Пациентка - Родриго Кортес

— Опять Маньяни?

— Точно, — кивнула Маргарет. — Они там уже чуть ли не каждого пятого мальчишку в «долговую яму» посадили — деньгами, сволочи, ссужают. Понятно, что ребятишки расплачиваются кто как может — порошок на себе таскают, за пивом к пуэрториканцам бегают… Так что не расслабляйся. Маньяни еще никого за просто так не выпускали: или деньги, или порошок. Понимаешь, что это для Рональда значит?

Нэнси автоматически кивнула и еще глубже ушла в себя.

Она ждала этого момента достаточно долго, года два — точно. Рональд быстро взрослел, но еще быстрее замыкался в себе; совсем перестал слушать отца, и Нэнси совершенно точно знала, что однажды это как-то проявится. Но она и представить себе не могла, что ее Рональда подомнут под себя эти чертовы братья!

Она встала и совершенно механически, почти не осознавая себя, приняла участие в поедании бутербродов, а затем и торта, что-то кому-то говорила, что-то спрашивала, хвалила торт, но была уже не здесь, а спустя полчаса, едва солнце начало клониться к горизонту, чуть ли не бегом отправилась домой.

Салли ознакомился со всем хозяйством автозаправки за полчаса и тут же схватился за метлу. В Хьюстоне он мыл площадку с порошком — каждый божий день, но здесь это было немыслимо да и не нужно. Единственный порыв горячего пустынного ветра приносил с собой столько песка, что мыть или не мыть, вопроса не возникало.

Затем он тщательно собрал в округе весь мусор, все пивные банки, все презервативы, все бумажные пакеты с гниющими остатками недоеденных гамбургеров внутри, а в четыре утра, за два часа до начала своей смены с корнями повыдергивал весь колючий бурьян, закрывающий вид на шоссе из окон заправки.

Затем, ровно в шесть утра, Салли встал на замену уходящему отсыпаться рабочему-итальянцу и двенадцать часов подряд без устали бегал по жаре, принося заказы, оттирая лобовые стекла от вдребезги разбившейся мошкары и подкачивая шины. Снова дочиста подмел площадку и к восьми, перекусив и заправившись хозяйским бензином, выехал в город. И почти сразу же увидел его.

Бледный морщинистый мужчина стоял в кустах пришкольного парка со спущенными штанами и совершенно обезумевшим от греховного наслаждения взглядом.

Салли прижал автофургон к обочине, заглушил двигатель и, предварительно оглядевшись по сторонам, подошел к нему вплотную.

— Бог в помощь.

Грешник судорожно глотнул и с опаской уставился на крепкого белесого парня с маленькими, бегающими глазами и, было видно, — испугался.

— Чего надо? — хрипло выдавил он.

— Познакомиться, — холодно улыбнулся Салли. — Давно здесь стоишь?

Мужчина растерянно моргнул.

— Минут пять…

— И как улов?

Мужчина недоуменно прокашлялся, как вдруг заметил что-то за плечом нежданного собеседника и вытянулся в струнку — словно терьер.

— Отойди… — яростным шепотом просипел он. Салли обернулся. Из школы выбежала разноцветная стайка старшеклассниц.

— Отойди, я сказал! — уже всерьез рассердился мужчина и, не дождавшись, пока Салли выполнит его требование, подхватил сползшие до колен брюки и, обогнув собеседника, засеменил к цели.

Школьницы взвизгнули, бросились врассыпную, а Салли проводил преследующего их греховодника внимательным взглядом и быстрым энергичным шагом вернулся к машине. Это была превосходная шлюха — пусть и в штанах, и времени он терять не собирался.

Когда Нэнси добралась до дома, Рональд подозрительно прилежно корпел над уроками.

«Поговорить с ним самой?»

Она глянула на сына, поймала его затравленный взгляд, и сердце болезненно защемило. Она знала, что разговор неизбежно сползет к нотациям, а Рональд, вместо того чтобы покаяться и покончить с ним, упрется, займет оборонительную позицию и завязнет еще глубже.

«Сказать Джимми?»

Это было еще худшим вариантом. Нэнси наперед знала, что Джимми рассвирепеет и, может быть, ударит сына, даже наверняка ударит, категорически запретит ему приближаться к братьям Маньяни на пушечный выстрел, но этим все и закончится. А затем пойдут недели томительного, наполненного страхом и неизвестностью ожидания, и однажды она обнаружит, что уже поздно.

Разумеется, был и другой вариант — самый жесткий и абсолютно законный, но тогда бы Рональд приобрел среди сверстников пожизненный статус доносчика, и она вовсе не была уверена, что так будет лучше для всех.

«И что теперь? Ждать?»

Нэнси растерянно огляделась по сторонам и только теперь поняла, что не видит Энни.

— А где Энни? — только чтобы оборвать это затянувшееся молчание, спросила она.

— Там это… — густо покраснел Рональд. — Они на этого психа нарвались… без штанов.

— Какого психа? — обомлела Нэнси и вдруг поняла, — И что?

— Перепугалась, конечно, — ответил Рональд. — У себя сидит. Я отцу позвонил, но они его не…

Нэнси метнулась в детскую, схватила Энни, развернула к себе… Она и впрямь была напугана.

— Сволочь! — тяжело задышала Нэнси и вдруг ясно вспомнила Левадовски с его теорией о зависти к пенису, и внутри у нее полыхнула ярость. — Недоноски!

Нэнси посмотрела на часы и с трудом подсчитала, что до возвращения Джимми со службы осталось порядка сорока минут. Встала, нетвердым шагом спустилась в кладовую и начала разбирать коробки — одну за другой. Старое бальное платье, шляпки, бесчисленные, любовно переложенные бумагой туфли — еще с шестого класса и наконец — главная.

Нэнси посмотрела на коробку невидящим взглядом, потянула за розовую ленточку и сняла пыльную, вдавленную внутрь крышку. Выбросила кучу разноцветного шелкового тряпья и замерла. Перед ней на самом дне коробки лежала матово поблескивающая вороненой сталью «беретта».

Трясущимися руками Нэнси распечатала лежащую рядом упаковку и высыпала тяжелые маслянистые патроны в ладонь. С трудом вытащила обойму и начала ее снаряжать — патрон за патроном, именно так, как однажды научил ее старший брат.

Салли готовился основательно. Он понимал, что вплоть до темноты, пока солнце не село, его жертва никуда не денется, — лишь бы не приехали копы. А потому он отогнал машину в сторонку, вытащил и разложил на сиденье весь свой инструмент и задумался.

Салли знал, что впадет в это состояние, когда, кажется, сам господь управляет его рукой, сразу, как только начнет. А здесь, практически в центре города, это было опасно. Но с чего-то начинать было надо.

Он вздохнул, сунул в карман бритву и выбрался из машины. Миновал магазин, продрался сквозь заросли подступившего к дороге парка и присел на бугорке. Отсюда его будущая жертва всевышнему была видна как на ладони.

Салли глянул в сторону солнца. Оно уже почти садилось.

«Дождусь темноты, — решил он и почувствовал, что уже плывет по волнам настигающего его предчувствия наслаждения, — и будь что будет!»

Нэнси припарковала машину за два квартала от школы. Взяла сумочку и обнаружила, что сломала ноготь, но где и когда, вспомнить не сумела. Глубоко вздохнула и, преодолевая дрожь в коленях, выбралась из машины. Оглянулась по сторонам, по возможности негромко захлопнула дверцу и нетвердым шагом прошла остаток пути. Намеренно создавая себе алиби, если что-то пройдет не так, заглянула в магазин, купила колы и сухой торт, стараясь не выдать своего лихорадочного состояния, очень мило поболтала с хозяином, а выйдя из магазина, обогнула его и в считанные секунды оказалась в огромном пришкольном парке.

И вот здесь она словно вернулась в тот самый супермаркет, в котором похитила икру. И только потому, что сумерки, заросли терновника и толстенные стволы разновозрастных деревьев скрывали ее от посторонних взглядов, никто не сумел бы увидеть, как, шатаясь и хватаясь за деревья, будто пьяная, и периодически закатывая глаза от настигающего ее наслаждения, мать двух детей и примерная жена полицейского бредет к школе.

Восторг преодоления самой себя пронизывал ее всю — от темечка до копчика. Восторг делал ее дыхание хриплым и прерывистым, а сознание неясным. Восторг почти парализовал конечности и застрял в желудке огромным горячим комком. Восторг овладел ею, как чужой властный мужчина, — безо всяких условий и целиком.

Она оцарапалась о голые колючие ветки сухих, но так и не вырезанных с осени кустов терна. Она несколько раз поскользнулась на влажной, остро пахнущей древесным тленом земле. Она едва видела, куда идет, но когда впереди замаячил просвет, Нэнси поняла: все! Она не станет потакать себе в такую минуту.

Нэнси прислонилась лбом к шершавой прохладной коре огромного клена, сунула руку в сумочку и вытащила пистолет. Преодолела мгновенный, почти экстатический прилив эмоций и щелкнула затвором. Заставила себя пройти еще два десятка шагов и замерла. Вертящий головой по сторонам, словно филин в ночи, Тальбот — вечный позор и проклятие этого города с вечно приспущенными штанами — все еще стоял здесь, на самом краю огромного парка и наискосок от парадного подъезда единственной городской школы.