Дом культуры - Анастасия Ясенецкая

– Ну и ладно, – художник поправил очки и, шатаясь, поковылял вдоль стены, слегка опираясь на нее кончиками пальцев. Дойдя до двери, он прочитал надпись на табличке. «Апплодисментная».

– Придурки. Что за название выдумали? – криво усмехнулся Баревский и открыл дверь. В «Апплодисментной» лежали кучей метлы, лопаты и тряпки. Там же валялась сгнившая фанерная доска с остатками золотистых букв «ска п ёта». На доске висело восемь пожелтевших фотографий. Только на них были изображены не лица толстых теток, а какие-то скульптурные девичьи головы – почти такие же, как у девушки с веслом в парке. Андрей, покопавшись, в куче мусора, извлек оттуда знамя. Точнее, от знамени остался лишь полуистлевший драный лоскут неопределенного цвета. Баревский без труда оторвал его от флагштока, увенчанного наконечником в виде копья. В центре его было отверстие—звезда. Андрей посмотрел на свет сквозь эту пентаграмму, и удовлетворенно кивнул:

– Чем я тебя породил, тем тебя и убью, – сказав так, он продолжил свой путь…

6

…Устав ждать Сергея, Ирма отправилась на его поиски. Она обошла Дом культуры по периметру, а потом свернула в парк. Половина фонарей на аллее, по которой она шла, была разбита, но и оставшиеся освещали путь неплохо. Жена Баревского была в этом парке не раз, и помнила практически все скульптуры, что попадались на ее пути. У пионера с горном не хватало одной ноги до колена и доброй половины головы. Лицо пышнобедрой девушки с младенцем на руках было залито синей краской, а на левой ягодице красовалась надпись «fuck ю». У рабочего в груди зияла дыра, из которой торчали куски арматуры. В конце аллеи маячила девушка с веслом…

…Первый раз Андрей привез Ирму сюда через два года после их свадьбы. К тому времени оба уже были наркоманами с солидным стажем. Правда, потом с Баревским случилось некое чудо. Андрей бесследно исчез, и Ирма была почти уверена, что ее ненаглядный благополучно помер от передоза в какой-нибудь подворотне. Но через месяц он неожиданно вернулся. Ирма с трудом узнала в госте тощего, бледного доходягу с синяками под глазами – таким еще совсем недавно был Андрей. Баревский не сказал ни слова, даже не поздоровался, лишь, хамовато усмехаясь, закатал рукав. Ирма тупо уставилась на гладкую, розовую кожу, с четким, словно реки на контурной карте, рисунком вен. Потом Андрей все так же молча взял жену за запястье и легонько тряхнул. Цыплячья рука Ирмы была синюшно-бледной, в мелких, местами гноящихся ранках. Точно такая же, как и у Андрея недавно… «Как?» – по своему обыкновению, одними глазами, спросила Ирма.

– Узнаешь, – продолжая ухмыляться, ответил Андрей, – Покажу тебе одну штуку…

С этими словами он резко ударил жену кулаком в живот. Ирма со свистом выдохнула и согнулась пополам. Баревский толкнул ее, женщина ударилась головой о стену и потеряла сознание…

…Ирма пришла в себя у подножья Девушки с веслом. Андрей сидел на корточках рядом и пристально, почти не мигая, смотрел на жену. Ирма попыталась что-то сказать, но губы ее не слушались. Не могла она и пошевелиться. Вокруг буквально на глазах темнело. Ирма уже с трудом различала фигуру Андрея, лишь статуя девушки с веслом излучала неяркий голубоватый свет. Баревский без особого труда перевернул Ирму на живот и с силой ударил ее ребром ладони между лопаток. И тут Ирма явственно ощутила, что Андрей достал из нее НЕЧТО… Какую-то часть ее самой – не тела, не души, а чего-то совсем другого. Ледяной ужас завладел всем существом Ирмы – ей даже показалось, что она слышит, как хрустят где-то внутри миллионы микроскопических кристалликов льда. Ей захотелось крикнуть, но, как в кошмарном сне, у нее не получилось издать ни звука. Из ее груди лишь вырвался с сиплым надрывным свистом воздух, здорово отдающий перегаром. Баревский еще раз ударил Ирму. И снова на свободу вылетела очередная порция воздуха. А потом Ирму стошнило. И сразу же, словно блевотина освободила дорогу звуку, Светлое Будущее огласилось истошным криком…

– Не сдерживайся! – раздался голос Андрея, гулко, словно из трубы. Больше он не произнес ни звука. Ирма, выпучив глаза, запрокинула голову. Ее взгляд уперся в пустые гипсовые глаза девушки с веслом. На миг Ирме показалось, что на белых, покрытых глубокими трещинами губах появилась язвительная ухмылка. А потом живот девушки начал надуваться на глазах. И тут Ирма поняла, что эта совковая богиня забеременела от вырванного куска ее, Ирмы, индивидуальности. И совсем скоро она произведет на свет чудовище. Но тут Андрей с размаху ударил жену по голове, и та потеряла сознание…

…Баревский встал, прикрыл глаза и некоторое время стоял, едва заметно шевеля губами. Потом он резко развернулся, обошел статую и поднял с земли кусок брезента. Под ним обнаружилась миниатюрная копия Дома культуры. Андрей осторожно взял макет и оторвал его от земли. Тот оказался полым внутри. Под Домом культуры находилась газетка, на которой стояла початая бутылка портвейна, а рядом лежал обкусанный с разных сторон батон черного хлеба. Баревский отставил макет в сторону, потом открыл небольшую дверцу в постаменте статуи и извлек оттуда граненый стакан, блюдце с гербом СССР и красную эмалированную звезду с серпом и молотом. Андрей разложил эти приборы перед собой, затем аккуратно отщипнул кусочек от батона, положил его на звезду, а ее водрузил в центр блюдца. Потом он примерно на четверть наполнил стакан портвейном. Сделав это, Андрей встал, подошел вплотную к статуе Девушке с веслом и с усилием провел пальцем по внутренней поверхности ее бедра. На пальце остался след известки и темный сгусток крови. Баревский улыбнулся и медленно провел рукой по куску хлеба, размазывая кровь по нему, а остатки растворил в портвейне.

– Ну, за воссоединение, – пробормотал Андрей себе под нос, взял блюдце со стаканом и вышел к Ирме. Та по-прежнему была без сознания. Баревский перевернул ее, достал из кармана скомканный красный флаг и положил жене на грудь, аккуратно расправив. Ирма тихонько застонала – она начала приходить в себя.

– Жаль, дорогая, ты не сможешь осознать величие момента, – покачал головой Баревский, взял с блюдца звезду и резко воткнул ее нижние лучи Ирме в подбородок. Она вскрикнула, и вымазанный кровью кусочек хлеба скатился прямо в ее открытый рот. Туда же Баревский вылил портвейн из стакана.

– Ну, вот и все, – удовлетворенно улыбнулся Андрей. Его жена снова застонала, из уголка ее рта стекла тонкая струйка кровавой слюны…

…После этого Ирма стала много пить, курила по три пачки сигарет в день, но к наркотикам больше не притрагивалась. А еще она практически перестала стареть – словно после встречи с гипсовой Девушкой остановились какие-то невидимые часы… О том, что Андрей сделал с ней тогда, Ирма никогда его не спрашивала. Мешал страх, животный и безотчетный. Ирме казалось, что как только она лишь попытается спросить, снова вся грудь ее наполнится жутким, никуда не выходящим воздухом, а каждую клеточку тела пронзят ледяные иголки…

…Странно, но на само Светлое Будущее ирмин страх не распространялся. Она несколько раз ездила туда с Андреем, и, пока он делал наброски скульптур, бродила по парку, не думая ни о чем. Ирме даже доставляло это удовольствие, наполняло ее неким покоем и умиротворением. Только к Девушке с веслом она предпочитала не приближаться…

Но сейчас Ирма безо всякого страха стояла прямо перед этим советским парковым шедевром. Девушка уже не представлялась ей жуткой беременной богиней. Грязный, потрескавшийся кусок гипса – вот и все, что видела Ирма. Ей показалось, что в знакомой фигуре что-то изменилось. Ирма подошла поближе, и с удивлением обнаружила, что в пьедестале статуи появилась дверь. Она толкнула ее. Раздался скрип, и прогнившая, висящая на ржавых петлях дверь отворилась. За ней была лестница, ведущая вниз. Освещала ее лишь красная аварийная лампочка.

– Дурдом! – сквозь зубы процедила Ирма, присела на корточки и закурила. Это была последняя сигарета, и жена художника, нервно смяв пустую пачку, выбросила ее куда-то в кусты. Ирма курила, глядя, как причудливо извивается дым в желтом свете парковых фонарей, освещающих аллею. Неожиданно, гудение одного из них стало громким и надрывным. Потом лампочка мигнула пару раз, раздался хлопок, и фонарь погас. А потом еще один. И еще. И еще. Когда вся аллея погрузилась во мрак, Ирма в сердцах швырнула недокуренную сигарету на землю и растоптала ее носком ботинка. Огонек окурка упорно не желал гаснуть, но Ирма все-таки добила его каблуком. Луна зашла за тучи, и теперь единственным источником света осталась красная лампочка у входа в подземелье. Ирма нащупала у себя под ногами железный прут – видимо, часть остова какой-то из статуй, подняла его, встала, резко выдохнула и вошла в дверь.