Год 1914-й. Пора отмщения - Александр Борисович Михайловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Именно так, господин Гучков, - подтвердил кандидат от заговорщиков на русский трон. -Мы не станем ни о чем договариваться с этим человеком, а прикажем гнать его палками. Ведь тот, кто провозгласил свое равенство с нижними чинами, в наших глазах сам не лучше нижнего чина.
- Ну хорошо, Великий дюк Кирилл, - сказал месье Боссе. - Хоть это звучит не очень демократично, ха-ха-ха, но я вам верю. Пусть будет так, как вы сказали, главное - организовать сильный натиск на Германия с востока. Генерал Жоффр считает, что после нашего успеха в битве на реке Сена следующий сокрушительный удар по бошам должны нанести русские солдаты, а ваш император и его дядя от этой священной обязанности уклонялись. Франция - это светоч европейской цивилизации, и спасти ее от гибели разорения - долг каждого культурного человека в мире.
- Мы выполним свой союзнический долг, - заявил глава заговорщиков, рассчитывавший на должность всемогущего председателя правительства при бессильном монархе, да еще к тому же хроническом алкоголике, - но и нам тоже будет нужна помощь. Предыдущее правительство очень плохо подготовилось к войне, и очень скоро у нас наступит нехватка всего необходимого, в первую очередь снарядов и патронов. Этим вопросом нужно заняться как можно скорее, потому что иначе наше наступление не будет иметь перспектив.
Француз посмотрел на Гучкова как на идиота. Даже если бы Франция могла выделить снаряды для русской армии, то доставить их к месту боев в короткие сроки не было никакой возможности. Южный путь через Средиземное и Черное моря закрылся в связи с вступлением в войну Османской империи. Северный путь через Архангельск закроется в течение ближайшего месяца в связи с ледоставом на Северной Двине и Белом море. Путь вокруг всей Евразии, через Суэцкий канал, Индийский и Тихий океаны и далее по Транссибу в Европейскую часть России - настолько длинный и медленный, что пройдут месяцы, прежде чем отправленные из Франции снаряды доберутся до фронта боев с Германией...
Но ничего такого офицер Второго Бюро диким славянским варварам говорить не стал.
- Вы можете быть уверен, что я доложу о ваш проблема в Париж, - твердо произнес он, - и там обязательно придумают, как вам помочь. Вы только сделайте свое дело, а мы будем делать свое. А сейчас давайте закончим наш разговор и пойдем слушать ваш замечательный русский романс, потому что это очень красиво.
Семьсот сороковой день в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения.
Полковник службы безопасности Бригитта Бергман и Владимир Ильич Ульянов-Ленин
- Это просто архиомерзительно! - воскликнул Ильич, когда Бригитта Бергман закрыла просмотровое окно. - Царь Николай, конечно, не самый лучший правитель для России, но эти, которые сейчас так непринужденно сговаривались о его убийстве, оказались стократ хуже. А этот Гучков, каков гусь - политической гибкости ему захотелось!
- Гучков - типичный представитель своего класса, жадный и неумный, - сказала Бригитта Бергман. - Умные держатся от этого зловонного дела в стороне. Впрочем, в той компании хороши все, за исключением месье Боссе, который никого не предает, а просто честно выполняет приказы своего безумного руководства. Вот тут простор для проявления политической гибкости со стороны товарища Серегина просто необыкновенный, потому что он ничего этим людям не должен и ничего им не обещал. На первых порах он не хотел выступать на стороне кайзера Вильгельма даже на Западном фронте, поскольку такого хода не поняли бы его русские и сербские союзники, но это препятствие будет устранено после того, как под русским царем и его царицей по приказу французских властей взорвется бомба. И вот тогда французские Ротшильды и служащие им продажные политиканы поймут, что раньше было совсем не плохо, а настоящий ужас наступил только сейчас.
- И вы, товарищ Бергман, конечно же, чрезвычайно довольны таким исходом событий? - воскликнул товарищ Ульянов-Ленин, фирменным жестом заложив большие пальцы рук за проймы жилета.
Та в ответ посмотрела на вождя мировой революции своим пронизывающим профессиональным взглядом, от которого тому стала не по себе, и ответила:
- Конечно же, я довольна тем, что товарищ Серегин собирается взять шефство над местной Германией, ибо немцы вашего мира для меня люди не чужие. Там, на Западном фронте, в окопе сидит мой отец Пауль Бергман, а моя мать Мария трудится работницей на швейной фабрике. Я чувствую сродство не только со своими родителями, но и со всеми прочими своими соотечественниками, и чрезвычайно рада, что теперь их будущее изменится, и ужас нацизма никогда не наступит на немецкой земле. И то же самое, только не так остро, чувствуют и другие Верные тевтонского происхождения. Я - одна из них, а потому услышала их облегченный вздох в тот момент, когда наш Патрон сообщил, что собирается позвать кайзера Вильгельма в свои вассалы. Но вам, наверное, этого не понять, ведь вы считаете себя человеком мира и не ощущаете своего родства ни с одним народом.
- Да, - с вызовом ответил Ильич, - не ощущаю, ибо детство мое было наполнено издевательствами и насмешками. Да вы и сами об этом знаете. С одной стороны, в моей семье мордва и крещеные калмыки, с другой, обрусевшие немцы да шведы. Вот и получился Володя Ульянов без роду без племени. Несмотря на то, что мой отец выслужил очень высокий чин, дающий наследственное дворянство, симбирское общество не считало нашу семью за ровню, и в свои гимназические годы я ощутил это на собственной шкуре. Детки купцов и чиновников относились ко мне с оскорбительным пренебрежением, как к сыну выскочки и «калмыку», и единственное, чем я мог утереть им нос, это своим отличием в учебе. Вы даже представить себе не можете, как я их тогда ненавидел...
- Симбирское общество, в котором вращалась ваша семья, было ничуть не лучше того,