Часть 7 : ...да не будет разорвано Богом. - Гэрет Уильямс

— Или тебя.

— Я считаю, что могу разобраться с Чужаками, но прежде мне надо разобраться с ворлонскими флотами. Я не могу позволить им отвлекать меня.

— Как это связано с Джоном?

— Он подходит для моих планов.

— Он мертв.

— Опять ты это говоришь.

— Он умер не напрасно. Не смей обесценивать эту смерть.

— Я смею и не такое.

— Как ты можешь его воскресить? Его душа давным—давно отлетела.

— О, при нормальном течении событий — согласен, но его душе не позволили отлететь. Ее забрал ворлонец.

Она закрыла глаза.

— Ты наслаждаешься, рассказывая мне это, верно?

Он продолжал, словно она и не заговаривала.

— Его тело не разложилось. Я позаботился об этом на Голгофе. Если честно, это крайне просто. Все, что мне надо сделать теперь — это освободить его душу оттуда, где она сейчас заключена. У меня уже есть... некоторый опыт по этой части, но душе надо что—то, к чему возвращаться. Я не могу представить себе что—то, более подходящее, чем ты.

Она вздрогнула.

— Ты не знаешь ничего.

— То есть, ты не поможешь мне?

— Ты знаешь, что нет! Мы разошлись. Это было горько и больно, и это резало меня по живому. Я уже пыталась удержать его живым, когда он должен был умереть. Теперь я не буду играть никакой роли ни в чем, что нарушит его покой.

— Если ты думаешь, что он покоится — то ты более наивна, чем я от тебя ожидал. Так ты не поможешь?

— Нет.

— Что ж, пусть будет так. Мне придется воспользоваться другим методом. Менее надежным, быть может, и точно более жестоким, но какой у меня выбор?

— Ты этого не сделаешь!

— А как ты собираешься меня остановить? Деленн, ты могла быть вождем. Ты могла бы обладать влиянием. Ты даже могла бы командовать в этой войне, на моем месте.

Но ты отвергла все это, чтобы спрятаться здесь. Я не насмехаюсь над тем, что ты делаешь, или над тем, чего ты заслуживаешь, но не забывай — ты решила не пользоваться силой, а сила, которой не пользуются, вскоре иссякает. Ты ни в чем не можешь мне помешать.

— Тогда уходи. Не возвращайся сюда.

— У меня и не было такого намерения. Удачного дня, Деленн.

Она открыла глаза только когда была уверена в его уходе. Потом она посмотрела вниз, и поняла почему у нее болят руки. Она так сильно вжала ногти в ладони, что на них показалась кровь.

По три капли на каждую ладонь.

Л'Нир взглянула на багровое небо и вздохнула. Умиротворение не приходило к ней — не сейчас. Она часто уходила медитировать перед закатом солнца и этот вид неизменно приносил ей спокойствие. Он напоминал ей о двух вещах, что всегда поддерживали ее веру и стремления.

Первая — что смертные создания эфемерны и преходящи. Какие бы великие деяния она ни совершила, какие бы чудеса ни творила, какой бы сверхъестественною мощью ни обладала — солнце будет все так же подниматься и заходить как всегда. Были существа, такие как Чужаки и, возможно, ворлонцы, кто мог это изменить, но она этого не может, никогда не сможет и никогда не желала.

И следующая — что тем, кто владеет силами богов, следует помнить, что они не боги. Синовал выучил этот урок, хоть она и не сомневалась, что время от времени он забывает про него. Чужаки... что ж, ей было жаль их.

— Вы... мм... часто приходите сюда, принцесса Л'Нир. Ха'Кормар'х сказал, что я наверняка найду вас здесь.

Это был центаврианин, Вир. Она уже довольно давно слышала, как он идет сюда. Путь вверх по горному склону был крутым и каменистым, а он был не в лучшей форме.

— Довольно часто, да. Прошу, садитесь.

Он послушался, тяжело дыша и держась за грудь. Он взглянул на нее и пожал плечами.

— Слишком много еды и питья, и недостаточно тренировок. — просто объяснил он.

— Мне говорили, что в вашем мире многим еды и питья не хватает. Настолько, что им точно не стать толстыми и неуклюжими.

— А... Ну да, это правда. Впрочем, для правительства и знати еды хватает всегда. Всегда хватало. И я ел, потому что... ну... иначе ее выкинут, и это кажется еще хуже. Съесть это одно, но выкинуть...

— Извините. Боюсь, что вы не найдете во мне ценителя шуток.

— Нет, принцесса Л'Нир. Это из—за сообщения, которое я принес?

— Прошу, не называйте меня так. — устало отмахнулась она. — Это Та'Лон. Он считает занятным это человеческое выражение, У меня нет никакого титула.

— Хм... Это не то что я слышал. Кое—кто из вашего народа искренне называет вас мессией.

— А это еще хуже. Я не мессия и не пророк. Я просто женщина.

— Весьма мудрая. Я слышал, как вы говорили раньше. Хотел бы я быть таким мудрым, когда я был в вашем возрасте. — Он вздохнул. — А в общем—то, и сейчас тоже.

— У меня нет особенной мудрости, Министр.

— Как рассказывал мне Его Величество, то же самое говорил Пророк, когда они оба были моложе. Я.. извините, что я явился сюда, вытаскиваю вас обратно...

— Нет, ваше дело серьезно, и если с этим согласился Г'Кар, то соглашусь и я. Кроме того, у меня есть... собственные причины желать свидеться с вашим императором Моллари.

— О?

— Старое обещание. Очень старое обещание. Если честно — ему столько же лет, сколько и мне. У меня есть сообщение для него, которое я могу передать только лично.

— Это важное сообщение?

— Более, чем кто—то из нас может себе представить, но не в том смысле, о котором вы думаете. Я не говорю про военные секреты или политические тайны. Нет, это что—то куда более... личное. Но это может подождать. — Она оглядела долину под ней. — Нет, на самом деле, я боюсь.

— Боитесь?

— Сегодня я видела что—то в лице Г'Кара. Он готовится умереть. Когда вы пришли сюда... я видела его. Он ждал вас, я думаю, ждал вашего послания. Я боюсь, что он не увидит этого места вновь.

— Он все еще молод и здоров. Опасность возможна, конечно, но он видел и худшее...

— Он болен, Министр. Болен сердцем. Думаю, что он удерживает себя среди живых так долго лишь потому, что у него есть незаконченные дела. Это, думаю, станет последним.

— Простите. Я не должен был...

— Нет, не извиняйтесь. Мы прятались достаточно. Время возвращаться в галактику. Назревают новые потрясения. Я почти что могу увидеть их, нити что сплетаются и проходят сквозь наши жизни. Знаете, мы все все еще живы. Все мы. После двенадцати лет войны, после всех покушений, болезней и битв без числа, все мы еще живы. Я считала бы это чудом, если бы не видела за этим руку судьбы.

— Все мы? Кто эти... мы?

— Мы — с Голгофы. — Она в последний раз посмотрела на закат и поднялась, отряхивая пыль с платья. — Мы — Совет Синовала.

Затем она направилась вниз, к дому. Вир последовал за ней.

Все умирает. Все мертво. Мертво. Мертво.

Моя дочь умерла, еще не родившись.

Он уставился в черный потолок. Он не мог увидеть его, он вырвал себе глаза из глазниц, чтобы не увидеть ту страшную картину, но он знал что там. Холодный камень, равнодушные звезды, пустой космос.

И за всем этим.

Они.

Это было так ярко поначалу, свет стелился перед ними, разливаясь прямыми путями в другую вселенную, коридорами сквозь время и безумие, Сеть широко распахнутая перед ними.

И также открытая для Них.

Свет ослепил его, но не ее. Она могла встретить его лицом к лицу без страха, но все же она прошла через медитацию и изменение. Он побоялся это сделать. Он не хотел и чтобы она прошла через это, но она прошла — и изменилась.

Если бы он тоже изменился — сейчас бы он мог быть в здравом рассудке.

Дверной проем, залитый светом ослепил его. Он отшатнулся от него, только затем, чтобы вновь поднять взгляд, услышав шум. Это был шепчущий, скребущий, щелкающий звук от миллионов насекомых.

Пути бесконечности открылись и Они пришли по ним. Не во плоти, не сюда, не за ними двоими.

Они пришли в голосах.

Теперь он тихо напевал про себя, хоть и не замечал этого. Он напевал на языке, на котором он не мог говорить, языке на котором во всей вселенной могла говорить лишь горсточка существ. Безумные причитания здесь не были необычны, но его — отличались от всех.

Его — были настоящими.

Они шептались с ним, и все, что ему оставалось — это воплотить эти шепоты в песню.

Причудливую песню убийства.

И безумия.

— Все было, и все есть обречено смерти. Пеплу и дыму.

— Черное сердце бьется в небесах.

Остальные пятнадцать голосов послушно повторяли рефрен.

— Черное сердце бьется в небесах.

Они все были одеты в черные рясы с капюшонами, что полностью скрывали их тела и лица. Если бы кто—то бросил взгляд под капюшон, то всем, что он увидел, был бы проблеск белого — белизна кости и фарфора. Маска мертвеца.

Они назывались Морр'сечара, по крайней мере в этом мире. У них были собратья в других мирах, среди других рас, в высоких и низких кругах. Группы носили разные имена, но все они переводились одинаково.