Морская тайна - Михаил Константинович Розенфельд

— Совершенно верно, — спохватился боцман, — вы уже, я думаю, слыхали, как я выиграл пари и что я съел в буфете этой поганой биргалки. Уверяю вас, теперь мы с этим запасом могли бы плавать еще суток десять.

Простодушный Андрей в восхищении пододвинулся к боцману, но Головин жестом приказал ему не отвлекать Бакуту.

— И вот, — заключил боцман, — для такого человека, как я, это — не житье. Я не навожу паники. Я надеюсь, что продержусь не меньше вас, однако, я хочу просить у вас, Александр Павлович, честного слова на тот случай, если я раньше всех отдам концы…

— Что с вами? — воскликнул Головин. — Я не узнаю вас, Бакута.

— …если я отдам концы, — покачивая головой, повторил боцман. — Но… но, Александр Павлович, хотя вы и молодой человек, но я вас считаю настоящим моряком. Александр Павлович, я вам верю, как себе… И вы мне должны дать честное слово.

— В чем? — решительно потребовал штурман. — Говорите же наконец.

Неожиданно Бакута по-ребячьи заморгал глазами и вдруг взмолился:

— Дайте честное слово. Скажите, что вы, товарищи, не съедите меня, когда я…

— Боцман! Вы с ума сошли! — гневно прикрикнул на него Головин. — Да как вы смеете…

— Нет, нет… — засуетился на месте Бакута. — Не обижайтесь, дайте мне досказать. Я самый большой из вас. Мало ли чего на море не бывает! Я не боюсь за себя. Если я не выдержу и сыграю за борт, мне не страшно. Я боюсь за вас. Когда вы спасетесь… Вы, молодые советские моряки…

— Молчать! — окончательно вышел из себя возмущенный Головин. — Это подлость так думать.

— Подлость! Подлейшая подлость! — обрадованно подхватил Бакута. — Я этого и не думал про вас. Но море… Не обижайтесь, прошу прощения!.. Я просто потерял соображение.

В течение дня Головин не разговаривал с боцманом.

В безветреном, ослепительно синем океане, под горячим небом вяло опустился парус, и в тишине, изнывая от жажды, моряки лежали на дне шлюпки, пряча головы от солнца.

Над неподвижной водой проносились стаи легких серебристых летучих рыб. Сверкая на солнце, они, высоко взлетая, описывали дуги и неслышно исчезали, словно растаяв в прозрачном воздухе.

Защитившись парусом от опасных тропических лучей, Головин беспрерывно глядел в бинокль. И вдруг ему начинало казаться, что именно сейчас, через минуту, через секунду на горизонте прорежется бледно-голубая полоска земли или появится дым парохода. Бакута, следя за штурманом, убеждал Андрея:

— А мне не нужно бинокля. Я и за пятьдесят миль почую, если где пойдет судно. Бинокль ничего не поможет, а я, не глядя, скажу «земля», и вы все увидите берег или остров.

— Как же так? — искренно изумлялся Андрей. — Как это вы узнаете?

Боцман, испытывая величайшее удовлетворение от подобных вопросов, разъяснял свои чудесные свойства скромно и коротко:

— Надо быть Бакутой…

Ночью моряков разбудило удивительное происшествие. О шлюпку дважды ударилось что-то твердое. Проснувшись от толчков, друзья сначала подумали, что они попали на мель. Опустив весла, они сразу же убедились, что под лодкой прежняя глубина. На рассвете удар повторился снова.

В полдень опять раздался удар слева, и Бакута, перегнувшись за борт, в следующую секунду с радостным криком кинулся в воду.

Покинув шлюпку, боцман быстро поплыл по океану, точно кого-то догоняя. Откуда только взялись силы у истощенного старика! Он плыл, широко разбрасывая длинные руки, и внезапно нырнул.

Не менее минуты он находился под водой. Друзья уже стали беспокоиться. Андрей, ожидая разрешения штурмана, стоял, готовясь немедленно броситься за Бакутой, но тот как раз в этот момент вынырнул из глубины и, торжествующе отфыркиваясь, закричал:

— Ура! Гребите ко мне. Бросай конец!

Волнение и всплески над тем местом, куда второй раз нырнул боцман, показывали, что под водой происходит какая-то борьба. С канатом в руках Андрей прыгнул за борт, и вот наконец боцман выплыл у самой шлюпки с темно-зеленой черепахой.

С необычайной ловкостью Бакута обкрутил канатом непокорные скользкие черепашьи лапы. Однако, силы уже оставили боцмана, и он, задыхаясь, с невероятными усилиями взобрался на корму. С трудом изможденные моряки втащили в шлюпку черепаху, которая весила не менее тридцати килограммов.

— На спину! Переворачивайте ее на спину! — командовал боцман. — Теперь у нас мяса хватит на целый век.

Отдышавшись, счастливый Бакута немедленно вскрыл панцырь черепахи.

— Не иначе как близко берег, — к всеобщей радости убежденно заявил боцман. — Они далеко не уплывают. Или, может быть, шторм ее загнал? Но… что бы там ни было, теперь мы наедимся, как кабаны.

Раздумывать не приходилось. Голод вынуждал есть мясо сырым. Боцман отрезал четыре куска и хотел было приступить к еде, как вдруг Головин, что-то вспомнив, остановил его.

— Боцман, — обрадованно приказал он, впервые после вчерашнего разговора обращаясь к Бакуте, — настрогайте с банки[1] щепок. Как можно больше щепок.

— Есть настрогать щепок! — отозвался Бакута, не смея спрашивать, к чему это понадобилось Головину.

Штурман вывернул из капитанского бинокля большое стекло, и тогда его намерения стали понятны.

В ведре Нина сложила сухие, пропитанные масляной краской щепки, и через десять минут посреди шлюпки горел зажженный стеклом костер, а еще через полчаса моряки ели превосходное жареное мясо.

— Спасены! — беспрестанно твердил Бакута, на деле доказывая товарищам размеры своего аппетита. — Не так-то легко загибаются советские моряки!

Воспользовавшись благоприятным случаем, боцман не мог удержаться, чтобы не рассказать Андрею множество историй про черепах.

— Хотите знать, — отрывая зубами сочный кусок мяса, говорил он, — иной раз мне встречались такие чудища, перед которыми эта черепаха покажется не больше, чем блюдечко для варенья.

Не откладывая дела в долгий ящик, боцман тут же рассказал о том, как однажды у берегов Мексики он поймал черепаху величиной с шестивесельную шлюпку, и как пароход тащил ее на буксире до Одессы, и как затем он через весь город тащил ее на канате. Городской театр опустел, вся публика выбежала на улицы. Остановились трамваи, а растерянные городовые, боясь подступиться к невиданному чудовищу, вызвали пожарную команду. Но к тому времени боцман благополучно дотащил свою черепаху на Приморскую улицу, где он квартировал во время стоянок парохода. На счастье, в доме нашелся подходящий сарай, и черепаху удалось скрыть от глаз любопытных. Но слух о диковинке разнесся