Невидимый фронт - Юрий Усыченко

Постучав и получив разрешение войти, Дрига распахнул дверь:

— Капитан Дрига прибыл по вашему приказанию.

— Здравствуйте, капитан, садитесь.

Из-за широкого письменного стола навстречу Дриге поднялся полковник лет пятидесяти. Спокойные серые глаза его внимательно и дружелюбно осматривали молодого офицера. Однако взгляд полковника не упускал ни одной мелочи. Широкое гладко выбритое лицо, с несколькими глубокими морщинами поперёк лба, говорило о большой выдержке и твёрдом характере. В чёрных густых волосах выделялась одна тонкая серебряно-седая прядь.

— Моя фамилия Всеволодов, — сказал полковник и, помолчав немного, спросил:

— Вы знаете, зачем я вас вызвал?

— Нет, товарищ, полковник.

— Я хочу перевести вас к себе.

Полковник сделал несколько медленных шагов по комнате. Ковёр заглушал стук тяжёлых армейских сапог, только жалобно поскрипывали плитки паркета — Всеволодов был высок и грузен. Его фигура отличалась той массивностью, которая даётся здоровым людям, привыкшим с детских лет к физическому труду.

— Вы очень нужны нам, — продолжал полковник после небольшой паузы, — Вы уроженец этого края, хорошо знаете его людей, владеете русским, украинским, польским и, кажется, немецким? Да?

— Так точно, товарищ полковник.

Всеволодов не оставил без внимания официальную сухость ответа. Полковник ещё раз внимательно посмотрел на Дригу.

Капитан сидел прямо, но не напряжённо, в свободно сдержанной позе. Он был одет аккуратно, даже щеголевато — во всё новое, с жёлтыми, сильно пахнущими кожей ремнями снаряжения. По тому, как ловко и свободно облегал его тонкую фигуру китель, чувствовался бывалый кадровый военный. Всеволодов сам был аккуратен до педантичности и ценил это качество в других. Ему нравилось, когда молодой офицер старался щегольнуть подтянутостью, точным выполнением требований устава не только в работе, но и в одежде. «Значит, человек уважает форму, — говорил полковник, — понимает, что офицеру не к лицу одеваться кое-как».

Внушало симпатию Всеволодову и лицо Дриги — простое, с задорным взглядом чёрных глаз, в глубине которых секундами появлялась суровая задумчивость, свойственная людям, не раз встречавшим угрозу смерти.

Когда полковник сказал, что хочет взять Дригу к себе, на лице капитана появилось выражение растерянности.

— Я знаю, о чём вы думаете, капитан, — сказал Всеволодов. — Вы обижены тем, что вас — боевого офицера, храброго и опытного командира — переводят из действующей армии в тыл. Но это не так. Вот посмотрите, — Всеволодов встал, подошёл к окну, распахнул его. В комнату упругой волной ворвался свежий ветер. — Перед вами спокойный тыловой город. Он спит. В мирных домах отдыхают люди, проведшие день в напряжённом труде для фронта. Мать баюкает на коленях ребёнка; студент сидит над книгой, готовясь к экзамену; учёный обдумывает новое открытие... И где-то среди тысяч людей, на одной из тихих, спокойных улиц, притаился враг. Враг всех мирных людей, ваш враг, капитан Дрига.

Всеволодов стоял, опершись обеими руками о подоконник, всматриваясь в темноту. Казалось, его зрение стало фантастически острым, и пожилой человек с тонкой седой прядью в волосах приобрёл способность видеть сквозь мрак ночи, сквозь стены и крыши домов.

— До сих пор вы знали врага — он был по ту сторону фронта, носил зелёный мундир гитлеровской армии. Всё было очень ясно и просто. Где же враг теперь? Кто он? Как он одет? Притворился ли рабочим, торговцем, крестьянином? Что он делает в этом уснувшем после трудового дня городе? Пишет? Разговаривает? Ест? Вы ничего этого не знаете, капитан Дрига. Но вы должны будете узнать. Должны будете среди тысяч честных, благородных людей найти одну ядовитую гадину. Найти и обезвредить её, прежде чем она успеет сделать своё гнусное дело.

Всеволодов закрыл окно и медленно зашагал по кабинету. Дрига молчал, стараясь не пропустить ни одного слова полковника. Тонко и жалобно поскрипывал паркет под ногами Всеволодова.

— Конечно, задача эта трудная, капитан. Но у нас с вами много друзей и помощников. Наши враги всегда поражаются успехам советской разведки, выдумывают про нас всевозможные фантастические истории. Они не могут понять одного: в их странах со шпионами воюют сыщики, у нас — народ. Народ даёт нам силу, окружает нас своей поддержкой, против которой бессильны ухищрения самого матёрого шпиона. Партия учит нас бдительности, воле к победе, ясному пониманию своих задач. Вы должны всегда думать об этом, капитан Дрига. Вы — защитник народа и слуга его...

Полковник, круто повернувшись, сел за стол.

— Я совсем не знаю, как браться за дело, — нерешительно сказал Дрига.

— Вам предстоит кропотливая, на первый взгляд даже скучная работа. О ней никто не будет знать. Но эта работа нужна стране. Вот что произошло со мной много лет назад, когда я только вступал на этот путь. В те годы у нас еще не было своей тракторной промышленности, мы покупали тракторы за границей, платили за них втридорога золотом и валютой. Наши враги применили метод экономической диверсии — контрабандой вывозили ценности из советской страны, чтобы нам нечем было платить за купленные машины. Я в то время служил на границе. Это была не лёгкая служба, капитан, — возиться с трусливыми, хныкающими контрабандистами, отыскивать в потаённых местах золото, бриллианты, доллары. Я тяготился этим, мечтал о ярких подвигах, а поздно ночью в своей тетради отмечал, сколько сегодня было найдено и конфисковано ценностей. И когда я подсчитал общую сумму, то оказалось, что её хватит на покупку десяти тракторов. Я — рядовой солдат отряда чекистов — помог приобрести стране десять тракторов! А вы знаете, чем для нас были в ту пору тракторы. Вот наша работа, капитан. С тех пор я по-настоящему полюбил её, приучился смотреть на всякое, даже самое маленькое дело, широко, с государственной точки зрения. Если и вы будете понимать свое дело так, то вам не страшны никакие трудности, связанные с ним. Мы — коммунисты, и как коммунисты выполняем свой долг... Вот, пожалуй, всё, что я хотел сказать вам перед тем, как вы примете окончательное решение. Если не хотите работать у нас, — не настаиваю.

Дрига уже принял решение.

— Я согласен, товарищ полковник, — твёрдо сказал он.

— Вот и чудесно, Ростислав Петрович, — полковник протянул Дриге свою большую с длинными, тонкими пальцами руку. — А теперь я вызову майора Боренко, и мы разработаем ваше первое задание.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

НА ПЛОЩАДИ РЫНОК

Кварталах в пяти от центра Кленова, на площади Рынок, стоит старое, но хорошо сохранившееся трехэтажное здание. Тот, кто минует низкий сводчатый тоннель, напоминающий, как и в большинстве средневековых домов, вход в крепость, очутится в узком полутёмном дворе, выложенном стёршимися от шагов многих поколений каменными плитами. С правой стороны двора, над дверью, любопытный прохожий мог увидеть вывеску: «Буфет. Горячие и холодные закуски. Флячки. Обеды, как у мамы». В нижнем углу вывески мелкими белыми буквами была тщательно выведена фамилия владельца — «Семён Тыскив».

Если верить словам самого Тыскива — тучного, красноносого человека, с быстро бегающими глазами, медленными, осторожными движениями по-женски пухлых, всегда потных рук, то под этой скромной вывеской скрывалась одна из достопримечательностей Кленова.

— Моё заведение — самое старое в нашем городе, — говорил Тыскив тем из посетителей, кто удостаивался его особого доверия и уважения. — Оно существует триста лет. Это — историческое заведение, его основал мой предок Фридрих Тиссен, выходец из Пруссии.

Справедливость требует отметить, что такие беседы Тыскиву приходилось вести не часто. Для большинства посетителей трёхсотлетнего кабака его «историческое» прошлое не представляло никакого интереса.

В годы немецкой оккупации Кленова дела Семёна Тыскива шли неплохо. Взывая к памяти своего предка Фридриха, выходца из Пруссии, Тыскив добился того, что его чисто арийское происхождение было установлено и, главное, официально удостоверено. Ещё более подняло среди фашистских властей репутацию Тыскива деятельное участие, которое он принимал в разрушении находящейся неподалеку синагоги «Золотой Розы», и то, что его сын пошёл добровольцем в дивизию СС, сформированную по специальному заданию Гитлера для карательных экспедиций по сёлам и борьбы с партизанами.

Те годы были периодом расцвета «заведения» Тыскива. Его часто посещали гестаповские офицеры, связанные с предателями из среды украинских буржуазных националистов, и их менее высокопоставленные коллеги — обычные бандиты, которые почувствовали себя в безопасности в городе, подпавшем под власть фашистов. До зари не смолкали песни в старинном доме, слышались пьяные крики, а часто — стрельба: какой-нибудь загулявший эсэсовец разрешал спор с собутыльником при помощи наиболее привычного для себя способа.