Награда за риск - Лайза Эндрюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В таком случае я оставлю это у себя. — Он положил в карман ее паспорт. — В доме хранятся бесценные коллекции античных раритетов и живописи. Вы сами понимаете, что нам нельзя рисковать.
Эмма с презрением отвернулась. Ей хотелось надавать как следует по этой кичливой физиономии. Но только все равно нельзя выбить из человека его физиологические рефлексы. Пусть думает что ему заблагорассудится. И пусть благодарит судьбу, что она ему подвернулась.
Благодарит! Разве он хоть кому-то был благодарен в своей жизни? Она сгребла все, что он выкинул из ее сумочки, и разложила по своим местам. Видел бы он себя со стороны в тот момент, когда тряс эту сумку и прикарманивал ее паспорт!
— Вы всегда ведете себя как испорченный мальчишка, если что-то получается не по-вашему? — спросила она уже спокойно. — Или только с женщинами? Вы опоздали родиться, Луис. Во времена Франко вы были бы нужным человеком. А теперь женщины вышли из подчинения. И научились сами управлять.
— Успокоитесь вы наконец? — Искры гнева готовы были посыпаться из его глаз, но Эмма не думала успокаиваться.
— Очевидно, вы один из тех, кто голосовал против высшего образования для женщин. Но по-вашему не вышло. Не так уж мы безмозглы. Некоторые из нас, слава Богу, выучивают второй язык. — Она скользнула взглядом по кольцу на своем пальце. — И дорожат нравственными качествами своих избранников, а не только вытряхивают из них деньги.
— Замолчите! — Луис вскочил, как бешеный зверь, и замахнулся на нее. Она отпрянула и сильно ударилась головой о стену.
— Вы ничего обо мне не знаете, — шипел он, — и строите дикие предположения.
— Про горшок не скажешь, что он чайник, — парировала Эмма. — Так почему же вы так сникли, когда выяснилось, что я говорю по-испански? Потому что вы с Рамоном обсуждали меня в моем присутствии? Или потому, что получили не простушку горничную, как вы думали? Если бы вы были озабочены моей особой, я бы, конечно, все вам о себе рассказала. Но вы даже не спросили, как меня зовут. Вам нужна была бессловесная кукла, чтобы приодеть ее, и пусть дедушка полюбуется! Вам пришлось заплатить поддельной Аманде, потому что с настоящей ничего не получилось!
Он еще больше помрачнел.
— Так ты говоришь, меня тебе Бог послал? И как ты меня отблагодарила? Выведала все мои тайны, а потом решила выставить меня дураком перед дедушкой и его друзьями! Я не знаю, что у тебя на уме, и, во всяком случае, сказочке твоей я мало верю, но ты заслужила, чтобы тебе преподали добрый урок!
И он стал прижимать Эмму к стене, целуя ее при этом самым грубым образом. Он больно кусал нежную кожу ее губ, его крупный рот, казалось, готов был вобрать в себя все ее лицо. Эмма пыталась оттолкнуть его, но куда ей было справиться с его упрямством и физической силой. Она пыталась кричать, протестовать, но Луис лишь воспользовался этим, чтобы внедрить поглубже свой язык. Эмма ощутила вкус алкоголя и вспомнила, сколько он выпил в этот вечер. Как бы его остановить? Высвободив руку, она впилась ногтями ему в шею.
Он вскрикнул и пошатнулся, но едва только она вырвалась, он тут же схватил ее в охапку и стал заламывать ей руки над головой.
— Вот так! — сардонически ухмыльнулся он. — Еще немножко — и ты расколешься.
— Не мучь меня! Прости, что сделала тебе больно. Но не могла же я стоять и давать тебе делать со мной все, что ты хочешь!
— Ага, будешь знать… Ты ведь, кажется, все про меня знаешь — как я думаю, как я чувствую. Поэтому скажи мне, guapa, что я сейчас буду делать?
Эмма еще пыталась вырваться, но у его рук была поистине железная хватка.
— Сейчас ты меня отпустишь и больше никогда не будешь трогать, — проговорила она, пытаясь справиться с дрожью в голосе.
Он медленно затряс головой, темные глаза угрожающе засветились в полумгле.
— Ты еще очень многого обо мне не знаешь! — Он снова грубо поцеловал ее и одной рукой продолжал заламывать руки, а другой стал оскорбительно ощупывать низ тела.
— Нет, — застонала Эмма полузадушенным голосом. Она отчаянно боролась, стараясь коленом ударить его между ног, но он принял такую стойку, что стал для нее совершенно неуязвим.
Эти его поцелуи уже не были демонстрацией техники, как те, дневные, ничего за собой не повлекшие. Эмма все более отдавалась во власть своего страха, она понимала, что сопротивление только возбуждает его. Ее тело потеряло гибкость, будто она приготовилась к неизбежному. Слезы лились по щекам, и боль пронизывала каждую клеточку ее тела.
— Пожалуйста, Луис, — умоляла она человека, в котором уже не усматривала ничего человеческого. — Что бы я ни говорила, что бы ни делала, я не заслуживаю этого. Даже будь я преступница, это не наказание… Так не наказывают…
Он вдруг отпустил ей руки и сам отступил на шаг, однако продолжал таращить на нее глаза, как будто она просочилась сюда из какого-то иного мира. С какой-то нежностью он посмотрел на ее заплаканное лицо и выругался, похоже, в свой собственный адрес.
— Пойди, приготовься к постели, — проговорил Луис устало, поднял жалюзи и вышел.
Заперев за собой дверь, Эмма до краев наполнила ванну и погрузилась в теплую глубину. Уже не находя в этом никакого комфорта, исчерпав весь источник своих слез, она надела халат, туго подпоясалась и вышла в спальню. Луис стоял на балконе, перегнувшись через перила.
— Отпусти меня завтра домой, — проговорила она, стоя в отдалении, — я скажу, что у меня заболел отец.
— Никуда отсюда. — Он взял ее за руку и потащил к постели. Потом закрыл балконную дверь, опустил жалюзи и бросился в кресло. — Ты ведь сказала, что у тебя только мать.
— Да, но мне легче солгать, чем на маму накликать беду. Прошу тебя, Луис. Я не смогу вынести этот спектакль. Я боюсь тебя.
— Господи, Аманда, неужели ты поверила, что я причиню тебе какой-то вред? — Он попытался заглянуть ей в глаза, но не смог выдержать ее взгляда.
— А что ты устроил?
— Мне ведь ничего не стоило снять с тебя все и самому раздеться, будь у меня было намерение…
— Можешь не объяснять. — Она вся вспыхнула от унижения. Неужели он и вправду не думал о насилии?
— Если уж на то пошло, да — ты меня взбесила своими феминистскими выкладками и насмешками над моей расторгнутой помолвкой.
— А что ты говорил мне?
— Я должен попросить прощения?
— Лучше расскажи мне, что произошло между тобой и Амандой.
Он долго смотрел на нее и наконец отрицательно покачал головой.
— Ты сама все всем рассказываешь о себе?
— Когда меня спрашивают, да. Почему же не рассказать? Мне ведь нечего скрывать.
Он сделал жест сдающегося — поднял руки вверх.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});