Эгоист (СИ) - Агекян Марина Смбатовна

Тело покалывало и ослабело. Шарлотта слепо льнула к нему, вдыхала терпкий аромат сандала, горячей кожи и солоноватой запах крови, но даже тогда не могла заставить себя оторваться от него, повторяя движения его губ и лаская его сама так, что пьянящее чувство едва не ударило ей в голову.

Ее охватил мучительный страх и боль сожаления о том, что это не может длиться вечно.

И ведь верно, она уже задыхалась, пока он едва не зацеловал ее до одури.

Осторожно выпустив ее губы, Уильям вздохнул и снова посмотрел на нее.

— Зачем ты это сделал? — с тем же ужасом спросила Шарлотта, чувствуя, как от боли переворачивается сердце.

— За тем же, зачем не выпил лекарство.

— И зачем же?

Уильям едва заметно погладил ее по щеке, не представляя, что делает с ней.

— Чтобы не забыть этого. Чтобы сделать это. Я должен был это сделать … — Он заглянул ей в глаза. — Это был самый очаровательный поцелуй в моей жизни.

Шарлотта с трудом сдерживала подкатившие к глазам слёзы.

— Уильям, — прошептала она, не в состоянии проглотить острый комок в горле, ведь он… Завтра он уже не будет помнить этого. Он даже не вспомнит поцелуй из тысячи других для себя, но единственный для нее, который перевернул ее жизнь.

Он вздохнул и отстранил от нее руку.

— Я должен вернуться к себе домой. Не могу же я остаться здесь навсегда.

Господи, даже в таком состоянии он подумал об этом! Шарлотта уже боялась за сохранность своего сердца. Как она отошлёт его в таком состоянии домой? Как отпустит после того, что было?

Дверь гостиной распахнулась, и вошел хмурый Хопкинс с подносом, на котором стоял графин с водой и чистый, граненый стакан.

Шарлотта с трудом заставила себя отстраниться от Уильяма и встать. Колени ее дрожали, но она устояла на ногах.

— Хопкинс…

— Мисс Шарлотта, Адамс вернулся.

Она взяла графин, наполнила стакан водой и повернулась к Уильяму, который вновь стал дрожать. Он был слаб, ранен, о нем нужно было позаботиться. И всё же она не могла оставить его здесь.

Подойдя, она снова присела рядом с ним.

— Вот, возьмите.

Он с какой-то пугающей признательностью взял у нее стакан, кивнул и выпил всю воду. А потом поразил всех, когда резко встал на ногах. И едва не упал, когда вероятно закружилась голова. Шарлотта мгновенно встала и придержала его за локоть здоровой руки.

— Осторожно!

Он вздохнул, бледнея на глазах.

— Всё хорошо!

Ничего не было хорошо. Шарлотта забрала у него пустой стакан и передала Хопкинсу.

— У вас дома есть слуги, которые смогут позаботиться о вас?

Уильям покачал головой.

— Да.

Какой несносный человек. Врет и даже не краснеет!

С тревожным сердцем она посмотрела на Хопкинса.

— Помогите мне отвести его к карете.

Хопкинс с готовностью кивнул, избавился от подноса и подхватил Уильяма с одной стороны, пока то же самое пыталась сделать Шарлотта с другой стороны, но ей пришлось отойти, чтобы не растревожить его рану.

Когда они добрались до входной двери, там уже в нетерпении стоял Адамс. И только тогда Шарлотта поняла, что родные не вернулись до сих пор только потому, что она так и не отправила обратно их экипаж. Но сейчас не это волновало ее.

— Адамс, отвезите лорда Холбрука домой и пока сами не устроите его светлость и не убедитесь, что ему ничего не нужно, не возвращайтесь, вы меня слышали?

Кучер с готовностью кивнул и забрал раненого из рук дворецкого, который вероятно испытал облегчение, избавившись от большой проблемы.

Шарлотта ощутила настоящий холод, когда взглянула на бледное, изможденное, до смерти знакомое лицо, искаженное от боли и усталости. Она не была готова отпустить его так скоро. Так…

Уильям вдруг вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза. У нее замерло сердце, как замирало всякий раз, когда она ощущала на себе его взгляд.

— Спасибо, — молвил он тем своим глубоко-вибрирующим голосом, от которого завибрировало ее собственное сердце.

Шарлотта подошла к нему и, с трудом проглотив комок в горле, тихо попросила:

— Береги себя.

Он устало закрыл глаза и… Вскоре вышел из дома и скрылся в экипаже, а затем и вовсе исчез из ее жизни, будто никогда и не существовал.

Шарлотта зябко обхватила себя за плечи и опустила голову, чувствуя, как жгут глаза.

Пришла и прошла самая невероятная ночь в ее жизни, которая перевернула в ней всё вверх-дном, но ей придется сделать вид, что этой ночи никогда не существовало.

Взглянув на Хопкинса, который всё это время стоял рядом с ней, она тихо велела:

— Приберитесь в гостиной. И прошу вас, не говорите об этом никому. Лорду Холбруку действительно может угрожать опасность.

Шарлотта закрыла дверь, повернулась к лестнице, ведущей на второй этаж, и застыла, не представляя, как пойдёт к себе, как приляжет, а утром встанет и… будет до конца жизни делать вид, будто ничего этого не было.

Не было Уильяма… Не было его поцелуя… Не было его дыхания. И его боли.

Боже, как она теперь будет жить, когда на одну ночь он принадлежал ей? Пусть и не так долго.

Глава 3

Выздоровление шло мучительно медленно. Так медленно, что Уильям ненавидел свое плечо, владевшую им слабость, даже солнечные лучи, которые озорно прыгали вокруг, будто дразня его и говоря: вот мы умеем прыгать и бегать, а ты не можешь, инвалид!

Рана пульсировала, обжигала. Уильям плохо помнил, как вернулся домой и лег в кровать. В голове царил туман, в котором невозможно было разобраться или найти что-то реальное. Он чувствовал себя таким смертельно уставшим, что мечтал только о том, как бы поскорее лечь и уснуть. Глубоко ночью его пробудила рана, на которую он случайно надавил, когда повернулся правым боком. Перевязка хоть и была крепкой и надежной, но рана болела и ужасно ныла. Он с трудом смог уснуть, захмелев от боли.

Наутро следующего дня боль притупилась, рана только ныла, но всё равно было невыносимо поворачиваться, двигаться. Он пролежал в постели до самого вечера и выпил только один стакан чая, который принес ему единственный слуга в дома: экономка, уборщица и повар в одном лице. Уильям не держал большой штат, потому что так было удобнее избегать ненужных сплетен. Он достаточно выставлял свою жизнь напоказ, а то, что происходило тут, предпочитал держать в строжайшем секрете. И не потому, что привозил сюда женщин. Он давно уже никого не привозил сюда, предпочитая выезжать к женщинам, либо просто содержать их в тех квартирах, которые будут далеки от него. Он не хотел, чтобы хоть кто-то совал нос в его холостяцкую, отгороженную от общества жизнь.

Постепенно ему становилось лучше, но слабость давила на него так сильно, что он так и не смог подняться с постели.

Какая-то паршивая, простая рана, пуля прошла даже навылет, а он! Черт, это состояние убивало его. Уильям ненавидел беспомощность, к которой был приговорен на неопределенный срок. Он всегда был деятельным, активным человеком. Ранним утром он любил посещать боксерский клуб мистера Джексона, потом катался на коне. Днем запирался у себя дома и, пока общество гадало, куда он пропадал, а тем более, с какой из женщин, Уильям просиживал часами за своим письменным столом. Но вот вечера… Они полностью были посвящены наслаждениям и… И тому, что ему уже порядком надоело.

Он чувствовал себя не только уставшим, но и каким-то бесполезным, не зная, чем занять себя, а этого Уильям ненавидел больше всего, ненавидел состояние, когда не был способен ни на что. Будто уже и собственная жизнь не принадлежала ему. Будто он был достоин только того, чтобы его списать со счетов.

«Не дождешься!» — гневно подумал он, взглянув на полоток, как обычно делал, когда обращался к отцу.

Будь всё неладно!

Наутро после четвертого дня к нему явилась его мать. Высокая, худощавая женщина с темно-каштановыми волосами и такими же, как почти у всех детей карими глазами, Доротея была в ужасе, когда обнаружила сына, прикованного в постели.