Древняя книга. Преображение уже началось - Игорь Уваров

– Чем он славен, тем, что сын отца? Да мы все такие же. Сможет ли он управлять Вестфалией? – его голос звучал грозно и туманом обволакивал всех собравшихся, – я стану вашим царём.

Поранко в ужасе бежал. Все, подчинённые этому туману, соглашались с кандидатурой Эдирне. Спустя ещё два года, Эдирне посягнёт на свою семью.

Два года прошло. За это время вокруг Эдирне собралась непонятная клика. Один из них, особо приближённый к Эдирне, Чейтаб был освобождён из тюрьмы, где десять лет он выполнял каторжные работы, а до этого он был беспощадным убийцей. Теперь же стал вторым лицом в городе, но его чёрный умишко уже вынашивал план становления первым лицом.

Как бельмо на глазу была для Эдирне семья Дувержала, его самого родная семья. «Эти людишки имеют уважение в городе, а кто они такие, если я Третье Светило, и почему, собственно, третье, а не второе. Нет, какое второе – первое. Я-то могу обойтись без Солнца и Луны, а они-то без меня нет. Ну, всё равно Эдирне – это красивое имя. И этот Дувин, как он посмел вперёд меня покинуть утробу нашей матери, ну, я ему отомщу», – размышлял Эдирне.

– Так, Чейтаб, собери побольше своих головорезов, наведаемся к Дувержалу, – обратился он к начальнику охраны.

– Да, мой господин, – подчинился Чейтаб, а сам подумал: «Когда он расправится с Дувержалом, тогда я без труда расправлюсь с ним».

Это было то самое утро, когда Дувержалу приснился сон про быков. Дувержал проснулся от громких стуков в дверь и каких-то криков с улицы. Дверь открыл Дувин.

– Так, думаю все здесь, – источая вопиющую гордыню, вошёл Эдирне, – взять их, они затеяли заговор, – командовал он своим приспешникам.

Но Чейтаб поправил:

– Не взять, мой господин, а скорее, наверно, убить. Ведь так?

– Ну, погоди, я пока не желаю их смерти.

– Мой господин, причём здесь вы, остальные желают, – Чейтаб, усмехнувшись, взглянул в сторону отморозков, пришедших с ними, – Вот, Поранко, он, скорее всего, метит на ваше место; Дувержал, ваш отец, но он же, точно, унижал вас, считал ниже себя, кричал на непослушного голыша; а этот Дувин – первенец – разве не заслуживает смерти, – продолжал он.

– Первенец? Какой же он первенец? Я первый ребёнок, я сейчас сам убью его, – рассвирепевший Эдирне схватил канделябр и махнул им, но Дувин увернулся.

Дувин подскочил к Эдирне, выхватил у него канделябр, бросил на землю и сказал:

– Ты предал нашу дружбу, – развернувшись спиной к брату, Дувин уходил.

Эдирне, тяжело дыша гневом, сплёвывая пену, поднял канделябр и занёс руку над головой брата. А Проклятье Чадры уже снова пробудилось, без него здесь, конечно, не могли обойтись, оно витало над головами братьев.

В это время спускался Дувержал, и, увидев такую картину, он закричал так, что голос его был слышен, наверное, даже в далёком Валеране:

– Ты что делаешь?

Испуганный Эдирне уронил канделябр. И тогда Дувержал рассказал свой сон.

– Твой же подхалим Чейтаб убьёт тебя, а потом земля задохнётся от смрада, исходящего от разлагающихся трупов всего человечества, – заканчивал Дувержал.

– Ты всё врёшь, нарочно придумал, – возражал Эдирне, – я его создал, без меня он сгнил бы в тюрьме.

– Без тебя, сын, ничего бы этого не случилось.

– Чего этого?

– Ты слеп или глуп, по-твоему, всё в порядке? Сын пришёл казнить отца и всю семью из-за того, что ему стыдно за их существование. Ему – самому… а кому хоть, кто ты – простой самозванец, возгордившийся своими жёлтыми, не как у всех, глазами, да?

Чейтабу надоел этот трёп, и он сказал:

– Хватит, заткнись старик, – и он протянул свою руку к Дувержалу.

– Отойди, Чейтаб. Здесь я, и только я повелеваю, – воскликнул Эдирне, – ты – раб обыкновенный. Когда позову, тогда возникнешь.

– Не ори. Ты повелеваешь? Ты бы этого хотел. Но ведь на самом деле ты – никто, – внезапно перебил его не выдержавший Чейтаб.

– Как ты смел? Люди взять его, – закомандовал Эдирне.

– Не угадал, они со мной. Не так ли? – обращался Чейтаб к здоровенным мордам, осадившим двор дома Дувержала.

– Да, Чейтаб, – прогудели пришедшие с Эдирне и Чейтабом.

Но, не слушая этой перебранки, говорил Дувержал:

– Сын, твоя гордыня застилает твой взор. Дувин, – обращался он уже к другому сыну, – ты же видишь, что твой брат не в себе, с ним случилась беда.

– Да, вижу, уже давно, ещё тогда заметил, когда его глаза поменяли цвет, – отвечал Дувин, на время отошедший в тень.

Вдруг молчаливый Поранко сказал:

– Ещё тогда, когда он сверг меня с трона отца, я понял, что Дувмат или Эдирне окутан тьмой.

Дальше говорил Чейтаб, обращаясь к Эдирне:

– Теперь ты мне не нужен, – и он занёс саблю над Эдирне.

И только сабля, рассекая воздух, хотела распрощаться с Эдирне, как канделябр, поднятый с земли, остановил её полёт. Это был Дувин. Неожиданно снова проснулось братское единство на миг. Как одно целое, они сражались с головорезами, завалившими к ним в дом, пока последний бандит не лежал окровавленный у их ног. Где-то у двери валялся Чейтаб, напоровшийся на свою же саблю. И витавшее под потолком Проклятье Чадры вдруг было уничтожено. Оно погибло, конечно, последствия её сохранились, но оно больше не разъединяло людей, теперь они враждовали только по своей воле.

Гибель Проклятья Чадры сопровождалась сладковатым ароматом, который разнёсся по всему дому. Этот аромат вселял в людей на какие-то минуты понимание, пока не рассеялся со сквозняком. И в одну из этих минут Эдирне осознал, что натворил. Он кинулся к ногам отца и умолял о прощении. И этим он разрушил узы ещё одного заклятья – Пелены Суле. Эта пелена была наложена в тёмном лесу, когда Дувмат искал Ягоды Стюкили. Суле – это было необычное воплощение чего-то. Он искал в человеке порок и своей пеленой усиливал его. Заговорив о «Третьем светиле», он узрел честолюбие в молоденьком Дувмате, потом превратил это в величайшую форму гордыни. Но через мольбы о прощении, через унижение Дувмат смог уничтожить чары Суле. И эта пелена болотного цвета вышла из него и разлетелась на множество маленьких капелек, а ветер развеял её по Миру.

Дувмат снова стал Дувматом. А имя Эдирне сохранилось лишь в многочисленных грамотах, прославлявших Эдирне, написанных при его главенствовании. Теперь царём был избран Поранко, и он продолжил дело отца, выступая за мир, покой и справедливость.

Семья Дувержала всё-таки уехала в Валеран, всё-таки они взяли с собой этих чудесных Ягод Стюкили. Когда-то Гелдоор, теперь Дувержал Вольдеор – «Кричащий о судьбе», возвращался к отцу. Натан и Лантана были очень счастливы видеть сына, внуков и невестку Истеку. Поколение в Валеране сменилось, и редко кто вспоминал о том, что Дувержал был «Горевестником», только какой-нибудь плесневый дед или бабка. А разве их кто слушает?

Прошло ещё много лет. Покой, приходящий к людям в старости, позволял оглянуться назад и оценить оставленный после себя след. След Дувержала был следом доброго человека, и, именно, это приносило тот самый покой.

Дувержалу снился сон.

«Это была весна, такая смутная, нечёткая, где-то далеко щебетали птицы, как-то неясно расцветала земля. Потом было лето. Уже более отчётливая картина. Палящее солнце, зелёный мир, голубые-голубые небеса, счастливые животные резвятся на этом Празднике Природы. Иногда приходит дождик, чтобы утолить жажду земли. Далее осень. Заваленное дерево, облетели листья, засыпав тропинки, потом грязь поглотила листья. Две птицы улетают в тёплые края, а их родители остаются в гнезде. „Летите, мы здесь перезимуем“, – говорят птицы-родители. Затем пришла зима. Белые деревья спят, спят животные, и весь мир засыпает. И снова весна. Это уже яркая весна. Две птицы вернулись в своё гнездо, но там уже не было их родителей».

Свой сон Дувержал рассказал наутро Истеке. «Мирная картина жизни», – подумали они вместе. На следующий день они уже не проснулись.

«И дал дары человекам»

Много ходило слухов о чудо-пророках, читающих вещие сны. Но в чём обвиняли некогда Дувержала, то породилось через поколение от него. Один из детей Дувмата – Гердаш был необычным мальчиком, по крайней мере, в сравнении с остальными детьми Дувмата, а их, к слову, было у него двенадцать. Дувмату было только пятьдесят восемь лет, когда случилась ужасная трагедия в его жизни. Из всего, что было ему дорого, он не потерял тогда лишь своих детей и жизнь, впоследствии и то, и другое в сравнении с утратой потеряют для него всякую ценность.

Это случилось в горах, куда он отправился со своей женой Реверой и сыном Гердашем, которому было тогда двенадцать лет. Остальные его дети остались в Пусторе – селении близ Валерана, в котором они жили. Кроме них в горы пошёл и его брат Дувин, прозванный Гереосаром (что означает «Подавший руку»), с женой Лепакой и двумя сынишками близнецами Сином и Крином, которые были ровесниками Гердаша. Дувин, семья которого жила недалеко от Пусторы, оставил дома двух дочерей: Ведину и Альчевину – и маленького сына Турлина, которому в тот день исполнилось три года.