Награда за риск - Лайза Эндрюс

Но ведь актеры всегда целуются на сцене и на экране, и никто не находит это безнравственным. Она тоже взята на роль. Пройдет неделя — и все отойдет в прошлое, она совершенно забудет об этом.

Ее мысль пошла по второму пути, это помогло ей расслабиться. Она почти ненавидела Луиса, и вместе с тем ей очень не хотелось, чтобы он считал ее каким-то инфантильным и фригидным существом. Как соединялись в ее сознании эти две вещи, Эмма и сама не смогла бы объяснить. Не один мужчина произнес обвинительную речь в ее адрес, когда Эмма отказывалась с ним спать, а она только гордилась собой. Но Луис — другое дело…

Она оторвалась от его губ с томительным вздохом. Велик или мал список грехов этого человека, но туда явно не входит неумение целовать. Теперь-то она побывала в мужских руках. А эти мальчишки не понимают, что поцеловать — значит очаровать, привлечь, что это не какой-то спортивный прием, подобный тому, как отбивают продолговатый мяч на площадке для регби.

Когда пальцы его стали соскальзывать вниз, она ощутила в позвоночнике приятное, возбуждающее покалывание. Да, в таких делах он мастер. Это такая же правда, как то, что Эмма его ненавидит и не попадется на его удочку. И все же такая, еще невинная близость с ним очень приятна. Сейчас он компенсирует ей убытки, которые потом нанесет со всей безжалостностью. Но до сих пор между ними, можно сказать, была гармония.

Вот только долго он будет ее еще целовать? Она была уверена, что Луис будет водить языком по ее губам, прося открыть жемчужную твердыню. Это была его первая ошибка. Другие парни бесцеремонно всовывали язык ей в рот, заставляя ее претерпеть отвратительные ощущения. Нет, благодарю покорно. Теперь она была наготове и держала свои зубы плотно сомкнутыми.

Жара на балконе становилась удушающей. Тело готово было растаять, и она обнимала шею Луиса только затем, чтобы держаться на ногах. У нее кружилась голова, но все неудобства будут в дальнейшем компенсированы. Палящее андалусское солнце, которое нещадно набрасывается на всех нерасторопных, вовремя не скрывшихся в тени. Резкий аромат бугенвиллей, сползающих вниз по стенам, запах пеларгониумов в горшках по всем углам. И в довершение ко всему аромат лосьона после бритья и теплое прикосновение мужчины. У Эммы было ощущение, что она опирается на Луиса и, стоит ему перестать ее поддерживать, она упадет, потому что ноги перестали быть ей поддержкой.

С закрытыми глазами Луис выглядел совсем другим существом. Его тяжелые черты смягчились, он был почти красив. С чего она решила, что у него жесткие, колющиеся на ощупь волосы? Они мягкие, как шелк. Проводить по ним рукой было так же приятно, как гладить маленького щенка.

Головокружение прошло, и Эмма чувствовала себя успокоившейся и примиренной. Она думала о том, как были красивы его длинные загнутые ресницы, когда он ее целовал. По временам она вздрагивала и стонала, будто ее поражала электрическая искра.

Внезапно он прервал поцелуй и отошел от нее, и она зашаталась, боясь потерять равновесие. Было очевидно, что он затягивал поцелуй в ожидании, когда лопнет ее терпение. Он принимал ее как вызов.

— Ты свински высокомерный шовинист!

— А ты довольно-таки упоительна, — отозвался он, постукивая ее по щеке длинными чувствительными пальцами.

Он прошел на середину комнаты, скинул с себя рубашку и швырнул на кровать. Пока кровь играла у нее в ушах и она мучилась ожиданием, что же он будет делать дальше, он вошел в ванную и встал под душ. С балкона ей было видно все, что происходит в ванной. Несмотря на худобу, Луис был весьма мускулист. Что у него сильные руки, Эмма поняла еще в самолете, когда он опустил их, оголенные до локтей, на подлокотники сиденья. Еще раз она убедилась в этом только что, когда он притянул ее к себе. И вот теперь Эмме стало ясно, что и всему его телу присуща такая же сила.

Луис открыл гардероб, взял чистую рубашку и тут же отшвырнул ее.

— Я пошлю горничную распаковать багаж. А ты вели ей принести все, что ты хотела бы съесть и выпить. Некоторое время ты будешь предоставлена самой себе. Нам с дедом надо обсудить массу вещей, и я скажу ему, что ты утомилась в дороге.

— Он решит, что я невежа.

— Хорошо, я сообщу, что велел тебе отдохнуть. Стол я распоряжусь накрыть к обеду на половину девятого.

Он оставил Эмму на балконе и не оглянулся уходя.

Она прошла в ванную и умылась холодной водой. Взгляд ее в зеркале казался немного рассеянным, а своего тела она как будто не чувствовала. Наверное, у нее, как у тех пришельцев из фантастического романа, все молекулы пришли в состояние диффузии. В дальнейшем ей не надо шутить с солнцем: у нее слишком чувствительная кожа.

Вернувшись в спальню, Эмма решила внимательнее приглядеться к обстановке. Мебель была темная, с причудливыми резными узорами. Вообще все очень тяжеловесно, очень по-испански и очень по-мужски. Она ожидала увидеть богатство, причудливость, пестроту, а встретила строгость едва ли не монастырскую. Одно отличало эту комнату от кельи стареющего затворника: фрески на белых стенах. Это была работа большого мастера, на оплату которой ушло, должно быть, целое состояние.

Эмма продолжала осмотр. Полы были из кремового мрамора. Что ж, это хорошо при здешнем климате — создает прохладу. А чтобы не смущала их жесткость, всюду набросаны были яркие, затейливого рисунка половики. Штор на окнах не было, только жалюзи, а на кровати белое пикейное покрывало. Она потрогала материю — весьма качественна, но очень проста.

Она ощутила прилив раздражения. Это смешно! Почему ее раздражает именно то, что она не может найти сколько-нибудь существенных недостатков у этой комнаты? Закусив нижнюю губу, Эмма снова стала оглядываться. Да, ей здесь все положительно нравится.

Ну а сам хозяин? Сердце ее заныло от воспоминания о поцелуе. В нем она тоже не находила никаких существенных недостатков.

Если ты еще не женщина, мужчины всегда будут смотреть на тебя высокомерно. «Пойдем со мной, милочка, и я тебе покажу, что ты потеряла», — у всех у них примерно одинаковый фамильярный тон. Либо они стараются тебя уязвить — фригидная, закомплексованная.

От такого чувственного мужчины, каким был Луис Кеведо, Эмма ожидала именно такого обращения. Но она ошиблась. Его поцелуй был долгим, томительным и нежным. В нем не было ни демонстрации силы, ни чувственного вымогательства. Совершенный поцелуй. Есть одно, в чем трудно, но приходится себе признаться. Не будь он так поглощен самим собой, она была бы им поистине одурманена. Но он явно не падок на мирские соблазны. В этом есть что-то неестественное.

Выйдя на балкон, Эмма расположилась в тени. Почему она до сих пор девица? Как-то она пыталась объяснить это Кейт. «Ты любишь яблоки вообще, но тебе очень хочется съесть именно полосатый ранет.