Андер. Книга первая - Виктор Викторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не удосужившись надеть обувь, стоявшую тут же около кровати, зашлёпал босыми ногами в уборную, стремясь попасть туда быстрее, чем узнаю, что ел Андер, когда меня ещё здесь не было.
Через несколько минут, когда меня прекратили сотрясать рвотные спазмы, возникло непреодолимое желание принять душ, в чём я себе не стал отказывать. Разобравшись с переключателями в душевой кабине, сумел настроить приемлемую температуру воды и наскоро ополоснуться.
Когда я выбрался из уборной, меня уже ждали.
— Барон велел проводить вас в его кабинет, — учтиво поклонилась служанка. Не Грета.
— Прямо дежавю, — проворчал я.
— Что, простите?
Я только махнул рукой, понимая, что сарказм только навредит. В этом доме со слугами так не разговаривали. Значит, пока и я не буду.
Когда она открыла передо мной высокие двери кабинета, я лишь коротко кивнул.
— Как себя чувствуешь? — осведомился он Сворт, поднимаясь из-за стола, пытаясь высмотреть в моём лице что-то только ему известное. — Андер?
Несмотря на то, что сказано это было спокойным тоном, понял — он нервничает. Контролируя голос, часто, в период сильного волнения, забываешь о движениях, выдающих тебя с головой. Он слишком поспешно встал.
— Как кусок недожаренного мяса, — ответил я и тут же пожалел, что вспомнил о еде, так как меня снова чуть не стошнило.
— Это должно скоро пройти, — он налил из графина воды, затем капнул в стакан несколько капель из маленького пузырька и протянул мне. — Выпей.
Кочевряжиться я не стал. Хоть пить и не хотелось, но добавленная в стакан вытяжка из риолы действительно должна помочь. Вернув стакан, я опустился в кресло и прикрыл глаза.
— Значит всё получилось! — констатировал он. — Чудесно! Надеюсь, ты на меня не в обиде.
Когда о чём-либо сожалеют, или хотя бы делают вид, в голосе появляются виноватые нотки, чтобы собеседнику было легче поверить в то, что пред тобой извиняются. Сейчас таких ноток не было и в помине. Он даже не попытался скрыть от меня, что его забота фальшива и насквозь формальна.
Вот только я теперь прекрасно знал, что за фрукт передо мной сидит и что от него можно ждать. В моём мире подобных субъектов характеризовали: «импульсивен, склонен к аффективным состояниям».
Не дожидаясь дальнейших расспросов, голосом, который резко стал мне противен, я первый начал говорить.
— Знаешь, если бы мне было шестнадцать, я бы вызвал тебя на дуэль за то, что ты сделал. И приложил бы все усилия, чтобы открутить тебе башку.
— Что!? Не забывайся! — возмутился он Сворт, явно не ожидавший такого.
— Я не договорил, — лениво перебил я его. — Так вот… Мало того, что ты не смог окружить заботой свою жену, так ты ещё после этого сам почти угробил пацана из за какого-то вонючего магического секрета, когда тебе лишь показалось, что от тебя что-то утаили. А когда понял, что вот-вот тебя прихватят за задницу церковники — вызвал меня, чтобы я разгребал то, что ты здесь наворотил. Вот скажи мне, кто ты после этого? Не мудак ли?
— Ещё одно слово в таком тоне… — прошипел он, скорее интуитивно поняв значение незнакомого «мудак», — и я буду вынужден…
— И что ты сделаешь? — я открыл один глаз. — Снова будешь держать меня в запертой комнате несколько лет, чтобы никто не видел, что твой наследник — слюнявый идиот? Как же… что подумает общество, правда? А слухи о том, что это не твой сын — просто слухи, ведь так? Главное же — знания? Которые без меня тебе не получить. Я же правильно всё сказал?
Графин со звоном разлетелся о стену. В какой-то момент я подумал, что уже перегнул. Показалось, что барон плюнет на здравый смысл и просто придушит меня прямо в кресле. Но он Сворт сдержался. Да, сейчас его выдержка только всё осложняла.
Несколько секунд он смотрел на меня с такой незамутнённой чистой ненавистью, а потом прошипел:
— Честь рода он Сворт не должна быть запятнана!
— И это сейчас ты мне говоришь о чести Рода? — удивился я. — А ты в курсе, что о тебе говорят собственные слуги? Или спросим у твоих собственных дочерей, что они думают о таком папаше? Ты в курсе, что они тебя, как огня боятся. И я очень надеюсь, что когда ты сдохнешь, они вздохнут с облегчением, по достоинству оценив подарок, который ты им преподнесёшь.
— Не смей даже упоминать о моих дочерях! А слуги… По-твоему, меня это должно беспокоить? Что они могут вообще знать?
— Знаешь, а я не удивляюсь, почему ты всё довёл до такого абсурда, — я поудобней устроился в кресле, постаравшись принять максимально вальяжную позу. Раздражающую. Будто я здесь хозяин. — Просто потому, что ты редкостный слабохарактерный говнюк, предпочитающий жить в своём выдуманном мирке. Ты же уже угробил свой Род! И если бы не клятва, то эти самые слуги, о которых ты только что так презрительно отзывался, ушли бы ровно через пять минут. А тебе пришлось бы самостоятельно драить свой баронский сральник, потому, что с твоей репутацией никто бы никогда не пошёл к тебе в услужение. Знаешь почему? Да потому, что ты жалкое ничтожество, служить которому позор даже для слуг.
Грохнулся опрокидываемый стул, и в следующее мгновение голову мотнуло от удара, а меня попросту вынесло из кресла. Перед глазами плыло, и снова затошнило со страшной силой.
А ещё запахло ментолом.
— Мелкий ублюдок! — в рёбра с хрустом впечаталась нога и меня всё-таки стошнило на ковёр только что выпитой водой. — Если бы не твоя гнилая кровь, ты бы сдох ещё в младенчестве, тварь, — отрывисто прорычал барон, ударив меня ещё раз.
Я закашлялся.
Новых ударов не последовало, и я сделал попытку встать. Нужно ковать железо, пока горячо. Охнув, от неожиданности снова завалился на пол. Несмотря на то, что детские кости гибкие, этот урод, кажется, сломал мне рёбра. И, как минимум, обеспечил сотрясение, судя по тому, что меня снова тянет блевать.
А к запаху ментола примешалась ещё корица.
Я почувствовал, как меня вздёрнули в воздух за шкирку, несколько раз встряхнув.
— А теперь слушай сюда, ублюдок. Ты сделаешь то,
