностью (при разнообразии ее конкретных форм) наибольшее число работников. Чего только не делают сегодня ради денег?
В прошлом они были просто «могущественным рыцарем», а ныне стали поистине всемогущими. Плутократия смогла приблизиться к максимуму развития присущих ей возможностей. Сегодня воздействие на политическую власть, которая лишь на первый взгляд представляется самостоятельной. Она подчинила даже себе законодательство.
К сожалению, чернь (забитая часть народа) не понимает ни назначение государства, ни его путей и средств. Она не знает общего интереса и не чувствует солидарности. Люди становятся чернью тогда, когда совершенно лишаются сознания государственного единства и воли к политическому и социальному единению, когда ими движет частная корысть и самое убогое правосознание.
Количественно чернь увеличивается в переходную эпоху. Коллективы людей быстро распадаются на враждебные станы и кланы; шайки ведут бесконечную войну.
Феноменом черни становятся три «К»: коррупция, криминалитет, клептократия, его питает «теневая экономика». Для черни право становится вопросом силы, ловкости и удачи. Рассматривая аксиомы власти, философы И. А. Ильин (1883–1954 гг.) и ныне здравствующий мыслитель П. И. Симуш неоднократно писали о том, что если черни все-таки удается создать некоторое подобие «режима», то этот «режим» осуществляется под видом «демократии», тождества жадности над общим благом, лжи над доказательством и насилия над правом. Думающие научные авторитеты в прошлом и настоящем находят живые примеры для своих мыслей о черни, пополняемой «рядом корыстных честолюбцев, стремящихся к власти во чтобы то ни стало», о демагогах, которые обращаются к черни и получают власть из ее рук, низводят в итоге «государственное дело на уровень черни и ее понимания».
В постсоветской России решающее значение имеет, прежде всего, доверие народа к самому себе и к власти. Тогда появится желание искать лучших людей и передавать им власть. Неумение организовать и поддерживать правление лучших лишь увеличивает чернь. К ней же примыкает всякий: бедный и богатый, темный и интеллектуал, их всех сближает полное безразличие к государственной судьбе России. Когда же власть оказывается в их руках, они начинают восхвалять простых людей, изображая массу «суверенным народом». К огромному сожалению, у нас в России появилось множество граждан, лишенных чувства собственного достоинства и политически недееспособных, что может обречь народ на тяжкие исторические унижения.
