Леопард из Рудрапраяга - Джим Корбетт

Я был твердо уверен в том, что если мне удастся закрыть висячие мосты для леопарда, то этим я смогу ограничить его действия на одной стороне Алакнанды и вдвое сократить зону, где мне следует его искать. Поэтому необходимо было выяснить, на каком берегу реки находится леопард. Его последней жертвой был садху; убийство произошло на левом берегу реки, в нескольких милях от Чатвапайпальского висячего моста. Я был уверен, что леопард перешел через мост после того, как бросил добычу, так как осторожность местных жителей и паломников немедленно удвоилась, и для людоеда стала невозможной успешная охота на человека на том же участке района. Посмотрев на карту, вы можете возразить, что в одной из деревень произошло шесть убийств. Я могу на это только ответить, что никакое усилие не может тянуться беспрерывно. Домишки-хижины в деревнях малы и не имеют удобств. Поэтому не удивительно, когда, получив известие, что людоед находится в деревне, расположенной в десяти, пятнадцати или двадцати милях, какой-нибудь мужчина, женщина или ребенок по настоятельной необходимости, продиктованной природой, открывает дверь на краткий миг и таким образом дает леопарду шанс, которого он, может быть, ожидал в течение многих ночей.

ВТОРАЯ ЖЕРТВА

Нельзя было раздобыть фотографий или чего-нибудь другого, чтобы опознать людоеда по его следам, поэтому временно я решил рассматривать любого появляющегося в окрестностях леопарда как подозрительного и при случае стрелять в каждого.

В день прибытия в Рудрапраяг я купил двух коз. Одну из них я привязал на следующий же вечер в одной миле от города на дороге паломников; другую перегнал на ту сторону Алакнанды и привязал к колышку на тропе, проходящей через густые заросли джунглей, где я видел старые следы крупного леопарда-самца. На следующее утро, навестив коз, я нашел одну из них, привязанную на той стороне реки, убитой; небольшая часть ее оказалась съеденной. Коза, без сомнения, была убита леопардом, но поедена небольшим животным, возможно куницей.

Не заметив признаков присутствия леопарда в первой половине дня, я решил сесть в засидку у трупа козы.

В три часа дня я устроился среди ветвей небольшого дерева, примерно в пятидесяти ярдах от мертвой козы. Следующие три часа я не получал сигналов от зверей или птиц, указывающих на то, что леопард находится где-нибудь поблизости. Когда начало смеркаться, я слез с дерева, перерезал веревку, привязывающую козу - леопард даже не сделал попытки порвать ее прошлой ночью, - и отправился в бунгало.

О том, что у меня было весьма мало опыта в охоте за людоедами-леопардами, я уже говорил, но мне пришлось встречаться с несколькими тиграми-людоедами, поэтому с того момента, как я слез с дерева и пока не достиг бунгало, я принял все меры предосторожности от внезапного нападения; и счастье мое, что я это сделал.

Следующим утром я рано встал. Около ворот бунгало я сразу наткнулся на следы крупного самца-леопарда. Я прошел по этим следам назад к густо заросшему лесом оврагу, который пересекала тропа, где лежала коза. В течение ночи она не была тронута.

Леопард, который шел за мной, мог быть только людоедом, и весь следующий день я исходил столько миль, сколько мои ноги были в силах меня таскать. Я предупреждал всех людей в деревнях, в которых побывал, и всех, кого встречал на дорогах, что людоед находится на их стороне реки.

В этот день ничего не случилось, но на следующий, когда я кончал завтракать, после того как целое утро исследовал джунгли по ту сторону Голабраи, крайне взволнованный человек вбежал в бунгало. Он сообщил, что одна женщина этой ночью была убита людоедом в деревне, расположенной на горе, возвышающейся над бунгало, на той самой горе и почти точно в том месте, где вам открылся вид с птичьего полета на пять сотен квадратных миль страны - царство людоеда.

В несколько минут я собрал все необходимое - штуцер и дробовик, патроны, веревки, а также кусок лесы - и начал подниматься вверх по крутому склону, сопровождаемый жителем деревни и двумя моими людьми. День оказался знойным, и хотя расстояние невелико - мили три самое большее, - подъем на четыре тысячи футов под палящим солнцем был мучительным, и я пришел в деревню, обливаясь потом.

Вскоре мне рассказали историю про убитую и ее мужа. После вечерней трапезы - они ели при свете огня - женщина, собрав грязные металлические сковородки и горшки, отнесла их к двери, чтобы вымыть, а ее муж уселся курить. У двери женщина присела на порог, и в тот же момент посуда со звоном упала на пол. Света было недостаточно, чтобы муж мог увидеть, что случилось. Не получив ответа на свой настойчивый оклик, он бросился к двери и закрыл ее на засов. "Какой смысл, - сказал он, - было бы мне рисковать своей жизнью, пытаясь получить обратно мертвое тело". Его рассуждения были логичны, но бессердечны. Я заметил, что причиной его горя была не столько смерть жены, сколько гибель наследника: его рождение ожидалось в течение ближайших дней.

Дверь, около которой была схвачена женщина, вела на дорожку шириной в четыре фута, шедшую между двумя рядами домов на протяжении пятидесяти ярдов. Как только раздался звон упавших кастрюль и сковородок, сопровождаемый взволнованным окликом мужа, двери всех хижин на улочке были в ту же секунду заперты. Следы на земле показали, что леопард протащил несчастную по всей длине дорожки и только потом убил ее и понес вниз по холму к небольшому оврагу, огораживающему уступы полей. Здесь он съел свое "блюдо" и бросил жалкие его остатки.

Тело лежало на спуске оврага в том месте, где на одном конце находился узкий уступ поля, а на другом в сорока ярдах стояло лишенное листьев чахлое ореховое дерево. На его ветвях в четырех футах от земли жители соорудили стог сена высотой в шесть футов. Здесь я и решил сесть в засаду.

Поблизости от того места, где лежало тело, узкая тропинка сбегала в овраг. На земле виднелись следы леопарда, убившего женщину; они совпадали со следами леопарда, шедшего за мной позапрошлой ночью от убитой им козы до рудрапраягского бунгало. Следы, принадлежащие очень крупному самцу, имели небольшую ущербину там, где пуля, пущенная четыре года назад, поранила подушечку на его левой задней лапе.

Я достал в деревне две прочные восьмифутовые бамбуковые палки и вбил их в землю рядом с межой, отделявшей поле, где лежало тело, от поля, находящегося ниже. К этим бамбукам я надежно прикрепил штуцер и дробовик, привязал отрезок шелковой лесы к куркам и укрепил ее на двух кольях, вбитых в землю на другой стороне обрыва и немного повыше тропинки.

Если леопард пойдет по тропинке, как это он сделал предыдущей ночью, вполне естественно, что он наткнется на лесу, натянет ее и сам себя застрелит. Если он обойдет ловушку или пойдет иным путем, а я выстрелю в него, когда он уже окажется около трупа, почти наверняка, он попадется на естественном пути отступления.

Не только леопард вследствие своей защитной окраски, но и тело убитой, с которой были сорваны все одежды, будут невидимы в темноте. Поэтому для ориентировки при стрельбе я достал из оврага плитку белого известняка и положил ее на край поля примерно в одном футе от той стороны, где лежало тело.

Когда приготовления на земле наконец были закончены, я устроил для себя удобную лежанку на стогу; сбросив часть сена вниз и немного нагромоздив позади себя, я, кроме того, подложил его еще себе под грудь.

Пока я лежал в этой позе - лицом к трупу, а спиной к дереву, у леопарда оставалось мало шансов увидеть меня, в какое бы время он ни пришел. Я был твердо убежден, что людоед придет в течение ночи, несмотря на общее мнение, что он никогда не возвращается к своим жертвам. Моя одежда была еще мокрой после тяжелого подъема, но относительно сухой пиджак немного предохранял от холодного ветра. Я основательно устроился на моем мягком и комфортабельном ложе и приготовился к целой ночи бодрствования.

Своих людей я отправил назад, наказав им оставаться в доме старшины, пока я не зайду за ними или же пока солнце на следующее утро не поднимется достаточно высоко. Шаг за шагом я прошел от межи до стога, и казалось, ничто не должно было помешать леопарду сделать то же самое.

Солнце уже близилось к закату, и вид долины Ганга со снежными Гималаями на заднем плане, голубовато-розовыми от лучей заходящего солнца, был великолепным зрелищем - подлинным праздником для глаз. И вот почти сразу, как только я это ощутил, небо поблекло, дневной свет постепенно исчез, и наступила ночь.

"Ночная" темнота - весьма относительный термин и не имеет установленного стандарта. То, что для одного человека является кромешной тьмой, другому покажется темным, а третьему - чуть-чуть темноватым. Для меня, проведшего в жизни так много времени под открытым небом, ночь никогда не кажется темной, если только небо не закрыто тяжелыми тучами; этим я не собираюсь сказать, что мое зрение так же остро ночью, как и днем; но я могу достаточно хорошо видеть, чтобы найти дорогу в любых джунглях или, по существу говоря, в любых условиях. Положил я белый камешек около тела только для предосторожности, так как надеялся, что свет от звезд и дополнительное его отражение от снежных вершин создадут достаточное освещение для правильного выстрела.