Ладамтам - Анче Колла

НИЩИЙ

Случилось так, что один человек, не выучившийся с детства прощать, полюбил свою гордость больше, чем ту, что была предназначена ему с начала мира. Он знал о предназначении. Но он ждал, что придет время простить. Случится знак, чтобы сказать о своей любви. Но время прошло, явного знака не было. И любовь умерла.

И с тех пор бродил он по свету и нигде не мог найти себе покоя, в поисках того, обо что так неловко и неожиданно когда-то споткнулся. Вглядываясь в лица, догоняя прохожих, пытаясь распробовать чай…

Он надеялся, что однажды все-таки ему удастся так же случайно найти. Может быть, вот этот первый встречный, умывающий руки в ручье, разбрызгивая воду по сторонам, сможет смыть с него липкий налёт равнодушия, так прочно въевшийся в некогда бешено бившееся сердце? Или старушка, которой он помог взобраться по холму, улыбнётся, и от этой её улыбки с него слетит чёрствая корка? Он готов был, как нищий, протянуть руку и просить. Вернуть, одолжить, подарить или хоть продать за любые сокровища мира способность снова любить.

Однажды он так и сделал. Надел старый дырявый плащ, вышел на дорогу с протянутой рукой и стал ждать чуда. Чудо, видимо, гуляло где-то в другом месте. Босоногий мальчишка, бежавший по своим делам, остановился нерешительно у странного, не старого и не больного «нищего», подумал и вручил ему яблоко. Благодарность подула в лицо тёплым ветерком. Но маленький артилан убежал, и ветерок улетел следом.

Всего каких-то шесть лун назад он, оказывается, был настолько близок, что руку протяни. Но именно тогда — шутка ли, наказание, насмешка ли судьбы — он искал совсем другое. Нашёл. И думал — отпущу все, чтобы получить то самое. Получил. Как ему казалось, почти до неба достал в приступе восторга и радости своему открытию… и вдруг оказался один посреди темного переулка. Найденное было совсем не той глубины, а отпущенное — так далеко, что не дотянуться, не докричаться, не догнать. И все же он протянул руку в пульсирующую вокруг пустоту. Ничего. И голос пропал, и ноги отказались слушаться. Как в любимых им с детства легендах — он каменел изнутри, начиная с сердца. И, казалось, больше не было надежды.

Память услужливо подкидывала ему ночь, берег, полнолуние, лодку, глаза… Мошкара, ветер с юга, приглушённые голоса и пляшущие огоньки. Он срывался вдогонку памяти, бежал возле себя того, хватался за весло и кричал себе же:

«Не отпускай».

Но он прежний ничего, конечно, не слышал. И в тысячный раз, сном из прошлого, он отпускал её руку, уходил, не оборачиваясь, бросив через плечо «Однажды ты тоже поймёшь». Зря.

Приходя в прошлое можно сколько угодно гулять по улицам собственной памяти. Ты ограничен лишь длительностью тишины. И невозможностью изменить.

И только в полнолуние ему иногда казалось, что она все ещё зовёт его. И что-то заржавевшее глубоко внутри со скрежетом больно смещалось… И тогда он плакал.

Не каждый путь для всякого идущего. И дорога, вроде, вот она. И ноги две, и ветер попутный. А не стелет, и все тут! Туманами мутит, камешками в ботинки набивается, корягами нежданно-негаданно подножки ставит. Так и тянет обратно повернуть!

А иной — и походкой не вышел, и лямки заплечного мешка сползают через шаг, и плащ-дождевик промокает в секунды, но идёт! Легко так, пританцовывая, версту за верстой. И дождь ему в лицо не назло, а к радости, и вечерний привал костром согревает.

Дорога — она ж такая… С каким сердцем ступишь на неё, так и отзовётся! Что сыграешь на походных струнах, то и в вечерних сумерках почудится.

Правильно ли идёшь? Твой ли путь, или леший какой тропинки путает, следы в лужах топит? На свете много похожих дорог.

Но твоя — не про всякого. По ней идти будет ой, как непросто! Вымокнешь до нитки, споткнёшься не единожды. Иди. И тогда ночное небо решится подмигивать звёздами, а ветер перестанет тушить едва затепленный костёр. Даже коряги спрячутся поглубже.

Дороге лишь нужно знать, что ты не случайно забрёл, сбившись с пути на закате. Она ведь тоже день за днём ждёт своего путника.

ЦУРАВЬ

Много на земле путеводных камней. Дороги подсказывают, из чащ выводят, от болот берегут. Но есть один — который найти особая удача — цуравь-камень, путеводитель души.

Заблудившись однажды без компаса, потеряв направление по звёздам, куда идти человеку? С земными дорогами оно ясно: дождись утра, посмотри на мир при солнечном свете, и поймёшь, где юг-север. Но куда пойти заблудившемуся сердцу? Где отыскать ориентир?

В мудрых книжках написано, что цуравь-камень спрятан на самой тёмной стороне человеческой души, той, которую он и сам в себе не признает. Но если решиться и опуститься на самое дно, дать погаснуть всем звёздам и случайным светлячкам — ты найдёшь его. И рассмотришь истину. Что есть в мире, чего не замечает человек? Какая судьба тайной вязью записана на его ладонях? Все покажет цуравь-камень.

Были среди артиланов говорливые мудрецы, которые находили его. Много и охотно рассказывали они о сути вещей, намекали на тайны, прочитанные на камне, но о которых и говорить смысла нет непосвящённым, припоминали заклинания, дарующие великую силу тому, кто ими владеет.

Впрочем, далеко в лесу жил-поживал один охотник, тоже, вроде бы, находивший цуравь. И он утверждал, что и не камень то вовсе, а огромное зеркало. Без волшебных заклинаний и скрытых истин. Найди, смотри, отражайся. И понимай, как знаешь.

Врал, наверно.

Закрой глаза. Растяни вдох так надолго, как только сможешь, выдохни так медленно, как получится, до предела. Повтори ещё пару раз. Вспомни, как пахнет туманное утро за считанные минуты до рассвета. И как ветер дует в лицо. И каково это — отправляться в дорогу, когда целый мир все ещё (уже?) спит. Память хранит сотни тысяч запахов — отыщи среди них запах осени и горящих мокрых листьев. Вдохни его как можно медленнее. А на выдохе отпусти мысли обо всем, что прошло. Подумай о воде. О лодках и о вёслах. О вечернем приливе в такт с луной. О рассветной дымке над рекой. О точке отсчета. О начале. Вдохни радость, возьми так много этого прозрачного воздуха, как сможешь уместить в собственной груди! А на выдохе прости себя. За все и насовсем. Наконец, посмотри на звёзды — не глазами, сердцем смотри. Пусть их будет много, много, много… Мерцающая бесконечность… На долгом вдохе позволь небу обнять тебя. На выдохе — засыпай…