Дурочка (Ожидание гусеницы) - Нина Васина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я — офицер госбезопасности в отставке. Кому и зачем нужно связать меня с его смертью?
— На эту тему я пока не думал. А есть повод волноваться? С чего бы тебе травить соседа профессора?
— Туся, положи трубку в столовой, я слышу, как ты дышишь, — сказала Лукреция.
— Таисия вернулась? — обрадовался Бакенщик. — Как ты ее уговорила?
Через минуту Туся вошла в спальню Лукреции и села рядом на кровать.
— Пустую банку от икры из мусорки выковыряли и в пакет поместили. Подписала показания, что я икру из этой банки вчера вечером самолично подъела, пока ты не видела. Ну как, хозяйка, — вздохнула она, — сухарей насушила?
— Ты что-то знаешь? — шепотом спросила Лукреция.
— Ну, в общем… у тебя был повод травить профессора, — шепотом ответила Туся. — Он на Лайку завещание написал.
— Какое завещание, не выдумывай!
— Не кричи. Еще при мне написал, я свидетелем была, когда к нему нотариус приезжал. Я знаю, где оно лежит, вчера проверила — на месте. А ты думала, зачем я к нему в дом полезла? Если бы ты предупредила, я бы его — того… уничтожила. А теперь уже поздно, они дом обыщут и найдут завещание. Вот тебе и мотив, и тюрьма с сумой.
Лукреция обхватила голову Туси и развернула к себе, чтобы — глаза в глаза.
— Смотри на меня. Я не убивала профессора. Не о чем было предупреждать.
— Ты знала, что он мертвый. Что будут проблемы. Поэтому и позвала меня. Пусти, — Таисия освободилась. — Лучше расскажи все, или опять из меня дуру сделать собираешься?
— Обещаю — все расскажу, когда пойму. Обещаю, что попрошу у тебя помощи.
— Правда, попросишь?
— Клянусь.
На следующий день Лукрецию задержали по подозрению в убийстве профессора Ционовского.
Урок выживания
Первый, кто пришел к ней в следственный изолятор был… флигель-адъютант Раков. Лукреция вздохнула было с облегчением — это Наташа прислала его сказать, что все уладит, но первые слова Ракова были «я здесь по собственной инициативе».
— Наталья Петровна за границей в отъезде на несколько дней, она ничего не знает, — поспешно объяснил Раков, заметив растерянность Смирновской.
— Так позвони ей и расскажи обо мне! Путь посоветует адвоката!
— А, может, я пригожусь, Лукреция Даниловна?
Переждав, пока женщина придет в себя, Раков пояснил:
— Милиция еще раздумывает, стоил ли отдавать это дело федералам. Я через свое начальство попросил ознакомиться с бумагами. Давайте посмотрим, что мы имеем на данный момент.
Он сел за стол напротив Лукреции и открыл папку с единственным листком в ней.
— А кто твое начальство? — все еще не ориентировалась в происходящем Смирновская.
— Формально — начальник следственного отдела Службы безопасности, в котором я прохожу подготовку как стажер. А фактически… — Раков замялся, — сами знаете, кто. Итак. Основания для ареста: содержание желудка умершего профессора и его завещание в пользу вашей дочери, опекуном которой вы являетесь. В желудке — яд, икра и смородиновый чай. Икру и чай, с ваших же слов, профессор употребил у вас в гостях. Это все, как видите. Для милиции достаточно, чтобы быстро отчитаться о проведенном расследовании. Для передачи дела федеральной Службе зацепок маловато, мотив ничтожен, но вы — офицер госбезопасности в отставке, для злопыхателей есть возможность тщательно поковыряться в вашем прошлом и попробовать связать его с прошлым Ционовского, который в шестидесятых подозревался Конторой в связях с ЦРУ.
Раков посмотрел в бумажку и заметил:
— Правда, это было по доносу, сведения не подтвердились, но в те годы любой донос считался документом, и дело завели.
Он закрыл папку и сложил на ней ладони, переплетя пальцы.
— И что ты… можешь?.. — кое-как справилась с удивлением Лукреция.
— С хорошим адвокатом при частичном признании вины можем добиться вашего выхода до суда под подписку о невыезде. Это проще и всегда действует, а на суде адвокат отобьет все обвинения без проблем.
— Частичное признание?.. — задохнулась от негодования Смирновская. — Суд?! Это все, что ты можешь предложить?
— Конечно, нет. Я могу доказать, что профессор покончил с собой. А могу ничего не делать и слить в прессу материал об аресте офицера госбезопасности в отставке по делу смерти известного профессора. Вам выбирать.
Лукреция в замешательстве обшарила глазами лицо молодого человека. Раков смотрел на нее открыто и дружелюбно. Потом она сантиметр за сантиметром осмотрела его руки. Раков заметил это, протянул руки и перевернул их, демонстрируя ладони. По четыре мозоли на каждой. На первой фаланге левого указательного пальца чуть заметный натертыш.
— Стреляешь левой? — тихо спросила Лукреция.
— Я могу стрелять двумя одновременно, — он вернул руки на папку и поддернул рукава пиджака.
— Чего ты хочешь?
— Хочу жениться на вашей дочери. Только на моих условиях. А не на условиях Ладовой.
Лукреция опустила голову и закрыла лицо ладонями, чтобы скрыть растерянность. Спросила приглушенно:
— Наташка поставила условия, при которых ты женишься на Аглае?
— Конечно. За первый же год нашей совместной жизни с вами я должен буду найти некоторые документы, или убедиться любым способом, что они уничтожены. Заметили — я сказал «с вами». Наталья Петровна уверена, что вы никогда не позволите жить дочери отдельно, даже при муже. Меня это устраивает.
— Бред какой-то! — рассердилась Лукреция и стукнула кулаком по столу.
— Такой вы мне больше нравитесь, — выдал он и улыбнулся, чуть прищурив глаза.
Лукреция покраснела и от этого еще сильней рассердилась.
— Я тебе не верю. Какие документы она у меня ищет?
— Несколько листов с цифровыми записями — думаю, это номера счетов и коды. Еще бухгалтерские бланки и расписки. Она закопала это у вас на участке в восемьдесят восьмом. Потом бумаги пропали.
Лукреция встала и прошлась у стола. Раков тоже вскочил.
— Да сиди ты! — отмахнулась Лукреция. — Будет еще учтивость изображать… Смоленский плейбой!
— Никак нет, товарищ майор. Мне по званию не положено сидеть, когда вы стоите.
Лукреция сжала пальцами виски и села.
— Устала. Мне нужно подумать. Почему Наташка считает, что эти бумаги у меня?
— Потому что в девяносто первом, когда полковник Крылов вырыл в присутствии Натальи Петровны металлический кейс, их там не оказалось, — Раков пожал плечами и сел.
— Ну и что? При чем здесь я? Закапывала она с Сенькой Бакенщиком, никто, кроме них двоих место не знал! Тридцать соток — было где развернуться, а уж такого спеца по маскировке, как Бакенщик, еще поискать!.. Кстати! — Лукреция в озарении посмотрела на Ракова, — Крези-бой мог до девяносто первого обнаружить кейс металлоискателем!
И от участливой улыбки молодого мужчины напротив тут же сникла:
— Как и любой другой из нас…
— Правильно. Главное — не поиск, а информация о том, что Ладова вообще что-то прятала. Ваша дочь видела процесс закапывания. Наталья Петровна сказала, что в девяностом году об этом узнал ваш друг и бывший соратник по Конторе Крылов. Он нашел несколько дневников Аглаи, когда вы с ним сожительствовали… простите, это меня не касается.
— Точно!.. — кивнула Лукреция. — Крэзи-бой письменный стол ремонтировал в девяностом, и нашел тетрадки. Мы как раз с ним недавно вспоминали, как читали найденные дневники Аглаи. Вырванная страничка… Теперь я знаю, что Бакенщик тоже совершенно не в курсе, куда девалась бухгалтерия Таши. После неудачных раскопок в девяносто первом он угрожал Ладовой пистолетом за сведения о ней.
— Не хотите отстраниться от чужих проблем и перейти к своим собственным? — осторожно поинтересовался Раков. — Время посещения ограничено.
— Чужих проблем? Эти люди — мой близкий круг, ближе них никого не осталось.
— Можно спросить? — Раков подался к Лукреции через стол. — Я слышал тогда, как полковник меня вам предлагала. Если бы не этот разговор сейчас, что бы вы решили?
— Я бы согласилась, — Лукреция ответила сразу, без смущения и раздумий. — Тогда речь шла о муже для моей дочери, пусть даже это была сделка в обмен на твою карьеру и жилищные условия. А сейчас ты меня подло шантажируешь!
— То есть, вас бы устроил «засланный казачок» в вашем доме? А мое предложение взять ситуацию в свои руки не устраивает?
— Послушай, как там тебя… Флигель. На данном этапе нашего общения я все еще верю Ладовой, которую знаю двадцать лет, и не доверяю тебе. Вот не верю, что ты сможешь вытащить меня из этой истории быстро и без последствий. Иначе, зачем тебе угрожать оглаской в прессе?
— Я не так давно в вашей среде трепыхаюсь, но сразу понял, что угроза срабатывает быстрее и четче, чем искреннее предложение помочь и защитить.