Мурный лохмач (СИ) - Преображенская Маргарита

Базиль стоял за зеркалом, раздираемый желаниями убежать и остаться. Когда ожидание стало болью отдаваться в возбуждённо быстрых ударах сердца, прямо перед его носом (а по ощущениям в его душе), вдруг вспыхнуло кровавое пламя: это незнакомка зажгла алую свечу. Сейчас она стояла прямо перед ним – дама под вуалью, воплощение смерти и своенравной мечты.

– Ты очень пожалеешь о содеянном! – прошептала дама, заставив Базиля вздрогнуть и ощетиниться.

В её голосе звучала такая дикая необузданная страсть, что у оборотня захватывало дух! Какая женщина! Стихия! Их разделяла лишь тонкая преграда из стекла, а это никогда ещё не служило защитой от гнева некроманта, но тем острее были ощущения!

«Неужели она меня заметила?!» – вихрем пронеслось голове у Базиля, но незнакомка вдруг развернулась на каблуках, и стремительно двинулась в глубину комнаты, где напротив зеркала на стуле стоял чей-то портрет, покрытый куском чёрной материи. Незнакомка поставила чёрную свечу перед портретом, и колышущееся пламя испустило несколько лёгких струй сизого дыма, который будто опал тленом в стоящий рядом бокал с какой-то жидкостью. Судя по всему, эта жидкость была микстурой, которую вместе со свечами и продал ей месье Гассикур. Так что же она задумала? Всё смахивало на какой-то жуткий магический ритуал, в ходе которого дама под вуалью горячо шептала что-то о снятии защиты, падении и сыпала проклятиями в адрес неведомого героя на портрете. Во время кульминации этого действа послышался осторожный стук в дверь.

– Войдите! – повернув голову на звук, повелительно сказала дама под вуалью.

Дверь открылась, пропуская в комнату приземистого мужчину совершенно обычной ничем не примечательной наружности, пожалуй, только глаза выделяли его из толпы – выпуклые, как у рептилий, они смотрели холодно и цепко, будто брали на прицел, а ещё он был очень зубаст: дерзкая улыбка отпетого бандита обнажала неправильный прикус. Базиль узнал этого человека: Женади Мертие – наёмный убийца, которому всегда удавалось выйти сухим из воды.

– Что прикажете, мадмуазель? – спросил Мертие, покорно опускаясь на колени перед дамой, как дьяволопоклонник перед адописной иконой.

Вместо ответа дама сорвала кусок материи с портрета, и Базиль остолбенел, узнав в блестящем аристократе на холсте Люрора де Куку, и в его мыслях зашевелились образы страшных догадок.

– Вы хотите его голову?! – нервно сглотнув, спросил Мертие.

– Я бы предпочла его сердце, – мрачно усмехнулась дама в ответ. – Но раз он не думает головой, то сойдёт и она!

– Но ведь он же... – пролепетал Мертие, умоляюще взглянув на свою нанимательницу.

– Будет беззащитен и не так быстр, как обычно, – сказала дама под вуалью. – Сделай своё дело и проживёшь ещё сотню лет.

– Да, госпожа! – поклонился Мертие и вышел на подгибающихся от страха ногах.

А дама подошла к зеркалу и приподняла вуаль, обнажив чувственные алые губы, будто специально созданные для яростных, как укусы, поцелуев. Ей хотелось расслабиться, сбросить с себя вуали условностей и предвкушать торжество мести. Базиль прильнул к стеклу с противоположной стороны, по-кошачьи прищурив веки в ожидании прикосновения к её тайне. Как она выглядит? Кто она? В этот миг дама вдруг начала хватать носом воздух. Запах магнолии и сандала отвлекал от мускусного запаха, свойственного оборотням, но сейчас его уже невозможно было не заметить.

– Кто здесь?! – жёстко произнесла она, раскрывая веер и поднимая лорнет, чтобы видеть и разить на всех уровня бытия, а за этим вопросом последовал резкий удар силы некросферы, разбивший зеркало на тысячи осколков.

Незнакомка недовольно топнула ногой, обнаружив тайное укрытие: того, кто прятался в нём, уже и след простыл. Правда, на небольшом выступе стены что-то белело. Дама подошла ближе. Тайная записка, в которую был завёрнут немудрёный букетик васильков. Что это? Может быть, это ловушка или порча? Сначала её рука уже подняла веер, чтобы уничтожить цветы, но они были такими милыми, как в её юности, когда она была нежной и доброй, собирая эти синие венчики на зелёных стеблях. А что же в записке? Дама развернула скомканный в порыве лист бумаги и прочитала следующее послание, заставившее её отложить веер и засмеяться:

«О Вас мечтаю третий день,Встаю в тоске в такую рань,Хоть вы не кротки, как сирень,И не душевны, как герань,Пусть! Я, беспечный одуван,Простой, но гордый, василёк,К Вам дикой страстью обуян.Аж в горле ком и в сердце «ёк»!»

Эти забавные строки выглядели так, будто писавший их обмакивал острый коготь в собственную кровь, чтобы второпях в буквальном смысле нацарапать любовное послание, слегка прокалывая поверхность бумаги.

– Оборотень... – пробормотала дама, снова вдохнув призывный запах мускуса, казалось, сочившийся из каждой буквы.

Ещё буквально несколько месяцев назад она бы пришла в ярость оттого, что какой-то презренный проклятый смеет оказывать такие дерзкие знаки внимания ей, Клодине де Нозиф, Заправиле 6 сектора Потустороннего Парижа и Главе Пыточного следствия! А сегодня... Что с ней случилось сегодня?! Почему эта дурацкая записка и жалкий букетик, не шедшие ни в какое сравнение с роскошными подарками от других её мужчин, пробудили такие странные давно забытые ощущения внутри? Клодина обернулась и взглянула на портрет, рядом с которым трепетало пламя чёрной свечи, делая лицо изображённого на нём некроманта живым и насмешливым, но сейчас эта тонкая усмешка на изогнутых тёмных губах больше не пронзала жгучей болью разочарования её сердце, неожиданно согретое васильковым обещанием.

Что таило в себе это обещание? Какая разница?! Клодина вдруг почувствовала, что может отпустить свою боль. На душе стало легко. Что же делать с этой запиской и её автором? Порвать и забыть (не хватало ещё, чтобы этот недостойный принёс в её жизнь новую боль)? Клодина снова вдохнула мускус и, немного помедлив, с улыбкой спрятала записку за корсажем, а букетик прицепила к платью как брошь. Раз уж она возглавляет пыточное следствие, то почему бы не заняться расследованием этого несанкционированного проникновения? Ну, а если оно и закончится пытками, то этот наглец знал, на что шёл! Она погасила свечи, а потом всё тем же взмахом веера приказала шторам и окнам открыться, похоже, и душа её тоже была открыта, осталось только ждать того, кто сможет понять это и войти, вернее вернуться, ведь дерзким преступникам свойственно возвращаться на место преступления, особенно хвостатым похитителям дамских сердец.

***

А ведь порой открытая душа – находка для проходимца! Этой истиной с давних времён часто пренебрегали дети и влюблённые. На первый взгляд шевалье Федерик относился ко второй категории лиц, но в силу наивности своих суждений в некоторых вопросах вполне мог быть причислен и к первой. Этой ночью он торопился на свидание с дофиной. Мария-Антуанетта не подозревала, кем на самом деле является её фаворит, и любила его всей душой, а сам Федерик был очарован её светлой красотой, весёлостью и добрым нравом. Надо отметить, что женщины, отмеченные силой некросферы, тоже были хороши собой, но их внешность будто носила печать мрака, возможно, из-за того, что все они утратили силу созидания?