Дочки-матери - Тимошенко Наталья

– Ник, у нас проблемы, – вздохнул Лосев, когда тот отозвался. – Воронов в отпуске, убийство Виктории ведет Семенова, и она ясно дала понять, что работать нужно исключительно в материальном поле.

– Ну, не первый раз, – после недолгого молчания сказал Никита. – Воронов вообще находка в этом плане. Так что придется тебе добывать для нас информацию втихаря, сможешь?

– Пока мне этого официально не запретили, конечно, смогу, – заверил Лосев, не став упоминать, что Диана Петровна уже пригрозила Никиту к зданию Следственного комитета не подпускать.

– Тогда попытайся сделать так, чтобы тебе не запретили, – хмыкнул Никита. – Твоя помощь нам будет крайне нужна.

Пообещав стараться изо всех сил, Лосев сбросил звонок и, немного подумав, все-таки позвонил Анюте. До выходных времени еще много, а вот позвать жену на ужин он может прямо сегодня.

– Ой, а чего ждать ужина? Давай сейчас! – обрадовалась Анюта. – В центре открылась новая кофейня, говорят, у них волшебные бранчи.

Лосев понятия не имел, что такое бранч, но отказываться не стал, хоть и подозревал, что большую часть этого самого бранча Анюта будет переставлять тарелки на столе, чтобы они гармонично смотрелись в кадре, постить сторисы, рилсы, следить за охватами, подписками и прочими неизвестными ему вещами, но в конце концов он ведь тоже сможет уделить ей не больше получаса, а затем убежит на работу. И если Анюту так возбуждает его работа, то он должен как минимум перестать раздражаться на ее.

Яна Васильева была искренне уверена в том, что лучшее время любого человека в возрасте от шести до двадцати двух лет, – летние каникулы. Особенно когда ты живешь в южном городе, где море пусть не омывает один из его краев, но добраться до воды можно за короткое время. Поэтому, сдав экзамены, она собиралась насладиться каждым днем по полной программе, вовсе не жить в ожидании поездки в Питер к бабушке с дедушкой или на крутой курорт с Сашей Сатиновым. Именно это предвкушение теплых летних деньков и окрыляло ее, заставляло вести себя раскованно и даже чуть сумбурно.

По дороге к дому отца она вчера вовсю флиртовала с одним из пассажиров в автобусе, но дать ему свой телефон наотрез отказалась. А еще чуть раньше так же необычно чувствовала себя и рядом с Кремневым, когда они случайно столкнулись в коридоре университета. Даже замечала на себе его чуть удивленные взгляды, но наслаждалась ими вместо того, чтобы привычно смущаться.

Вообще Яне казалось, что после той истории с проклятыми украшениями, владелицей которых она оказалась по воле случая, между ней и Никитой что-то неуловимо изменилось. По крайней мере, Кремнев больше не вел себя отстраненно, когда они сталкивались в коридорах. Не звал на ужин, конечно, и не звонил по пустякам, но периодически интересовался ее делами, и Яна понимала, что перешла из разряда обычных студенток в разряд если еще не друзей, то хороших знакомых минимум. Самой ей тоже стало проще с ним общаться. Она больше не стеснялась обращаться к нему просто по имени, без отчества, и на «ты». Конечно, когда рядом не было других студентов или преподавателей. А еще на его лекции она теперь старалась приходить аккуратной и собранной, в туалете поправляла макияж, чтобы помада не выходила за контур губ, и прическу. Бывало, несколько раз по утрам стирала и рисовала заново стрелки, добиваясь максимальной симметричности, если в этот день была его лекция. И на занятиях раскладывала на столе вещи в определенном порядке, строго по размеру. Она прекрасно знала, как цепляется Никита за любой непорядок, поэтому хотела, чтобы ему было комфортно при взгляде на нее и ее рабочее место. Понятия не имела, заметил ли это Никита, зато заметили несколько девчонок, которые ее недолюбливали.

– Опять перед кремневской лекцией вырисовываешься, – заметила одна, застав Яну в туалете за поправкой макияжа.

– Да он на тебя даже не смотрит, – хмыкнула вторая.

– И после занятий давно уже не подвозит, – добавила первая. – Похоже, надоела ты ему, зря стараешься. У преподов это, знаешь ли, в порядке вещей. Один семестр с одной развлечется, в следующем себе новую игрушку найдет.

Яна не стала объяснять им, что никакие отношения, кроме рабочих, ее с Никитой никогда не связывали, и садилась она к нему в машину исключительно в тех случаях, когда они вместе вели очередное расследование. Ведь тогда пришлось бы рассказать им, в каких именно расследованиях они порой участвуют, а давать новые поводы для насмешек и над собой, и над преподавателем ей не хотелось. Самое удивительное, что все как-то разом забыли о том, что Никита Андреевич Кремнев никогда романов со студентками не заводил и, даже если кто-то пытался строить ему глазки, умело игнорировал эти взгляды и намеки. Ведь Яна слышала такие разговоры еще на первом курсе, когда уголовного права у нее не было и, кто такой этот Кремнев, она вообще не имела понятия.

Этим утром ее разбудил стук молотка. Не очень громкий, не под самым ухом, но Яна уже два года жила отдельно от отца, а потому проснулась от непривычного звука. Прислушалась, еще не открывая глаз. Очевидно, папа работал в мастерской, но определенно старался стучать потише, чтобы не разбудить ее. Окно Яниной комнаты выходило во двор, где находилась мастерская, а потому, если бы он стучал во всю силу, разбудил бы дочь гораздо раньше.

Яна отбросила в сторону тонкий плед, которым укрывалась по случаю жары, подошла к распахнутому по тому же случаю окну и раздвинула шторы. Ну надо же, он даже дверь в мастерскую закрыл, чтобы ей не мешать, а ведь там нет кондиционера, и потому наверняка жарко даже утром.

– Папа! – крикнула Яна. – Можешь не стараться, я уже не сплю.

Дверь тут же распахнулась, и из нее выглянул отец.

– Я тебя разбудил? – виновато спросил он. – Прости, старался потише, но заказ очень срочный.

– Ничего, – великодушно махнула рукой Яна, одновременно поглядывая на экран мобильного телефона, – десятый час, и так пора вставать.

– У Элизы занятие, она в кабинете, так что завтракай сама, – велел отец. – В холодильнике есть сыр и колбаса, сделай бутерброды, не сиди голодной.

Яна картинно закатила глаза, давая понять, что она думает о гиперопеке, папа состроил ей строгую рожицу. Все-таки он у нее классный, пусть между ними порой и случались разногласия. Справедливости ради стоит заметить, что крайне редкие с тех пор, как она уехала учиться.

Быстро переодевшись, Яна набросила на кровать покрывало и вышла в прихожую, прислушиваясь к звукам. Здесь удары молотка были почти не слышны, зато из кабинета Элизы доносилась ее правильно поставленная речь на английской языке. Элиза преподавала иностранные языки онлайн, имела обширную базу учеников, ее контакты передавали друг другу, и попасть к ней на занятия уже давно можно было только по чьей-то протекции. Папа постоянно жаловался, что Элиза снова взяла нового ученика и теперь вынуждена работать даже по выходным. Правда, Яне казалось, что вынуждена она исключительно в глазах папы, самой ей это доставляет удовольствие. Неофициальная мачеха чем-то напоминала Яне Никиту, только в еще более гипертрофированном варианте. Если Никита просто не любил беспорядок, цеплялся за любую лежащую не на своем месте вещь как за ментальный гвоздь, то Элиза вообще жила по четкому распорядку, заранее планировала буквально все, начиная расписанием занятий с учениками и заканчивая работой в розарии. Розы были ее страстью. Когда они с папой решили переехать поближе к городу, в котором училась Яна, Элиза перевезла с собой все свои розы: для саженцев пришлось нанимать отдельную машину.

Вот и сейчас кухня встретила Яну ароматами натурального кофе из не закрытой отцом пачки и огромного букета роз на обеденном столе. Быстро сделав себе двойную порцию американо – как же Яне не хватало в общаге хорошей кофемашины! – и несколько бутербродов, она поставила все это на поднос и вернулась в свою комнату. Значок уведомления на мобильном телефоне говорил, что у нее в почте есть несколько новых писем, и Яна надеялась, что одним из них будет ответ от парня, которого она искала почти два месяца и на прошлой неделе наконец нашла.